I. Мы обыкновенно противопоставляем еретикам, как первое их обличение, то, что они всегда являются поздо. Действительно, судя потому, что Истина заблаговременно сказала: подобает и ересям быти, нельзя не заключить, что всякая ересь есть уже позднейшее произведение, так как Истина предуведомила нас о том гораздо прежде.

Учение Гермогена возникло так сказать со вчерашнего только дня: он человек нашего времени, живет и теперь между нами. Беспокойный ум его должен был естественно предназначить его к ереси. Он считает себя красноречивым, потому что много говорит. Наглость свою украшает он именем мужества, а злословие на счет каждого называет подвигом чистой совести. Прибавь к тому, что он занимается живописью языческих богов, и советует повторять браки. С одной стороны, обращая закон Божий в пользу страстей, а с другой презирая его

(*) Писана в 209 году по Р. X.

в отношении употребления своего искусства, он вдвойне вероломствует: тут действует бессовестно, а там искажает священное Писание; прелюбодействуя с ног до головы и учением своим и своею плотью, он то вступает в союз с людьми, любящими повторение браков, то явно сам нарушает правила мнимого своего апостольства. Но какая нам нужда до лица? Борьба наша относится собственно к учению.

Гермоген, по-видимому, признает с нами одного Господа Иисуса Христа; но на самом деле он совсем другого Христа признает. Да что я говорю? Он отъемлет у Бога все то, что Он есть, утверждая, что не из ничего сотворил Он все вообще существа. Действительно, перешедши от Христиан к философам, от Церкви в Академию и в Портик, Он покусился вместе со Стоиками объявить Материю современною самому Богу, потому будто бы, что она всегда существовала, никогда не имела рождения, не была сотворена, не имеют ин начала ни конца, и что ею Господь только воспользовался для произведения всех вещей.

II. Вот какими доказательствами этот гнусный живописец прикрывает свое первое затмение, лишенное всякого света. Предварительно полагает он, что Господь произвел все вообще существа или из Самого Себя или из ничего, или же из чего-либо, на тот конец, чтобы заявивши, что Он не мог сотворить их из Самого Себя и из ничего, доказать потом остальное, то есть, что Он произвел их из чего-либо, а это что-либо есть Материя.

Господь, говорит он, не мог извлечь вещей из Самого Себя, потому что существа, извлеченные из сущности Господней, составляли бы частички

Его Самого. Бог же не причастен никакому отделению: Он остается всегда нераздельный, неизменный, всегда один и тот же в качестве Господа. Сверх того, если бы Он сотворил что-либо из Себя, то Сам составлял бы уже из Себя часть. Тогда надлежало бы почитать несовершенным все то, что бы ни было творимо и что бы Он ни творил, но той причине, что все творилось бы из части, и Он творил бы все из части же. Если бы весь Бог творил вещи из Себя, то Он был бы вместе и полным и не полным; полным по предмету усовершения Себя, не полным но предмету произведения из Себя. Но в том-то и затруднение; ибо существуя, Om. бы всегда Сам по Себе был, и ни от кого не происходил. Не существуя же, Он бы и не производил ничего, потому что не имел бы существа. Кто всегда существует, тот не происходит ни от кого: он существует во веки веков. Следовательно, Бог не произвел существ из Самого Себя, потому что не свойственно естеству Его из Себя Самого их производить.

Что Бог не мог сотворить их из ничего, Гермоген пытается доказать это следующим образом, Бог добр и весьма добр. Он желает творить вещи добрые и весьма добрые, каков Сам есть, или лучше сказать, Бог не желает и не творит ничего, кроме вещей добрых и весьма добрых. Стало быть, все существа, Им произведенные, сообразно естеству Его, должны быть добрые и весьма добрые. Но опыт свидетельствует, что иные произведены Им недобрые и злые; а это не могло произойти по Его выбору и воле, если бы Он совещался только с Своим выбором и волею, и конечно произвел бы одно то, что прилично Ему и

достойно Его. Из сего должно заключить, что произведенное Им не по Своей воле сотворено из какой-либо недоброй и злой сущности, то есть, из Материи.

