Глава 7. Византия и Москва

История возвышения Москвы прекрасно описана. Поэтому наша задача будет заключаться в изображе­нии событий с византийской точки зрения, а также в определении роли, которую играла в русской истории византийская дипломатия. Основным проводником византийского влияния была церковь, которая спо­собствовала новому политическому курсу. Поэтому вполне естественно будет задать вопрос: в каком смысле и до какой степени Византия была замешана в возвышении Москвы?

Великий князь Литовский Ольгерд (Алгирдас) (13451377 гг.) был в политике верным последователем Гедимина. Несмотря на то, что литовская династия по-прежнему оставалась языческой, Ольгерд был дважды женат на русских православных княжнах: Ма­рии Ярославне Витебской, а с 1349 года — на Ульяне Александровне Тверской. В его правление Литва сопротивлялась экспансии тевтонских рыцарей, со­перничала с Польшей за обладание Галичем и сумела установить свой контроль над Волынью (1352 г.). Влияние Ольгерда на новгородские и псковские дела было значительно, но недолговечно, в то время как распространение власти Литвы в среднерусских княжествах выглядит очень впечатляюще: Ольгерд последовательно захватил Брянск и Смоленск

176

(1357 г.), Киев (1362 г.), Подолию (1363-1364 гг.), Чернигов (ок. 1370 г.), так что в конце концов его владения распространились до Черного моря. Эти захваты сильно ущемляли интересы татар, хотя им и случалось несколько раз помогать Ольгерду в борьбе с Москвой. Ольгерд воспользовался внутренним разладом в Оряе и в 1363 году сумел нанести татарам серьезное поражение. Однако его настойчивые по­пытки захватить Москву не удались.

Ольгерд, отчетливее, чем его отец Гедимин, склонявшийся к римскому католицизму, сознавал тот факт, что в подвластных ему землях подавляющее большинство населения состоит из православных русских. Поскольку у литовцев еще не было пись­менности, все официальные государственные доку­менты составлялись на русском («славянском») языке. Высказывалось предположение, что по случаю женитьбы на одной из русских княжон Ольгерд принял православие, что могло быть условием цер­ковного брака.¹ Если такое обращение действительно имело место, то оно держалось в тайне, так как официальные византийские документы всегда говорят об Ольгерде как о «нечестивом» (ἀσεβής), ² «огнепо­клоннике» (πυρσολάτρης), ³ а русские летописи — как о «зловерном, безбожнике и нечестивом». ⁴ Истинное отношение Ольгерда к религиозным вопросам лучше всего, возможно, выразил византийский историк Никифор Григора. Характеризуя правителей Руси, Григора упоминает о том, что в военном отношении превосходящий других Ольгерд — «солнцепоклонник», но готов принять православие, если преемник митро­полита Феогноста (ум. 1353 г.) согласится перенести свою резиденцию из Москвы в его княжество. ⁵ Ниже мы увидим, что Ольгерд стремился объединить под своей властью всю Русь, а для этого, в обмен на

177

поддержку Византии, собирался принять правосла­вие. В некоторых церковных и придворных кругах Константинополя к этому плану относились с одобрением, что привело к новым конфликтам как в Константинополе, так и на Руси. В конце концов из замысла ничего не вышло.

Несмотря на нанесенный литовской экспансией ущерб, на северо-востоке Руси господство татар оста­валось прочным. Ханы не трогали существовавших в стране политических и религиозных институтов и пользовались ими в интересах собственного правле­ния и сбора дани. Поскольку в эту эпоху политичес­кое главенство принадлежало великому княжению Владимирскому, татары добивались, чтобы там сидел князь либо достаточно покладистый, либо такой, который не обойдется без помощи татар в борьбе с соперниками. Хотя со времен Киевской Руси право наследования великокняжеской власти в принципе при­надлежало старейшему из удельных князей, татары обусловили это право получением от них официаль­ного утверждения (ярлыка). Практически, они ставили великого князя по своему усмотрению. Избранный кандидат сохранял за собой свой удел, а вдобавок получал город Владимир. В правление могущественных ханов Тохты (1290-1312 гг.) и Узбека (1312-1342 гг.) Золотая Орда искусно играла на соперничестве двух сильнейших претендентов на великокняжеский престол: князей тверских и московских.

В соответствии с принципом родового старшин­ства, в 1304-1305 годах Тохта даровал великое княжение Михаилу Ярославичу Тверскому, но в 1318 году хан Узбек, встревоженный ростом влияния твер­ского князя (Михаил сумел подчинить себе Новгород), уступил проискам его младшего родственника Юрия Московского, и Михаил был казнен в Сарае, а

178

московский князь впервые получил великое княже­ние. Последний, очень к месту, женился на принявшей христианство сестре хана.

Москва, вполне второстепенный город, впервые упоминаемый летописью под 1147 годом, была дана в удел младшему сыну Александра Невского Даниилу. И то, что сын Даниила, Юрий, добился великокня­жеского престола, следует рассматривать как своего рода революцию, которая могла осуществиться лишь в результате ловкого использования татарской власти. Но Москве благоприятствовали и другие факторы: это был географический центр Руси, расположенный на пересечении торговых путей, связывавших Волгу, Дон и Днепр с Новгородом и Балтикой, хорошо освоенный, густо населенный и богатый природными ресурсами, так что это небольшое княжество давало в руки умелому правителю все средства для удовлетворения его честолюбивых замыслов. Возвышение Москвы шло настолько быстро, особенно когда Юрий, как в свое время Михаил Тверской, подчинил себе Новгород, что хан Узбек вновь лишил ее своей поддержки и поставил великим князем Дмитрия Тверского, сына замученного Михаила Ярославича (1322 г.). Вскоре Дмитрий отомстил за смерть отца — князь Юрий в 1325 году был убит в Орде. Это так разгневало Узбека (свояком которого был Юрий), что в 1326 году Дмитрий был казнен. Последний представитель тверской династии, Александр, также получивший великое княжение, решился на шаг героический, но политически абсурдный: он открыто выступил против татар. В 1327 году в Твери были убиты ханские послы. Последствия можно было предвидеть: в 1328 году карательная мощь татарских и московских полков обрушилась на Тверь; Александр бежал в Псков, находившийся в сфере влияния Литвы. Узбек назначил

179

великим князем Владимирским брата Юрия, москов­ского князя Ивана I Калиту. ⁶

В пределах великого княжества Владимирского в борьбе за власть столкнулись Москва и Тверь, а в более широком плане — Москва и Литва. В эту борьбу был вовлечен и Новгород. Новгород, всегда ревностно оберегавший свою самостоятельность, никогда не стремился править всей Русью, а занят был преиму­щественно выгодами своей торговли лесом, воском и мехами. Но по традиции и из чувства национального единства, Новгород всегда принимал князя из правя­щей династии, функции которого, однако, определялись в соответствии с тем, какая партия брала верх в горо­де. Влиятельной фигурой в управлении городом был архиепископ Новгородский. Он избирался на месте и потому пользовался намного большей независимостью от митрополита, чем все остальные русские архиереи, а подчас прямо обращался к константинопольскому патриарху. Впрочем, Новгород, с его относительно «демо­кратическим» образом правления, ослаблялся внутрен­ними конфликтами. Большую роль играла к тому же зависимость от поставок продовольствия из областей с более автократическим княжеским правлением, осо­бенно из Московского княжества. В течение XIV века Тверь, Москва и Литва боролись за влияние на Новго­род. Лишь изредка новгородцам удавалось играть на разногласиях между этими княжествами. С течением времени верх стал брать московский князь.

