Нежданное горе постигло нашу Академию: нет с нами больше нашего дивного, нашего единственного Василия Васильевича Болотова. Горе так велико, что только слишком свежее для пишущего эти строки воспоминание о всей серьезности взгляда покойного Василия Васильевича на академический долг строго-фактической «памяти» почивших товарищей и могло преодолеть его нерешительность, чтобы по мере сил своих выполнить этот печальный долг в отношении к нему самому в эти первые тяжелые дни неисходной тоски, какой-то мрачной пустоты... Не один камень, хотя бы и громадный, отвалился. Со смертью Василия Васильевича вся Академия вдруг стала как-то не та.

Почивший ординарный профессор академии В. В. Болотов, сын дьячка осташковскаого Троицкого собора (родился 1 января 1854 года), провел все свое детство в селе Кравотыни осташковского уезда тверской губернии. Лишившись отца в самом раннем детстве, единственный сын у матери, он бедным сиротой, на иждивении казны, прошел курс учения в осташковском духовном училище и тверской духовной семинарии. В августе 1875 года двадцати однолетним

юношей поступил он из семинарии в нашу Академию, на церковно-историческое отделение. С первых же дней пребывания в Академии он занял в ней совершенно исключительное положение среди студенчества. Редкое сочетание могучего ума с феноменальной памятью (не ослабевшей у него и с годами), необычайный в его годы запас разнообразных научных сведений, превосходное знание древних неновых языков, всецело охватившее все существо его чистое научное увлечение, — все это ставило его вне всяких сравнений. Студента Болотова в Академии сразу все узнали, все составили о нем одно мнение¹). Прошло лишь два с половиной года со времени поступления его в Академию, как он, так сказать, избран был уже на профессорскую кафедру. 5 марта 1878 г. скоропостижно скончался заслуженный ординарный профессор Академии И. В. Чельцов, и совет Академии решил не замещать освободившейся кафедры древней общей церковной истории до окончания курса студентом Болотовым. Профессором-руководителем для Василия Васильевича с этого времени, взамен Чельцова, стал И. Е. Троицкий, временно заместивший кафедру последнего. Спустя несколько месяцев по окончании курса (28 окт. 1879 г.) В. В. Болотов защитил уже свою магистерскую диссертацию: «Учение Оригена о Св. Троице». Многоопытный рецензент этой диссертации, проф. И. Е. Троицкий, спустя уже 15 лет после ее защиты, официально назвал ее не магистерской, а докторской по своим достоинствам диссертацией. Самая защита Василием Васильевичем диссертации была истинным праздником избранника науки, не имевшим уже себе подобных в последующей ака-

_______________________

1) Семестровые его сочинения уже на первом курсе были таковы, что обратили на себя особенное внимание профессоров, а историческое отделение с этой уже поры стало следить за его научным развитием особым образом.

демической жизни. Вскоре же после защиты магистерской диссертации В. В-ч открыл курс своих академических лекций по древней общей церковной истории (официально избран в доценты 2 ноября 1879 г.). Чарующее действие на слушателей его выдающегося ораторского таланта после первой его академической лекции (о взаимоотношениях греческой и римской цивилизаций в дохристианский и христианский период) было не менее сильно, чем после прошлогоднего, столь оригинального, живого, увлекательного изложения им самых специальных вещей на магистерском коллоквиуме доцента М. И. Орлова. Прошло лишь полтора года со дня занятия Василием Васильевичем академической кафедры, и он должен был начать уже и то другое трудное дело профессора, которому он вообще так много потом отдал своих сил. 10 июня 1881 г. он уже официально оппонировал на магистерском диспуте своему младшему товарищу, И. С. Пальмову. Спустя три года после этого молодой доцент является (в 1884 году) оппонентом уже на двух докторских диспутах.

Блестяще начавшийся магистерской диссертацией ряд ученых трудов Василия Васильевича шел непрерывным потоком, все расширяясь и расширяясь, до последних дней его жизни. Перечень печатных трудов его помещается ниже. Еще в мартовской книжке «Христ. Чтения» за текущий год помещено было продолжение его обширного исследования «Из истории церкви Сиро-персидской», именно экскурс: «Что знает о начале христианства в Персии история?» Даже в апрельской книжке «Христ. Чтения» за текущий год находится сделанное им описание одной сирской рукописи (несторианской богослужебной книги XVIII века).