III. «Гермоген присовокупляет: Бог всегда был «Богом, всегда был также Господом; не было мгновения, когда бы Он не был Богом. Но не был бы Он всегда ни Господом ни Богом, если бы не существовало всегда что-либо такое, над чем бы Он всегда был Господом; а потому Материя всегда существовала с Богом.»

Во-первых, поспешим, обратить в ничто это последнее мнение Гермогена, которое счел я нужным привести здесь для людей, не понимающих, для чего сделано сие прибавление, дабы они ведали, что все другие его умствования легко могут быть отвергнуты, как скоро будут поняты. Мы объявляем, что имя Бога от вечности было в Боге; но не таково имя Господа, потому что свойство того и другого различно. Бог есть имя самой сущности, то есть, божества. Господь, напротив того, есть имя не сущности, но могущества: сущность всегда существовала со своим именем, которое есть Бог. Имя Господь знаменует вновь произошедший порядок вещей. С тех пор, как явились в первый раз существа, над которыми открылось могущество Господне, с тех только пор по случаю приращения сего могущества Он со делался и наименован Господом. Бог есть Судия; но нельзя сказать, чтоб Он всегда был Судиею потому только, что всегда был Богом. Действительно Он не мог быть Судиею прежде, нежели был кем-либо оскорблен. Было время, когда не существовало оскорблений, и не кого было судить. Равным образом Он не носил и имени Господа

прежде, нежели учредил владение Свое, над которым мог господствовать. Подобно как Он долженствовал быть некогда Господом, так сделался Он в последствии и Судиею посредством оказываемых тварями оскорблений; Он сделался Господом по поводу тех тварей, которых сотворил для услуг Своих.

«Это чистое мудрование, восклицает Гермоген.»

Нет! Убеждением к тому нам служит священное Писание, которое ясно разделяет в Боге эти два имена, и каждое из них обозначает в свое время. Сперва Бог именует Себя Богом, каковым Он всегда был и есть: «в начале сотвори Бог небо и землю.»Потом, доколе творимы Им были существа, над которыми должен Он быть Господом, Он продолжает говорить просто: «И рече Бог ... И виде Бог ... И сотвори Бог»...Нигде слова нет о Господе. Но как скоро сотворил Он вселенную, особливо человека, который один мог познать Господа своего: то не укоснил назвать Себя Господом, присовокупив к тому и прежнее Свое наименование: «И взя Господь Бог человека, его же созда.»С сего времени Бог, дотоле бывший только Богом, становится Господом, устроив Себе; область, над которою должен был господствовать. До тех пор Он был Богом так сказать для Себя: теперь начинает Он быть Богом для вещей, соделавшись их Господом. Следовательно, чем болею кто помышляет, что материя всегда существовала. потому только, что Бог всегда был Господом, тем яснее открывается, что ничего прежде не существовало; ибо Бог не всегда именовался Господом.

К сему прибавлю еще одно рассуждение в поль-

зу людей, не понимающих дела. Гермоген считает это последним своим убежищем. Я обращу против него собственные его понятия. «Он отрицает, «чтобы Материя могла быть рождена или сотворена.» В таком случае я нахожу, что имя Господа равномерно не приличествует Богу в отношении к Материи; ибо необходимость требовала, чтоб она была свободна (от всякого господства), потому что не имея начала, не могла иметь и Создателя. То, что само собою существует», не покорено никому и ничему. Стало быть, как скоро Бог показал могущество свое, произведя вещи с помощью Материи; то с тех пор сама она, подвергшись власти Божией под именем Господа, неоспоримо доказывает, что Бог не во все времена именовался Господом.