1. Византия и Москва

Мы видели выше, каким образом галицкий игумен Петр, первоначально кандидат лишь на Галицкую митрополию, стал главой всей русской церкви, после

180

того как Константинополь отверг его соперника Геронтия, выдвинутого великим князем Владимирским Михаилом Ярославичем. В 1309 году митрополит Петр прибыл в северную Русь и сразу натолкнулся на борьбу Твери с Москвой.

Источники сообщают, что Михаил Ярославич, удельный тверской князь, при поддержке тверского епископа Андрея, неоднократно пытался добиться смешения митрополита Петра. Стоит отметить, что епископ Андрей происходил из литовского княже­ского рода — это еще один пример уз, связывавших в XIV веке Тверское княжество и Литву. ⁷ Офици­альное обвинение против митрополита Петра епископ Тверской послал патриарху Афанасию I (второй патриархат с 1303 по 1309 г.). Для расследования дела в Россию был отправлен специальный патриар­ший посол, и на состоявшемся в Переяславле соборе митрополит Петр был совершенно оправдан. ⁸ Но борьба тверского князя с новым митрополитом продолжалась еще некоторое время после второго отречения патриарха Афанасия. Авторы жития св. Петра умалчивают о сути выдвигавшихся против него обвинений. Впрочем, они прямо изложены в переписке Михаила Ярославича и патриарха Нифонта (1310-1314 гг.): Михаил утверждал, что Петр не соблюдает законов о браке и разрешает браки в шестой степени родства, а также повинен в симонии. ⁹ Кроме того, тверской епископ Андрей посылал в Кон­стантинополь монаха Акиндина, присутствовавшего на патриаршем синоде, который закончился соответ­ствующим осуждением симонии, ¹⁰ к тому же, в ответ на обвинения Михаила Ярославича, патриарх Нифонт формально порицал проступки, в которых обвиняли митрополита Петра. Никаких практических послед­ствий, однако, дело не имело.

181

Трудно установить, насколько справедливы были нападки на святителя Петра: обвинения в симонии вообще раздавались часто, ¹¹ и в правление Андрони­ка II в Византии шли дебаты о том, что, собственно, этот термин означает. Е. Е. Голубинский предпола­гал, что митрополит Петр ограничивался общепри­нятой практикой взимания минимального налога за поставление в священники (ставленная пошлина), но кое-кто сам налог этот считал антиканоническим. ¹² В любом случае, за исключением тверских князя и епископа, никто не обвинял в симонии митрополита Петра, которого традиция почитает человеком святой жизни. Можно с уверенностью думать, что обвинение в симонии (обоснованное или нет) имело политичес­кую подоплеку: для Михаила Тверского, занимавшего великокняжеский Владимирский престол, митр. Петр был фигурой нежелательной.

Вряд ли можно сомневаться, что если митр. Петру удалось сохранить свои позиции вопреки воле вели­кого князя Михаила Ярославича, то только благодаря полученной им на месте поддержке, источник которой обнаружить не трудно. Оправдавший митр. Петра собор состоялся в Переяславле, а этот город входил в сферу влияния Москвы. Из жития св. Петра, состав­ленного митр. Киприаном, следует, что место для собора выбирал посол патриарха Афанасия, который к тому же на этом соборе и председательствовал. ¹³ Можно, следовательно, допустить, что Афанасий под­держивал поставленного им на русскую митрополию Петра и обеспечил его возможностью обелить себя. Было, вероятно, и определенное взаимопонимание между патриаршим послом и московским князем, попечением которых был проведен Переяславский собор. ¹⁴ Поэтому нет ничего удивительного в том, что в 1311 году, в момент военного столкновения между

182

княжествами, митрополит твердо встал на сторону Москвы в ее борьбе с Тверью. Более того, Петр установил связь и с Золотой Ордой: в 1312 году, по неизвестным причинам, он сместил епископа Сарайского Измаила и назначил своего кандидата Варсонофия. ¹⁵ В следующем году св. Петр сопровождал в Орду великого князя Михаила, там был «с великими почестями» принят новым ханом Узбеком. ¹⁶ В состяза­нии с Тверью победителем несомненно оказался митр. Петр.

Враждебность Михаила Ярославича по отношению к Петру вызвала следствие, которого тверской князь не предвидел и не желал. Митрополит стал союзником московского князя, заклятого врага Твери. Глава русской церкви — который по традиции назывался митрополитом Киевским — формально не имел в се­верной Руси определенной резиденции; митрополиты Кирилл и Максим обычно жили в стольном Владимире, Максим там был и погребен. Вряд ли митр. Петр уютно чувствовал себя в городе, где правил Михаил. Согласно митрополиту Киприану, святитель Петр много путешествовал «по городам и весям», особо отличив из них, впрочем, Москву, хотя это был небольшой и малонаселенный город, он «начат больше инех мест жити в том граде». Соста­витель жития не упоминает о личной близости между митр. Петром и Юрием Даниловичем, возможно потому, что репутация убийцы Михаила Тверского (1318 г.), которую имел последний, мало соответ­ствовала житийному повествованию. Однако несом­ненно, что враждебность Михаила заставила Петра с первых лет пребывания на кафедре искать поддержки Москвы — это показал уже Переяславский собор. ¹⁷ Авторы житий Петра называют в качестве главного друга и опоры митрополита не Юрия Даниловича, а

183

его брата и преемника Ивана I Даниловича, по прозванию Калита. «Этот город (Москва), — пишет Киприан, — управлялся благочестивым великим кня­зем Иоанном, сыном Даниила, правнуком блаженного Александра (Невского). Блаженный Петр видел, как Иоанн крепок в православии, милостив к нищим, почитает святые Божий церкви и священников, любит святое Писание, искусен в книжном научении. За это святой иерарх Божий (Петр) возлюбил его премного». ¹⁸