Будучи совсем не компетентны в оценке внутреннего достоинства научных работ Василия Васильевича, мы с своей стороны считаем только уместным сделать несколько выдержек из краткого официального

отзыва о них проф. И. Е. Троицкого, сделанного им несколько лет тому назад. Пусть пораженный тяжким недугом учитель повторит (в этом некрологе) свое веское слово о любимейшем своем ученике.

«В этой первой ученой работе (т. е. магистерской диссертации) Василия Васильевича, писал он, сразу выяснились и установились все типические особенности его дарований и приемов. Все последующие его труды были лишь дальнейшими развитием и усовершенствованием тех и других. Но при этом обнаружилось и нечто новое, характеризующее истинных ученых по призванию. По мере того, как подвигались вперед его занятия в области избранной науки, Василий Васильевич постоянно расширял их, ближайшим образом в интересах самой этой науки, а потом и в видах расширения своего научного горизонта вообще, параллельными работами в области других наук. Избыток сил искал себе простора, а научная добросовестность его не дозволяла останавливаться на полдороге — довольствоваться научными результатами, добытыми другими, а подбивала его проверять эти результаты, а еще лучше самому добиваться их путем изучения первоисточников и лучших методов научного исследования, чтобы занять совершенно самостоятельное и равноправное положение среди ученых нашего времени, пользующихся общею известностью и заслуженным авторитетом в науке».

«Прекрасно владея древними языками — еврейским, греческим и латинским, открывшими ему доступ к первоисточникам истории и культуры не только этих народов, но и всего древнего и средневекового мира вообще, и обладая таким же знанием новых языков — немецкого, французского, английского, итальянского, Василий Васильевич не удовольствовался, этим и ввел в круг своего изучения целую группу восточных языков — арабского, армянского, коптского и др. и поставил это изучение, равно как и изучение новых язы-

ков, на общую филологическую почву и таким образом придал ему чисто-научный характер. Отсюда в дальнейших работах Василия Васильевича дается все более и более места филологическим изысканиям, дающим неожиданно богатые результаты даже для разъяснения и решения специальных исторических и церковных вопросов».

«Под каждой фразой Василия Васильевича чувствуется широкая общеисторическая почва. Так кратко и в то же время так содержательно и точно характеризовать целые богословские направления с их иногда очень тонкими оттенками и так сжато и точно суммировать сущность и оттенки мнений отцов церкви... мог только ученый, чувствующий себя полным хозяином в своей области»... «Научные приемы автора свидетельствуют не только о полном знакомстве его с современными научными требованиями и лучшими методами исследований, но и о замечательной опытности и искусстве в удовлетворении этих требований и в пользовании этими методами... Любимый научный метод Василия Васильевича есть критический, и он владеет им в совершенстве… Научные этюды Василия Васильевича удовлетворяют самым притязательным научным требованиям».

Почивший церковный историк, обладавший замечательною способностью языкознания и собственным трудом достигший знания многих восточных языков, оказался в силах работать и в той области церковной истории, которая не только у нас, но и в Западной Европе доступна для самостоятельного изучения очень немногим. Поэтому его работы по истории древне-христианских коптской, эфиопской и сирийской церквей, всегда заключавшие в себе только то, что ново и до сих пор неизвестно в науке, возбуждали живой и глубокий интерес среди специалистов всех стран. Имя нашего почившего церковного историка стало известно во всех центрах европейской церковно-исторической науки, хотя он, можно сказать, при-