IV. Теперь начну я рассуждать собственно о Материи, которая со стороны ереси уподобляется Самому Богу, то есть, «будто бы она никогда не была рождена, никогда не была сотворена, не имеет начала и не будет иметь конца.» Какое происхождение имеет Бог, как не вечность? Какое свойство вечности, как не то, чтобы всегда быть и впредь всегда существовать по силе преимущества, ей принадлежащего, то есть, не иметь ни начала ни конца? Если это отличительный атрибут Бога: то он конечно принадлежит Ему одному. Сообщите его кому-либо другому: тогда он не будет уже отличительным атрибутом Бога, и разделится между Им и тем лицом, которому вы его назначите. «Аще и суть глаголемии бози или на небеси или на земли, якоже суть бози мнози и господие мнози: но нам един Бог Отец, из Него же вся, и мы у Него (1. Коринф. VIII. 5 и 6). Вот сугубая причина, почему у нас то, что составляет отличительный атрибут Бога,

принадлежит Ему одному. Сверх того, атрибут, который был бы общий Ему и другому, не мог бы уже быть отличительным Его качеством. Когда существует один Бог, то надобно, чтоб и качество это было одно, и принадлежало Ему одному. Да и что можно считать единственным и особливым, как не такое существо, с которым ничего сравнить нельзя? Что может выше быть существа, господствующего над всеми вещами, от которого все; вещи происходят! Один Бог имеет эти атрибуты, и имея их, пребывает всегда один. Если бы кто другой их имел, тогда было бы столько богов, сколько бы было существ, пользующихся атрибутами Божиими. Стало быть, Гермоген вводит два божества, равняя Материю с Богом. Бог необходимо должен быть один, потому что Бог есть верховное Существо. Нет верховного существа, как скоро оно не одно. Существо, которому придается другое равное ему существо, перестает быть одним. Материя становится равною с Богом, когда приписывается ей вечность.

V. «Но Бог остается Богом, а Материя Материей,» возражает Гермоген. Как будто бы различие имен мешало равенству, тогда как основная сущность одна и та же. Какая нужда, что свойство и вид отличны, когда сущность одинакова? Бог не рожден. Разве Материя подобно Ему не чужда рождения? Бог всегда существовал. Разве; Материя также всегда не существовала? Тот и другая без начала и без конца, тот и другая суть основное начало всех вообще существ, то есть, и тот, кто их произвел, и та, с помощью которой они им произведены. Материя не может не почесться вино-

вницею всех вещей, когда доставила свою сущность для образования общей массы существ.

Что будет отвечать Гермоген? «Не скажет ли, что Материя, хотя и имеет нечто божеское, но не может уподоблена быть Богу, потому что не имея полноты божества, должна отречься от полноты сравнения?» Но что же он предоставил лишнего Богу, почему бы можно было судить, что он не приписал Материи всего того, что составляет Бога?

«Материя, говорит он, будет управлять собою так, что власть и сущность Божия останутся неприкосновенными в отношении к тому, чтоб Он почитаем был одним и первым виновником, так как и Господом всех вещей.»

Но истина в защищение единства Божия требует, чтобы то, что составляет Бога, принадлежало Ему одному. Вещь будет принадлежать Ему тогда только, когда сделается принадлежностью Его одного. Отсюда происходит, что невозможно признать другого Бога, кроме; одного, по той причине, что никому и ничему не дано решительно ничего, что составляет Бога.

«Как же, говоришь ты? Разве мы не имеем чего-либо от Бога?» — Без сомнения имеем и будем иметь, но в виде заимствования, а не в качестве собственности. Действительно мы будем богами, если заслужим быть такими, какими Бог заблаговременно возвеселил: «Аз рех: бози есте и сынове Вышнего вси ... Бог ста в сонме богов (Псал. LXXXI. 1 и 6).» Но все это было и будет даром Его благодати, а отнюдь не нашею собственностью: Он один творит богов. Ты же напротив того приписываешь Материи в собственность то, что у нее считаешь общего с Богом. Если действительно она

получила то, что отличает Бога, я хочу сказать, атрибут вечности: то надобно заключить, что она вместе и имеет общее с Богом начало и не есть Бог. Какое противоречие и несообразность присваивать Материи общее с Богом начало, и не хотеть, чтоб это начало, в котором Гермоген не отказывает и Материи, было исключительным преимуществом Бога!