Сведения о дружбе Петра и Ивана Калиты Киприан почти дословно заимствует из более древнего жития Петра. ¹⁹ Однако в высшей степени симптоматичен тот факт, что митрополит Киприан, ярый «эллинофил», друг патриарха Филофея и искус­ный проводник византийской политики на Руси, подобным образом превозносит достоинства Москвы и ее великого князя. Киприан справедливо полагал, что перенесение митрополичьего престола в Москву предопределило политический курс и ход церковного строительства в эпоху его собственного правления; это мнение отражает позицию, преобладавшую в кругах, близких к патриарху Филофею. ²⁰

Но был ли выбор митрополита Петра продиктован преднамеренной политикой византийских властей его времени? Выше мы видели, что патриархат и импера­торское правительство согласились на перемещение резиденции главы единой русской митрополии из Ки­ева (т. е. с территорий Галича и Литвы) во Владимир. Нет, однако, никаких оснований полагать, что именно византийцы первыми предпочли Москву Твери. Сама тверская оппозиция митр. Петру повлекла за собой поддержку, оказанную Византией Москве.

Слабые и быстро сменявшие друг друга пре­емники Афанасия I поддерживали Москву не очень

184

последовательно. Нифонт (1310-1314 гг.), сам обви­ненный в симонии и со временем вынужденный поки­нуть кафедру, поверил обвинениям против митрополи­та Петра, выдвинутым тверскими князем и епископом. Короткое правление Иоанна Гликиса (1315-1319 гг.), также закончившееся отречением, было отмечено образованием отдельной Литовской митрополии — это изъяло из юрисдикции Петра обширные территории, подвластные Гедимину. ²¹ Гедимин не мог одобрять митрополита, который имел постоянные сношения с Золотой Ордой и политически был отождествим с ханским вассалом. Обстоятельства помогли ему под­купом и дипломатией склонить византийские власти к учреждению отдельной Литовской митрополии. И можно допустить, что если бы митрополит пользовал­ся расположением тверского князя (тверские князья в XIV веке были союзниками Литвы), то разделения митрополии не произошло бы. Явно промосковская позиция митр. Петра, даже и оправданная, неизбежно влекла за собой враждебность других правителей Руси.

Иван Калита сменил своего брата Юрия на московском престоле в конце 1325 года. Через год, в декабре 1326 г., митрополит Петр умер в Москве и был там похоронен. Таким образом, дружба митрополита и князя и решение первого перенести постоянную резиденцию митрополита в Москву, о чем рассказывается в житии Петра, относятся к 1326 году. С Москвой митр. Петр был тесно связан с самого начала своего правления, но решающие шаги были им сделаны в последний год жизни. 4 августа 1326 года князь Иван Данилович заложил каменный Успенский собор в Кремле, и Петр, по выражению летописца, в стене его «гроб себе сотвори святыма своима рукама». ²² Митрополит Киевский и всея Руси явно желал, чтобы не Владимир, а Москва стала

185

местом его погребения, и тем самым — религиозным центром страны.

Если роль византийских властей в действиях митр. Петра трудно определить с полной точностью (можно предположить только, что изначальное дви­жение в сторону северной Руси было одобрено патр. Афанасием), то взаимозависимость между ходом событий в Константинополе и на Руси в правление митрополита Феогноста более очевидна.

Назначение митрополита Феогноста (грека из Кон­стантинополя, дружившего с такими представителями интеллектуальной элиты, как Никифор Григора) совпало с окончанием гражданской войны между Андрони­ком II и Андроником III (1328 год). В Византии пришло к власти «новое поколение», ведущую? роль в котором играл Иоанн Кантакузин — «великий доме­стик» (глава исполнительной власти) Андроника III и, несомненно, великий государственный деятель. ²³ Хотя причины внутреннего и внешнего порядка не всегда позволяли ему осуществить свои идеи на практике, Кантакузина можно назвать последовательным про­водником идеи империи, основанной на религиозной и культурной общности с народами Восточной Евро­пы. Мы не знаем, имело ли место его личное участие в назначении нового русского митрополита, однако все то время, что он занимал митрополичий престол (1328-1353), Феогност властно утверждал тот образ правления, который отражал традиционную русскую политику Византии и совпадал с собственными воз­зрениями Кантакузина: единая митрополия, объеди­няющая все епархии и стоящая над политическими междоусобицами Московского, Тверского, Литов­ского и Галицкого княжеств. Феогност с первого и до последнего шага следовал по пути своего пред­шественника Петра, сделав кафедральным городом

186

Москву и поддерживая московских князей в борьбе с соперниками.

Эти факты замечательны прежде всего тем, что Феогност отнюдь не был кандидатом Москвы на ми­трополичий престол. Перед смертью Петр нарек своим преемником игумена Феодора, ²⁴ и Иван I предпринял все возможные дипломатические маневры, чтобы в Константинополе утвердили именно эту кандидатуру. Его усилия были еще одним проявлением возраста­ющих политических притязаний Москвы: в 1326 году Иван еще не был великим князем Владимирским (этот титул принадлежал его врагу Александру Тверско­му). Теоретически именно Александр должен был выдвигать кандидата на митрополичью кафедру, но это сделала Москва.

Как бы то ни было, разногласия между русскими князьями благоприятствовали аутсайдеру, назначенно­му непосредственно Константинополем, и новый митро­полит-грек Феогност, прибывший на Русь в 1328 году, не встретил никакой оппозиции. По пути он посетил юго-западные княжества, утверждая свои митрополичьи права в этом краю, особенно в Галиче, где посвятил епископа Феодора, что явно исключает существование в то время отдельной Галицкой митро­полии. ²⁵ Однако вскоре князья Болеслав-Юрий и Любарт-Дмитрий — тесно связанные с литовской княжес­кой династией — сумели получить для галицкого епископа титул митрополита. Уже в 1331 году митро­полит Галицкий упоминается в не совсем достоверном перечне участников константинопольского синода. ²⁶ Если это упоминание отражает действительный исто­рический факт, то остается предположить, что он был поставлен прямо в Константинополе, но не имел воз­можности реально воспользоваться своей властью, и что митр. Феогност враждебно относился к политике