нимал меры против роста своей ученой славы (ни один из его коптских, эфиопских и сирийских этюдов не выходил даже в свет особых изданием, помимо напечатания в «Христ. Чтении»), Пишущему эти строки один петербургский ориенталист рассказывал, возвратясь с недавнего парижского конгресса ориенталистов, с каким любопытством расспрашивали его о проф. Болотове из Петербурга двое итальянских ученых, мечтавшие в Париже лично увидеть того, чьи ученые труды ин были близко известны. Вообще не одна русская, но и вся европейская церковно-историческая наука в лице Василия Васильевича потеряла первоклассного ученого, избранника среди избранных. К сожалению, весь длинный ряд работ его по коптским, эфиопским и сирийским источникам, особенно новейших работ, еще не стал предметом совокупного специального ученого изучения ориенталистов и церковных историков. Только это специальное изучение его трудов, в связи с общим положением европейской церковно-исторической науки в переживаемый момент, может со всею ясностью показать и величайшую чуткость почившего церковного историка к живым, современным запросам его науки (особенно в виду столь могущественного в наши дни научного движения в область изучения древнего Востока), и положительную научную значимость для общей истории церкви его взысканий но истории не-греческих древнехристианских церквей. При свете новых специальных знаний его открываются более широкие горизонты в науке общей истории Церкви.

Ученые исследования Василия Васильевича представляют глубокий интерес даже независимо от их содержания, независимо от тех положительных научных открытий, которые в них содержатся. Они представляют глубокий интерес для всякого уже с одной методологической стороны, по самому совершенству научно-технических приемов исследования, и мы знаем,

что их читали и изучали (и рекомендовали специально их штудировать вступавшим на самостоятельный научный путь) научные деятели, иногда весьма далекие по своей специальности от предмета научных работ Василия Васильевича. На ученых опытах Василия Васильевича с полною наглядностью можно было убедиться, каким могущественным орудием в процессе научного творчества является совершенный научный метод исследования. Знакомство с учеными приемами Василия Васильевича тем более поучительно, что он был совершенно чужд научного педантизма и шаблонных форм научно-формальной техники. И в эту сферу, как и всюду, он вносил с собою свой дух животворящий... Не беря на себя характеристики научных приемов покойного историка, не можем не отметить одной черты, резко выделяющей его из толпы рядовых специалистов. Изучая ту или другую специальную область прошедшей жизни, он считал нужным быть специалистом во всех смежных с нею областях, никогда не замыкался в узкие рамки своей ближайшей церковно-исторической проблемы. Изучаемое историческое явление обследовалось им решительно со всех сторон, хотя из этого всестороннего обследования на рисуемую им картину попадали только нужные для надлежащего освещения дела черты. Эта постоянная работа в смежных с изучаемым предметом областях сделала его превосходным специалистом в вопросах общей хронологии (тут он едва ли знал себе равных в России), древней географии, истории древней культуры, государственного и частного быта, метрологии и пр. Оттого-то его историческое изложение нередко блестело (в тексте) живыми красками жизни, а в обильных примечаниях его так много важного и нового находили представители разных специальностей.

Параллельно с этой собственной научно-творческой работой Василия Васильевича шла безостановочным

ходом замечательная научно-критическая его деятельность. И не центральное положение общей церковной истории в круге академических наук, а именно всеобъемлющая его эрудиция по всем отраслям богословского знания сделала Василия Васильевича с первых же шагов его профессорской службы как бы неизбежным рецензентом большей части произведений академической учено-богословской производительности. Без всякого преувеличения можно сказать, что он работал в этом отношении за десятерых, никогда не отказываясь, ни прямо, ни косвенно, от этой ответственной, тяжелой и подчас досадной работы. Он участвовал в двух докторских диспутах — Ф. Г. Елеонского («История Израильского народа в Египте») и Н. А. Скабалановича («Византийское государство и церковь в XI веке»), и был рецензентом докторских диссертаций Н. В. Покровского («Евангелие в памятниках иконографии») и А. И. Садова («Древне-христианский церковный писатель Лактанций»), а также научных трудов (по преимуществу «Пастырства Христа Спасителя») С. А. Соллертинского, доставивших их автору докторскую степень. Число магистерских диспутов и коллоквиумов с его участием восходит до 9. Он иногда, почти неожиданно для себя, заменял на коллоквиумах другого оппонента, не могшего явиться но болезни. Не будучи официальным рецензентом иных магистерских диссертаций, он на деле, в процессе их составления, принимал не менее близкое, руководственное, участие, чем рецензенты официальные (диссертации А. П. Рождественского, И. Е. Евсеева). Ряд магистерских работ, начатых под его руководством, можно надеяться, рано или поздно еще увидит свет¹).