VI. Гермогенпродолжает: «Богу предоставляется «быть первым и единственным виновником всех вещей, быть Господом всего, быть вне всякого сравнения, с кем бы то ни было.» В след же за сим он воздает те же почести и Материи.—Аз семь Господь Бог твой,возвещает Всемогущий, и неоднократно подтверждает с клятвою: несть иного Бога, разве Мене.Но Гермогенторжественно сие отрицает; ибо у него Материя становится равною Богу, никогда не была ни сотворена ни рождена, не имеет на начала ни конца. Бог скажет: Аз есмь первый.Но как Ему быть первым, когда Материя с Ним совечна? Между существами совечными и современными нет старшинства, и Материя также может назвать себя первою. Аз един простер небеса.Неправда: Ты простер их с Материей, которая снабдила Тебя всем тем, что было к тому потребно. — Когда Гермоген объявляет, что Материя существует, без вреда для сущности Божией: то и мы в праве возразить, что Бог существовал без вреда для сущности Материи; но дело в том, была ли сущность их одинакова. Стало быть, Материя по мнению его будет существовать всегда, но с Богом, равно как и Бог будет единым, но с Материей. Она будет первою с Богом, потому что Бог с нею будет первым. Она может сравнена быть с Богом, потому что Бог с нею сравнен быть мо-

жет. Она виновница вселенной с Богом: она с Ним верховное существо. Вот каким образом Бог» заимствует нечто от Материи, но не все, что ее составляет. Гермоген не предоставил Богу ничего такого, чего бы не приписал равномерно и Материи, так что Материя в меньшем расстоянии находится от Бога, нежели Бог от Материи. Следовательно, так как отличительные атрибуты Божии, например, не иметь ни начала ни конца, всегда существовать, быть первым и единственным виновником всех вещей, приличествуют в равной степени и Материи: то я спрашиваю, где тут отличные и особые у Бога качества, которыми бы Материя не обладала, и которые мешали бы ей быть сравниваемою с Богом? Где находятся атрибуты, свойственные Богу, там кажется и все прочее сходствует.

VII. «Если Гермоген станет говорить, что Материя меньше Бога, что она ниже Его, и что следовательно различествует с Ним, а потому и не может сравниваема быть с существом, гораздо ее большим и превосходнейшим:» то я противопоставлю ему следующее. То, что вечно и не сотворено, не терпит ни уменьшения ни унижения, потому что это преимущество дарует Богу все то, что Он есть, то есть, дарует такое существо, которое не может ни унижено быть ни перед кем, ни быть покорено ни кому: мало того, оно должно быть больше, выше всего. подобно как все существа, рождающиеся и умирающие, и потому не верные, но той причине, что качество вечности состоит в том, дабы не иметь ни начала ни конца, содержат в себе со времени происхождения своего то, что противно Богу, я хочу сказать, уменьшение и унижение: так равномерно и Бог отвергает то и другое все-

совершенно, потому что Онне рожден и не сотворен. Такова должна быть сущность и Материи, если она вечна. Следовательно, два эти существа, вечные, не рожденные и не сотворенные, Бог и Материя, обладают по причине общности их существа тем, что не терпят ни уменьшения, ни унижения, то есть, обладают вечностью. Почему мы и утверждаем, что из них одно не меньше и не больше, не выше и не ниже, как другое, по что оба они равно велики, равно высоки, равно наслаждаются тем совершенным и ненарушимым блаженством, которое именуется вечностью. Мы не станем тут уподобляться тем народам, которые, будучи принуждены признать какого-либо Бога, не пропускают случая помещать его ниже других богов. Божество не имеет степеней, потому что оно одно. Если оно находится в Материи, так как она не рождена, не сотворена и обладает вечностью: то божество должно обретаться в ней со всех сторон, потому что нигде не может оно быть ниже того, что оно есть. Каким же образом Гермоген смеет полагать тут различие? Как смеет он материю покорять Богу, вечную покорять вечному, несотворенную покорять несотворенному, виновнику вещей покорять виновнику тех же вещей! Разве не может она сказать: я сама первая, я была прежде всего, от меня происходят все вещи; мы равны, мы существовали вместе, мы оба без начала и конца, у обоих нас нет Создателя, нет Бога? Какой Бог в состоянии подчинит меня Богу современному, совечному? Не потому ли, что Он именуется Богом? Но и у меня есть свое имя, или лучше сказать, я бог, а он материя, потому что оба мы одно и тоже. После сего можно ли усомниться, что еретик не возвысил Ма-

терии до самого Бога, хотя притворно ее и подчиняет Ему?