187

патриарха Исайи (1323-1332 гг.). Действительно, во вполне точных списках русских епископов той эпохи Феодор продолжает упоминаться как епископ Галиц­кий. ²⁷ По-видимому, Феогност не признал Галицкой митрополии. Очевидно одно: во время гражданской войны между императрицей Анной Савойской и Иоан­ном Кантакузином (1341-1347 гг.) патриарх Иоанн Калека, страстный противник Кантакузина, издал синодальный акт, назначавший Феодора Галицким митрополитом, несомненно вопреки желанию Феогноста. ²⁸ Галицкий епископ Феодор сам явился в Констан­тинополь, хотя обвинение против него не было снято и он подлежал суду своего митрополита, а не патри­архата. Несмотря на возражения Феогноста, Калека восстановил независимую Галицкую митрополию. ²⁹ Вскоре после своей победы и воцарения на император­ском престоле Кантакузин официально упразднил ее. Торжественность, с которой был совершен этот акт, показывает, какое большое значение правительство Кантакузина придавало церковному единству Руси. В августе 1347 года был издан императорский хрисовул об упразднении Галицкой митрополии, о чем специ­альной грамотой извещались митр. Феогност, великий князь «всея Руси» Симеон Московский и ДмитрийЛюбарт Волынский. ³⁰ Синод официально утвердил императорский декрет, и патриарх Исидор вызвал галицкого митрополита на суд в Константинополь. ³¹

Поскольку литовский митрополит Феофил умер в 1330 году и не был никем заменен, ³² Феогност до конца своего правления (1347-1353 гг.) оставался единственным «митрополитом всея Руси» и получил титул «экзарха» — μητροπολίτηςΚυγέβου, ὑπέρτιμοςκαὶἔξαρχοςπάσηςῬωσίας,³³ — который принад­лежал только высшим византийским иерархам и не мог передаваться преемнику по кафедре. ^З4

188

Митрополит Феогност навещал княжества Москов­ское и Литовское, был в Новгороде и дважды — в Золотой Орде, активно продолжая дело своего русского предшественника Петра и способствуя возвы­шению Московского княжества. В течение первых четырех лет его правления (1329-1333 гг.) в Москве была закончена каменная Успенская церковь и построено еще четыре каменных храма. ³⁵ Москва быстро завоевывала положение центра митрополии и уже могла соперничать с более древним Владимиром. В 1339 году Феогност канонизировал митрополита Петра, на могиле которого совершались чудеса; это также имело большое значение для повышения пре­стижа Москвы. В прошлом на Руси святые либо кано­низировались митрополитом, либо почитались местно. Однако Феогност, желая подчеркнуть значение своего акта, обратился с официальным запросом к патриарху Иоанну Калеке, на что тот, недоумевая, почему его совет потребовался в чисто местных делах, предло­жил начать церковное почитание Петра. ³⁶

Феогност с самого начала не ограничивался сугу­бо церковными делами и использовал свое влияние в политических интересах Москвы. Почти сразу по приезде, в 1328 году, он, находясь в Новгороде, отлу­чил от церкви князя Александра Тверского, который, как мы видели, восстал против татар, потерял титул великого князя и бежал из осажденного татарскими и московскими войсками города в Псков, а оттуда в Литву, горько упрекая в своих несчастьях Москву и митрополита. Со временем Александр вернулся в Псков и княжил там, пока в 1339 году хан Узбек не казнил его в Золотой Орде. ³⁷ Недавно опубликован­ное письмо византийского дипломата Мануила Габалы, в 1331-1332 годах находившегося на Руси при митрополите Феогносте, показывает, как хорошо

189

византийские власти были осведомлены об этих событиях и как прочно были они связаны с Моск­вой и ее интересами. ³⁸ Опасаясь Литвы и не доверяя ей, большинство византийских иерархов и дипломатов (задолго до победы исихазма) полагало, что мос­ковская политика потаканья ханской власти, которая обеспечивала поддержку татар, более отвечает интересам церкви и «византийского содружества», чем мятежные настроения Александра Тверского или про­западные симпатии Гедимина, т. е. смотрели на вещи так же, как составитель русской летописи: «В лето 6836 [1328] седе князь великии Иван Данилович на великом княжении всеа Русии, и бысть оттоле тишина велика на 40 лет и престаша погании воевати Русскую землю и закалати христиан, и отдохнуша и починуша христиане от великиа истомы и многыа тягости, от насилиа татарского, и бысть оттоле тишина велика по всей земли». ³⁹ Византийские дипло­маты не смущались тем, что «тишина» подчас обуслав­ливалась прислужничеством перед Ордой и грубым подавлением менее покорных княжеств, например Тверского или Ростовского.

Кантакузин, несомненно, поощрял промосковские настроения, чего нельзя сказать о его политических противниках. Внешняя политика Византии всегда была связана с внутренней борьбой за власть. Некото­рые официальные документы 1347 года открыто при­знают эту связь, а еще лучше она видна из перипетий церковной истории второй половины XIV века. Сог­ласно актам, принятым Кантакузином и патриаршим синодом в 1347 году, восстановление самостоятель­ной Галицкой митрополии (действие, направленное против Москвы и, следовательно, против политики Золотой Орды, связанное, скорее всего, с вторжением в Галич и Волынь польского короля Казимира I) ⁴⁰

190

было осуществлено политическими врагами Кантакузина во время гражданской войны, а именно патриархом Иоанном Калекой и константинополь­ским правительством Анны Савойской. Кантакузин не уточняет, какие политические соображения руководили его врагами; он только упрекает Калеку в том, что патриарх действовал «вопреки божествен­ным и святым канонам», упоминает «тех, кто неправильно управлял империей и общественными делами», (τοὺςτὴνβασιλείανκαὶτὰκοινὰπράγματακακῶςκαὶἐπισφαλῶςδιοικοῦντας) вместо того, чтобы «искать общего блага, удовлетворяли свои желания». Имеются в виду, конечно, императрица Анна и ее правительство. ⁴¹

Кантакузин прямо связывает константинополь­скую смуту с вопросом о Галицкой митрополии, но не называет конкретных причин, которые заставили византийские власти между 1341 и 1346 годом встать на сторону епископа Феодора против митрополита Феогноста. Однако эти причины, хотя бы гипо­тетически, можно восстановить, если принять во внимание развитие событий в Сарае и отношения татар с соседями.

Мы видели, что в восточном Средиземноморье и на Черном море нераздельно господствовали Генуя и Венеция. Их благополучие основывалось на экономи­ческом подчинении Константинополя и процветании итальянских колоний на северных берегах Черного моря, для чего был необходим союз с Золотой Ордой. Правительство Анны Савойской, столкнувшееся с Кантакузином (неизменным врагом генуэзцев, поддержи­ваемым турками), больше, чем любое другое визан­тийское правительство, зависело от итальянцев.