________________________

1) Готовность Василия Васильевича помочь всякому в деле науки поистине не знала границ. К нему обращались за помощью не только молодые ученые, но н уже много и с честью поработавшие на научной ниве. В скольких изданиях и кни-

К своим рецензентским обязанностям Василий Васильевич относился с замечательным рвением и добросовестностью. Его отзывы разрастались иногда в целые диссертации. Его отзыв об удостоенном Св. Синодом Макарьевской премии сочинении Η. Н. Глубоковского («Блаж. Феодорит») вместе с его Addenda — corrigenda и с его же Addendis superaddenda — превратился в особые Theodoretiana, занимающие 164 страницы. Отзыв его о диссертации А. И. Садова занимает около восьми печатных листов. Результатом его коллоквиума с В. Н. Самуиловым («История арианства на латинском западе»), независимо от отзыва, явился особый этюд («Либерий епископ римский и сирмийские соборы») в 118 страниц, внесший много нового в специальную ученую литературу, и в приложении к нему два частных экскурса... В отзывах Василия Васильевича о тех или иных книгах, удостоенных ученых степеней или Макарьевских премий (как внутренних академических, так и присуждаемых Св. Синодом, каковы труды г. г. Кипарисова, Глубоковского, Спасского и др.), находится целый ряд новых, неизвестных дотоле науке, указаний и соображений. Эти отзывы давали Василию Васильевичу счастливый случай поделиться с ученой публикой результатами его глубокого, всестороннего и вполне самостоятельного изучения всей системы церковно-исторической науки. Иногда в своем официальном отзыве одновременно с детальной оценкой книги Василий Васильевич давал и параллельный опыт собственного оригинального исследования входящих в нее вопросов. В своем отзыве об отзывах Василия Васильевича проф. И. Е. Троицкий в свое время

_____________________

гах незримо для всех хранятся перлы его таланта и эрудиции, это хорошо известно избранному кругу специалистов и близких друзей почившего. Сколько ценных научных сообщений и соображений находится даже в обыкновенных его письмах к его ученым корреспондентам!

отметил важнейшие научные открытия, нашедшие себе место в них. Таким образом, процесс научного творчества со всею силой продолжался и в тех его трудах, которые сами по себе вызывали его только на научно-критический анализ. Что же касается этого последнего, то рецензии Василия Васильевича представляют нечто всесовершенное и по силе мысли, и по тонкости чутья, и по экспрессии и жизненности изложения. Критические разборы Василия Васильевича можно было слушать непрерывно целые часы, не только не утомляясь, но все более ему изумляясь и им восторгаясь. С творчеством научного духа в нем победоносно соперничал беспощадный научно-критический анализ.

Василий Васильевич Болотов, экстраординарный профессор с 24 окт. 1885 года, сам не искал докторской степени. Да и что могла прибавить докторская степень к его ученой славе? И без этой степени он давно уже был и для Академии, и для всех ученых кругов, — как бы прирожденный доктор! Но самая докторская степень как бы принижалась тем, что ее не имел Василий Васильевич. Проф. И. Е. Троицкий, «выражая общее мнение и желание всех членов академического совета», вошел в совет с краткой докладной запиской (7 мая 1896) о возведении проф. В. В. Болотова в степень доктора церковной истории «в виду многочисленных и капитальных трудов его в области церковной истории». 21 мая 1896 г. Василий Васильевич удостоен советом Академии степени доктора церковной истории и утвержден в этой степени Св. Синодом 15 июля 1896 г.; 13 сент. 1896 г. избран советом в звание ординарного профессора и 19 окт. того же года утвержден в этом звании Св. Синодом. Здешняя Императорская Академия Наук еще в 1894 г. выразила свое внимание к выдающимся ученым трудам Василия Васильевича избранием его в свои члены-корреспонденты.