Это политическое и экономическое равновесие основательно пошатнулось в результате изменений

191

татарской политики. За год до смерти (1341 г.) хан Узбек грозил войной Византии (или, по крайней мере, владениям византийцев и итальянцев в Крыму). В Сарай отправилось византийское посольство, чтобы смяг­чить гнев хана. ⁴² Дмитрий Кидонис, отец которого возглавлял посольство, превозносил последнего за успех миссии и заключение нового договора с татарами. ⁴³ Договор, однако, оказался недолговечным. Сын Узбека Джанибек окончательно разрушил политическую и экономическую систему, господствовавшую на Черном море: в 1343 году он захватил венецианскую Тану, а в 1346 начал длительную и кровавую осаду Кафы. ⁴⁴ Перед надвинувшейся угрозой венецианцам и генуэз­цам пришлось забыть на время о соперничестве и за­ключить оборонительный договор. Папа Климент VI призывал к крестовому походу для освобождения Кафы ⁴⁵ В этих условиях византийцы, интересы кото­рых были неотделимы от интересов итальянцев в При­черноморье, могли согласиться на небольшую уступку единому фронту латинской дипломатии и учредить в Галицко-Волынском княжестве новую митрополию, что отвечало интересам польского короля Казимира, выступившего против татар. В этих условиях протесты Москвы не могли иметь большого значения.

Начиная в 1340-1341 годах экспансию на восток, король Казимир столкнулся с тремя главными пре­пятствиями: а) номинально Галич и Волынь (ΜικράΡωσία, т. е. «Малая Русь», как она именовалась в византийских документах того времени) зависели от Орды; б) местное православное население, во главе с боярином Детко, сопротивлялось натиску римского католицизма и готово было, как и Москва, в борьбе с поляками воспользоваться помощью татар; в) на эти земли претендовала также и Литва. ⁴⁶ В 1343 году Казимир получил от папы Климента VI финансовую

192

и духовную поддержку в священной войне «против татар, русских и литовцев». ⁴⁷ Однако первоначально ему удалось захватить только область Санока в Западной Галиции, так как основная часть «Малой Руси» после смерти Детко (1314 г.) оказалась в руках Любарта, сына Гедимина и брата Ольгерда, нового князя Литовского. Любарт был крещен в православ­ную веру под именем Дмитрия. Казимир (временно) принял создавшееся положение, следя одновременно за тем, чтобы пресеклась связь Галича с северо-во­сточной Русью. ⁴⁸ Поэтому вполне понятно назначение епископа Феодора митрополитом Галицким, совпавшее с договором между Казимиром и Любартом, заключен­ным в 1345-1346 годах. ⁴⁹ Такое назначение служило планам Казимира и удовлетворяло Любарта. Сам Гедимин и все его дети были готовы отказаться от язычества предков и принять христианство в обмен на политические уступки. В случае с Любартом-Дмитрием эти уступки заключались в приобретении древнего русского княжества, престиж которого повышался созданием отдельной митрополии.

Однако в 1347 году Кантакузин победил в граж­данской войне, а Венеция и Генуя заключили мир с Джанибеком. Теперь новый византийский император мог восстановить нормальные дипломатические отно­шения в Восточной Европе и, одновременно пытаясь ослабить давление генуэзцев на византийскую экономику, с помощью нового патриарха-исихаста содействовать восстановлению престижа империи на Руси. Вскоре он получил послание от Симеона Московского — написанное, конечно, по совету митро­полита Феогноста, — в котором «империя ромеев и святейшая церковь Божия» были названы «источ­ником всякого благочестия, учителями законности и освящения», а также было сделано предложение о

193

восстановлении единства митрополии. ⁵⁰ Симеон послал также значительное денежное пожертвование на ремонт храма св. Софии; впрочем, согласно Никифору Григоре, эти деньги пошли на уплату долгов Кантакузина турецкому эмиру Орхану. ⁵¹ Идеологическая предан­ность Симеона и его щедрость возымели немедленное действие: в посланиях, адресованных своему «племян­нику» (ἀνεψιοί) Симеону Московскому, «великому князю всея Руси» (μέγαςῥὴςπάσηςῬωσίας), и Дмитрию-Любарту, «князю Владимира [Волынского]» (ῥηξΒολοδιμήρου), Кантакузин объявил об упраздне­нии Галицкой митрополии. Отношение к двум князьям отличалось не только титулованием в посланиях, но и тем, что Симеон получил императорский «энколпион» с частицей Животворящего Креста и мощами мучеников», ⁵² а Любарт — наставление. «Ты знаешь, — писал Кантакузин волынскому князю, — что с тех пор, как русский народ получил богопознание и был просвещен святым крещением, стало самоочевидным обычаем и законом, что во всей России — Великой и Малой — существует только одна митрополия Киевская; один митрополит рукополагает епископов на святейшие кафедры, и каждый раз, когда кто-либо попытается изменить это положение ... будет вновь восстановляем старинный обычай и порядок, что тебе хорошо известно». ⁵³ Победа Феогноста была полной: он не только остался единственным русским митропо­литом, но и сумел получить от Джанибека новые гарантии относительно невмешательства княжеской власти в церковный суд. ⁵⁴

В течение последующих двух лет объединенные усилия Кантакузина и Москвы дали впечатляю­щие результаты. Не только митрополит Феогност смог в 1348 году посетить Волынь и заявить там свои права, ⁵⁵ но Симеон Московский, при содействии

194

митрополита и хана, сумел породниться с литовской и тверской династиями. ⁵⁶ Великий князь Московский все более становился правителем «всея Руси».

3. Ольгерд и Москва

Однако в последние годы жизни Феогноста (13491353 гг.) намеченный в 1347 году Кантакузином политический курс натолкнулся на значительные препятствия. Усилия императора ослабить генуэзский контроль закончились неудачей (1349 год), а попытка прибегнуть к помощи Венеции привела к войне между Генуей и Венецией, которая шла преимущественно у берегов Византии. После знаменитого сражения на Босфоре (1352 год) генуэзцы сохранили контроль над Перой и Галатой, распространив свое влияние в Черном море. ⁵⁷ Такой поворот событий на первых порах не ущемлял интересов Москвы, потому что господство генуэзцев в этом районе целиком зависело от союза с Золотой Ордой, которого последние сумели добиться, а власти Москвы тоже зависели от доброй воли хана. Однако как татарская власть на Руси придерживалась правила не допускать перевеса какого-нибудь из княжеств, так и генуэзское влияние в Константинополе и Сарае, основанное на голом коммерческом интересе, толкало русских князей на раздор и соперничество, что противоречило идеалу «византийского содружества», который утверждали Кантакузин и его друг патр. Филофей.

В 1349 году генуэзцы разгромили силы Кантакузина в Константинополе, а Казимир Польский захватил Галич и Волынь. Любарт удержал только Луцк, и Казимир стал называться dominusterraeRussiae. ⁵⁸ Характерное освещение этих событий дает

195

Новгородская летопись: «Прииде король краковськыи (т. е. польский) со многою силою, и взяша лестью землю Волыньскую и много зло крестианом створиша, а церкви святыя претвориша на латыньское богумерзское служение». ⁵⁹ Последнее подтверждают и польские источники: на завоеванных землях были устроены латинские церкви и учреждена католическая иерар­хия. Перед лицом литовской угрозы Казимир просил и получил у Рима моральную и материальную помощь для нового крестового похода против «язычников» и «схизматиков». ⁶⁰ В 1349-1364 гг. шло упорное состязание между Польшей и Литвой за обладание Галичем и Волынью. Литва, возглавлявшаяся тремя сыновьями Гедимина — Ольгердом, Кейстутом и Любартом, — оказалась оплотом борьбы с Тевтонским орденом и Польшей и защитницей православного христианства; действительно, Любарт уже был право­славным, а Ольгерд выражал готовность последовать его примеру, если он, а не великий князь Москов­ский, будет признан главой Руси «византийским содружеством». В борьбе с Казимиром он пользовался иногда помощью татар, а через дипломатию усердно (иногда успешно) старался вбить клин между Сараем и Москвой.

Новое неизбежное столкновение великого княже­ства Литовского с великим княжеством Московским ставило традиционную византийскую политику по отношению к Руси перед большим испытанием. Следует помнить, что обе стороны считали себя пред­ставительницами «русского» государства, а кроме того — признавали символическое главенство Визан­тийской империи. Тяготение Ольгерда к восточно-­христианской ойкумене усиливалось двойной угрозой со стороны Польши и тевтонских рыцарей, а приверженность московских князей выражал сам

196

по себе тот факт, что они приняли к себе митропо­лита Киевского. И Византия должна была выступать в качестве третейского судьи между ними.

К 1350 году государство Ольгерда состояло в основном из земель русских и традиционно право­славных (за исключением Жемайтии, сравнительно небольшой территории, населенной язычниками-литовцами): так называемой «Черной Руси» (Гродно, Слоним, Новогрудок), Полоцкого и Витебского княжеств (впоследствии «Белая Русь», Белоруссия) и южной, большей части Волыни и Галича. Офици­альным государственным языком был русский. В 1352 году великий князь Литовский получил решающую помощь от хана Джанибека, что позволило ему заключить временное, но выгодное перемирие с Казимиром. ⁶¹ Характерно, что такой благоприятный для Ольгерда поворот татарской политики означал немедленное ослабление Москвы. Соперники Москвы подняли головы: новгородцы оспаривали в Орде право Москвы на великое княжение, а архиепископ Моисей жаловался Константинополю на «непотребные вещи», совершаемые митрополитом Феогностом. ⁶² Антимосковское брожение шло в Твери и Нижнем Новгороде. ⁶³ Усилившийся Ольгерд решил восстано­вить отдельную Литовскую митрополию, которая оставалась вакантной после смерти митрополита Феофила (ок. 1330 г.). ⁶⁴ Ольгерд хорошо понимал, что пока резиденция митрополита «всея Руси» на­ходится в Москве, Литва не получит авторитета общерусского центра в глазах других княжеств. Поэтому у Ольгерда было только два выхода: либо добиться возвращения митрополичьей кафедры на юго-запад, либо разделить митрополию.

В 1352 году Ольгерд послал в Константинополь своего кандидата Феодорита, чтобы поставить его

197

«русским митрополитом» (μητροπολίτηςῬωσίας). ⁶⁵ Естественно, такое поставление не могло совершиться при жизни правящего митрополита, но с 1350 года Феогност был болен и дни его были сочтены; ⁶⁶ Ольгерд хотел, чтобы его кандидат был наготове и, вероятно, поощрял его добиваться хотя бы титу­ла «митрополита Литовского». Но в Константинополе все еще правил Кантакузин, который воспротивился давлению, несмотря на то, что Ольгерда поддержи­вали татары (и их союзники генуэзцы). Во всяком случае, кандидатура Феодорита была отвергнута.

Однако в 1352 году на Балканах восторжествовала коалиция, враждебная Кантакузину. Иоанн V Палео­лог, выступивший против тестя, заручился поддерж­кой сербов и болгар, в то время как Кантакузин, которому помогали турки, с трудом удерживал в своих руках Константинополь. ⁶⁷ Конфликт между Кантакузином и двумя славянскими царствами на Балканах имел последствия и в церковном плане. Еще в 1346 году сербский царь Стефан Душан установил в Скопле сербский патриархат. Это было сделано с одобрения болгарского патриарха Тырновского и автокефального архиепископа Охридского, вопреки Византии, которую тогда раздирала гражданская и религиозная смута. Вселенский патриарх отреаги­ровал на это только в 1352 году отлучением сербской церкви. Можно предположить, что атмосферу, в которой патриарх Каллист и его синод приняли эту каноническую санкцию (сербы ее, очевидно, игно­рировали), создали враждебные отношения Душана и Кантакузина. ⁶⁸ Сведений об официальном канони­ческом разрыве между Константинополем и Тырново в 1352 году не сохранилось, но тремя годами позже, в 1355 г., Каллист жаловался на независимый дух болгарской церкви и на то, что болгарский патриарх

198

прекратил поминать за литургией своего констан­тинопольского собрата. ⁶⁹ Этот дух, несомненно, царил уже в 1352 году и был отражением еще одного аспекта враждебности болгар к Кантакузину. Пример тому — история Феодорита, кандидата Ольгерда на Киевскую митрополию: отвергнутый Византией, он был посвящен в русские митрополиты болгарским патриархом Тырновским. ⁷⁰

Последствия этого акта, подразумевающего до­говоренность Литвы, Болгарии и, возможно, Сербии, могли быть очень серьезными, вплоть до отделения русской митрополии от Константинопольского патри­архата. Можно предположить, что Ольгерд намере­вался установить автокефальную церковь, потому что вряд ли русские или болгары считали возможной постоянную каноническую зависимость русской церкви от Тырновского патриархата. В любом случае, такой удар был бы весьма болезненным для обедневшей и разделенной Византии как в экономическом, так и в политическом отношении.