Деятельность покойного Василия Васильевича не

ограничивалась одной академической работой, одним кабинетным специально-ученым трудом. К его эрудиции, к его научно-исторической чуткости прибегали и его талантом пользовались, особенно в последнее десятилетие, и наша высшая церковная власть, и отчасти высшее светское правительство. Указом Св. Синода от 15 дек. 1892 г. покойный Василий Васильевич назначен был делопроизводителем в комиссию для предварительного выяснения условий и требований, какие могли бы быть положены в основу переговоров о соединении старокатоликов с православною русскою Церковью·Комиссия, назначенная Св. Синодом согласно воле в Бозе почившего Императора Александра III и под председательством высокопреосвященного финляндского архиепископа Антония состоявшая из лиц, близко знавших старокатолическое движение в жизни и в истории, получила в лице Василия Васильевича такого делопроизводителя, который и все необходимые для нее исторические справки мог дать в полном изобилии, и в формулировке условий и требований соединения послужить делу всею силою и гибкостью своего несравненного языка. Деятельность комиссии по старокатолическому вопросу потребовала от Василия Васильевича много труда. Затем он призван был высшею церковною властью принять самое близкое участие в совершившемся 25 марта 1898 года присоединении к православной Церкви сиро-халдейских несториан. Нужно было выяснить, на каких условиях и каким церковным чином должно совершиться каноническое воссоединение их с православною Церковью, а также перевести на язык присоединяемых необходимыя вероисповедныя формулы и пр. Тут, в этом необычном в наши времена присоединении к православной Церкви остатка ереси давно минувших веков, как нельзя больше пригодились и истинно-исторический глубоко-научный взгляд почившего на церковные канонические и жизненные отношения православной вселен-

ской Церкви V и последующих веков, ц его редкое знание восточных языков. Этим последним знанием Василия Васильевича, почти одновременно с его участием в сиро-халдейском вопросе, воспользовалось и министерство иностранных дел, тщетно дотоле искавшее в России ученого, который мог бы перевести нужные ему абиссинские грамоты (за эту услугу министерство ходатайствовало о награждении почившего чином действ. стат. советника). Василий Васильевич, кроме коптского и эфиопского языков, знал и амхарский (новоабиссинский) язык. В последний год своей жизни Василий Васильевич назначен был высшею церковною властью делегатом от духовного ведомства в особую, образовавшуюся при астрономическом обществе, комиссию по вопросу о согласовании нашего старого стиля с новым, принятым Западною Европою. Василий Васильевич, как мы говорили выше, был преимущественным специалистом по вопросам хронологии вообще. Интересовавший комиссию вопрос он изучил во всех его деталях, не только с церковно-канонической и научно-исторической, но и со всех других сторон. Вообще русская, а с нею и вся православная Церковь потеряла в Василии Васильевиче такого сына, к научной помощи которого с полным доверием всегда могла обратиться при решении трудных и важных церковных вопросов, требующих самого обильного света церковно-исторической науки. В этом своем церковно-общественном служении Василий Васильевич оставался, конечно, верен вполне своему строго-научному долгу. Каждый церковно-общественный вопрос, по которому он призывался высказать свое компетентное суждение, становился, так сказать, темой для особой специальной диссертации его. В оставшихся после смерти его портфелях, в проходившей через его руки официальной переписке по тем и другим церковно-общественным вопросам находится, несомненно, богатый запас и чисто-научного характера.

Весь жизненный путь Василия Васильевича был путь науки, — чистый, светлый путь чистой, возвышающей душу, науки. Его жизнь, это — жизнь не аскета, ищущего в ученом труде противовеса земным вожделениям, а мыслителя, в святом увлечении высшей истиной забывшего все земное. Нашей Академии выпало истинное счастье, что эта жизнь протекла, что этот путь пройден под ее сенью... К великому горю Академии, путь научной жизни Василия Васильевича прервался на половине. До итогов жизни было еще так далеко, что почивший не успел даже, для всех ясно, формулировать своих конечных целей научных! Но и на полпути своем Василий Васильевич сделал для пауки столько, сколько редкому научному деятелю удается сделать и во весь, даже очень длинный, жизненный путь. Для Академии имя Василия Васильевича Болотова, нежданно сошедшего в могилу в самом расцвете сил, останется навсегда именем ее славы, — светлым, оживляющим, возбуждающим высшие научные порывы воспоминанием о былом торжестве в ее стенах творческой научной идеи.

Проф. П. Жукович.

Страница сгенерирована за 0.22 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com