По возвращении на Русь Феодорит по крайней мере в течение двух лет управлял церковью в землях, подвластных Ольгерду. ⁷¹ Более того, ему подчинялась важная с исторической точки зрения Киевская епархия, ⁷² и архиепископ Новгородский Моисей зако­лебался в своей верности престарелому митрополиту Феогносту. ⁷³ Источники не конкретизируют епископ­ский титул Феодорита: как посвятили его в Тырново — митрополитом Литовским или «Киевским и всея Руси»? В первом случае действия болгарского патриархата можно считать не вызовом Феогносту, митрополиту Киевскому, а только замещением вакантной кафедры. Однако деятельность Феодорита в Киеве и Новгороде ясно показывает размах его притязаний: по инициативе и при поддержке

199

Ольгерда, он создавал общерусскую, независимую от Константинополя церковь с центром в историческом Киеве. Структуре, которая с X века крепила «визан­тийское содружество» в Восточной Европе, грозила замена полицентричной системой, открытой западному влиянию (как показал сепаратизм балканских славян и галицких князей в прошлом).

Реакцию византийского патриархата легко уга­дать: Феодорит был низложен и отлучен. ⁷⁴ Впрочем, константинопольские правители были достаточно искушены в дипломатии, чтобы понимать, что одних анафем против Ольгерда и Феодорита мало. Они занялись упрочением объединяющей власти законного митрополита Киевского и всея Руси, живущего в Москве, закрепляя уже существующую связь между митрополичьим престолом, великим княжеством Владимирским и Золотой Ордой. В этом направлении действовал и сам митрополит Феогност, и новый патриарх Филофей Коккин, близкий друг Кантакузина, который в сентябре 1353 года заменил Каллиста на константинопольском престоле.

6 декабря 1352 года митрополит Феогност посвя­тил в епископы Владимирские Алексия — русского инока и (с 1350 года) митрополичьего наместника в Москве. Поскольку Владимир, стольный город великого княжения, был также резиденцией митро­полита, то там с начала XIV века не бывало отдель­ного епископа; владимирским епископом был сам митрополит; таким образом, назначение Алексия подразумевало, что он является кандидатом на за­мещение митрополичьей кафедры после Феогноста. И русские, и византийские источники признают эту связь: после посвящения послы великого князя Симеона Московского и митрополита (в их числе грек Михаил Щербатый) отправились в Константинополь,

200

чтобы заранее ходатайствовать о поставлении Алек­сия.⁷⁵ Посольство имело успех. Оно вернулось в Москву, когда Феогност уже умер (11 марта 1353 года), так что Алексий немедленно отправился в Константинополь за посвящением. ⁷⁶ В Византии он был вынужден прождать целый год, и наконец, в июле 1354 года, патриарх Филофей и его синод утвердили перемещение Алексия с кафедры епис­копа Владимирского на кафедру Киевской митропо­лии. ⁷⁷ Отсрочка, конечно, была вызвана не только необходимостью испытать русского кандидата, как утверждает соборный акт о его поставлении, ⁷⁸ но почти наверное и тем, что Ольгерд через все дипломатичес­кие каналы нажимал на греков, сопротивляясь продвижению Алексия. Другие дипломатические прецеденты позволяют предположить, что обедневшая Византия пользовалась подобными оказиями, чтобы получать богатые подношения русских князей. Потому ли, что Москва предложила больше, или — еще более вероятно — потому, что Кантакузин и Филофей считали Москву более надежным церковным центром, чем Вильно, но Москва победила. Алексий не только был посвящен в митрополиты Киевские и всея Руси: Филофей через посредство епископа Сарайского специально заручился согласием Золотой Орды на это доставление. ⁷⁹ Патриарх в официальном послании потребовал от архиепископа Новгородского повиновения Алексию, угрожая отлучением, если тот подчинится Феодориту. ⁸⁰ Более того, Филофей формально утвердил перенесение резиденции митро­полита из Киева во Владимир, что в 1354 году уже выглядело, конечно, анахронизмом, ⁸¹ но во всяком случае обнаруживало прекрасную осведомленность о том, что оба предшественника Алексия — митрополиты Петр и Феогност — давно жили во Владимире (а

201

фактически — в Москве), потому что разоренный Киев не имел ни престижа, ни просто средств, что­бы содержать митрополита. В ближайшем смысле акт этот означал, что пребывание в Киеве ничуть не подтверждает законности прав Феодорита, так как Киев не является больше кафедральным митро­поличьим городом. Полное значение постановления 1354 года можно понять только в свете соперничества Ольгерда с Москвой. В свете этого же соперничества следует интерпретировать поставление митрополитом русского Алексия.

Угроза, исходившая от Ольгерда и Феодорита, за­ставила византийский патриархат пойти на уступку, благодаря которой новый митрополит мог получить больше влияния и авторитета, нежели его соперник. ⁸² Назначение русского кандидата было отвергнуто после смерти Петра, но в 1354 году такое назначение стало необходимостью. Интересно, что Алексий, как и Петр, происходил из южно-русского рода: его отец был черниговским боярином, в 1293-1298 гг. переселившимся в Москву. Аристократическое и южное происхождение нового митрополита, который ко времени поставления обладал к тому же большим опытом правления в гражданских и церковных делах, делало его особенно подходящим кандидатом. ⁸³ Кроме того, он, по-видимому, знал греческий язык. ⁸⁴

Посвящение митрополита Алексия и связанные с его поставлением соборные акты патриархата оказались значительным подспорьем в укреплении авторитета Москвы. Став официальной резиденцией митрополита «Киевского и всея Руси» и добившись, в первое время, назначения собственного кандидата на возглавление церкви, великое княжество Влади­мирское, практически захваченное московскими удельными князьями, более, чем кто-либо другой,

202

могло претендовать на наследие Киевской Руси и воплощать ее единство.

К несчастью для Москвы, успех оказался недолговечным. Четыре месяца спустя, в декабре 1354 года, Кантакузин отрекся от престола, и власть перешла — при активной поддержке генуэзцев — к его зятю и наследнику законной династии Палеологов Иоанну V. ⁸³ Патриарх Филофей вернул престол Каллисту (1355-1363 гг.). Выше мы видели, что генуэзцы, как и Золотая Орда, были заинтересованы в сохранении определенного равновесия сил между русскими княжествами. Поэтому новый константино­польский режим, контролировавшийся генуэзцами, примирился с Ольгердом; возможно, что произошло примирение и с Болгарией. Ольгерд не раздумывая бросил Феодорита, дальнейшая судьба которого неизвестна, и взамен получил существенное пре­имущество: Константинополь официально утвердил митрополитом его кандидата. Известные нам источники не сообщают точной даты и условий этого события, но скорее всего оно последовало немедленно за отречением Кантакузина и было осуществлено новым патриархом Каллистом. ⁸⁶

Новый митрополит Роман был поставлен «митро­политом Литовским» (μητροπολίτηςΛιτβῶν). ⁸⁷ Со­гласно официальному византийскому документу, Ольгерд принимал «меры к тому, чтобы рукоположен был [в митрополита] Роман, о котором усиленно ходатайствует здесь, под тем предлогом, будто его народ не желает иметь митрополитом кир Алексия, а на самом деле — для того, чтобы при помощи Романа... приобрести себе власть и в Великой Руси». ⁸⁸ Новое назначение было связано с улучшением отношений между Константинополем и Болгарией — 17 августа 1355 года Роман, в качестве свидетеля, подписал

203

договор императора Иоанна V и царя Иоанна-Алек­сандра Болгарского о браке их детей, ⁸⁹ — что сильно обеспокоило Русь.

В то время как Алексий был уроженцем юга, Роман, напротив, был северянин и в то же время родственник жены Ольгерда, тверской княжны. ⁹⁰ Борьба между Ольгердом и Москвой, Алексием и Романом, была тяжбой за управление всею Русью. Именно тогда, согласно Григоре, Ольгерд изъявил готовность принять православие, если Византия поддержит его требования. ⁹¹

В 1355-1356 годах оба митрополита вновь прибыли в Константинополь отстаивать свои права. Византийский историк Григора и русские летописи единодушно описывают положение как скандальное. Роман контролировал значительную часть Руси, нахо­дившуюся под властью Ольгерда, включая Киев, Брянск и Тверь, и оба митрополита взимали церков­ный налог, чтобы собрать необходимые средства для подкупа византийских чиновников. ⁹² Каллист и его синод в конце концов определили пределы литовской митрополии: в нее вошли не только епархии, присоединенные еще при великом князе Гедимине (Полоцк, Туров, митрополичья резиденция в Новогрудке), но и «Малая Русь», т. е. епархии Галича и Волыни (Владимир-Волынский, Луцк, Холм, Галич и Перемышль). ⁹³ Достигнутое таким образом в 1355-1356 гг. соглашение закрепляло за Алексием титул «митрополита Киевского и всея Руси», но давало Роману больше власти и территорий, чем любому другому митрополиту Литовскому или Галицкому до него. Впрочем, соглашение не удов­летворяло ни его, ни Ольгерда, который стремился овладеть всею Русью. Вернувшись из Константино­поля, Роман решился превысить свои права, присвоил

204

себе титул «митрополита Киевского и всея Руси» и поместил в Киеве свою резиденцию. ⁹⁴

Однако к 1361 году акции Ольгерда начали падать. Золотая Орда была обеспокоена ростом его влияния не меньше, чем генуэзцы. ⁹⁵ К тому же, митрополит Алексий побывал в Орде и сильно повысил там свой авторитет исцелением старой и влиятельной вдовы хана Узбека Тайдулы. ⁹⁶ Патриарх Каллист формально не мог согласиться на явное превышение своих прав Романом и отправил на Русь личного уполномоченного, высокопоставленного чинов­ника дьякона Георгия Пердику, чтобы тот исследовал тяжбы митрополитов. ⁹⁷ В 1354 году Пердика, церков­ный дипломат и специалист по русским делам, много потрудился для укрепления власти Алексия. ⁹⁸ В под­властных Роману землях многие считали законным ми­трополитом Алексия. ⁹⁹ Более того, в Константинополе все еще обладал значительным влиянием бывший император, а ныне монах Кантакузин, который считал необходимым сохранение единства русской митро­полии. ¹⁰⁰ В принципе необходимость эту признавал и Каллист. В 1354 году он был выдвинут на патри­арший престол политическими врагами Кантакузина и на время присоединился к генуэзской партии, однако не следует думать, что это изменило его взгляды относительно русских дел. В 1362 году, после смерти Романа, Каллист патриаршим актом восстановил единство митрополии во главе с Алексием. ¹⁰¹

Запутанная история русской митрополии показы­вает, что внутренние события в Византии, политика итальянских республик, интересы Золотой Орды и непримиримая борьба за власть между Ольгердом и Москвой тесно связаны между собой. Нельзя также не учитывать роли, которую играли в этом про­цессе южнославянские царства Сербия и Болгария.

205

Восточная Европа, поле борьбы за существование, которую вело византийское «православное содружест­во», должна рассматриваться как единое целое, хотя, разумеется, действия и реакции отдельных государств могут быть поняты только в контексте их собственной истории.

Татарские ханы прежде всего хотели сохранить на Руси свое господство и потому поощряли междо­усобные войны, не допуская, чтобы то или иное княжество окончательно одержало верх над другими, отсюда — ловкие маневры между Тверью и Москвой, Москвой и Литовским княжеством. Но татарская почтительность к церкви и дипломатические связи Орды с Константинополем, которые использовали византийские церковные деятели, способствовали тому, что митрополичья кафедра прочно утвердилась в том княжестве, которое было наиболее лояльно по отношению к Орде. И лишь в тот момент, когда Джанибек напал на генуэзские и венецианские колонии в Крыму (1341-1346), испытывавшая да­вление генуэзцев Византия на время взяла сторону прозападно ориентированной Литвы. В последующие два десятилетия Ольгерд, когда ему удавалось договориться с Ордой, умел выгодно пользоваться этим, чтобы прогенуэзские круги Константинополя оказывали ему поддержку в его стремлении главенствовать на Руси: история митрополита Романа как раз и иллюстрирует этот процесс.

Между тем Кантакузин и его друзья-исихасты исходили из другой системы оценок. Кантакузин всегда стремился избавить Византию от генуэзской зависимости, опирался на турецких союзников и не делал исключительной ставки ни на одно из русских княжеств, пользовавшихся татарской (или генуэз­ской) помощью. Однако преданность византийской

206

идеологии, которую проявил московский князь Симеон, и его тесное сотрудничество с митропо­литом Феогностом ставили Москву в положение исключительно надежного и сильного пособника в сохранении на Руси византийского наследия, тогда как язычник Ольгерд готов был к единоборству с Константинопольским патриархатом и даже по­святил митрополита в Тырново. Поскольку для Канткузина важнее всего была целостность и хотя бы относительная политическая независимость ви­зантийского мира, то его усилия, как и усилия патриарха Филофея, постоянно были направлены на объединение, что было несовместимо как с притязаниями Ольгерда в 1347-1370 годах, так и с московским сепаратизмом последующей эпохи. Беда, однако, состояла в том, что слабость Византии и неустойчивость власти не позволили претворить эту четкую устремленность в ясную и последовательную политическую линию.

207