VIII. Мало того. Он ставит материю выше Бога самого, и требуя, чтобы Бог произвел все посредством материи, подчиняет Бога материи, а не материю Богу. Действительно, если Бог воспользовался материей для сотворения вселенной: то она становится выше Его, потому что доставляет Ему элементы для Его действий, и Бог подчиняется Материи, потому что не может обойтись без ее сущности, имея в ней крайнюю надобность. Кто в ком надобность имеет, тот тому действительно подчинен. Кто пользуется чужим имуществом, тот не может не быть ниже владельца его. Кто кому дозволяет употреблять то, что принадлежит ему, тот конечно выше получившего от него на то право. Из сего следует, что Материя не имела надобности в Боге; но тому Богу, который в ней надобность имел, оказала она всю свою благосклонность и щедрость, как низшему себя; Бог же был столько слаб и не искусен, что не мог из ничего произвести желаемых Им вещей. Какую великую и значительную услугу она доставила Богу! Чрез нее Он получил удобство явить свое божество и огласить всемогущество свое, хотя впрочем Он и не всемогущ, когда не мог извлечь из ничтожества всех вещей! По крайней мере Материя чрез сие приобрела то право, что признана современною и равною Богу,, или лучше сказать, покровительницею Его, хотя и признана такою одним только Гермогеном и языческими философами, патриархами еретиков; тайна же эта осталась сокровенною и для Пророков и для Апостолов и вероятно для самого Иисуса Христа.

IX. Гермоген не может ничем подтвердить,

чтобы Бог для сотворения мира воспользовался Материей в качестве Господа: Бог не мог быть Господом сущности, Ему равной. Но Он вероятно воспользовался ею по уступочному нраву, то есть, не в виде собственно владетеля принадлежащего Ему имения, но по такому уступочному праву, что не взирая на все недостатки Материи, Он решился употребить в дело дурную и злую сущность, побуждаясь к тому видно не действием Своего могущества, а чувством слабости Своей, препятствовавшей Ему сотворить вещи из ничего; ибо если бы Он мог в качестве Бога повелевать Материей, которую почитал дурного: то, как Господь, бесконечно благий, он начал бы с того, что исправил бы недостаточество естества ее, дабы употребить в дело сущность добрую, а не злую или дурную. Между тем так как Он был тут только благ, а не Господь: то употребил ее в таком виде, в каком се нашел, показавши чрез то, что принужден был покориться естеству Материи; ибо, будучи ее Господом, он бы преобразовал ее. Так, а не иначе, должно отвечать Гермогену, когда он утверждает, что Бог употребил Материю в качестве Господа, а не как такую вещь, которая Ему принадлежит, потому что она Им не сотворена. Из сего следовало бы, что зло происходит от Бога; ибо хотя Он и не виновник его, потому что не Он его сотворил, но Он попускает его, потому что есть Господь. Если же напротив того Материя не принадлежит Богу, поколику не принадлежит Ему и зло: то, пользуясь имуществом другого, Бог должен бы был или заимствоваться (им по нраву терпимости, имея в нем надобность, или насильственно им завладеть по праву сильного. Имущество

другого обыкновенно берется тремя способами, или по праву собственности, или по уполномочию, или вооруженною рукою, то есть, по владению, по уступочному праву, или по насильству. Здесь о владении речи нет. Засим Гермоген может сам определить, каким образом приличнее было Богу употребить к сотворению мира первобытную Материю, по уступочному ли праву, или же по насильству.

X. Но не поступил ли бы Бог благоразумнее, не творя совсем ничего, нежели творя что-либо по уступочному праву или по насильству, и притом творя это из дурной сущности? Полагая даже, что Материя бесконечно добра, не должен ли бы Он был почесть недостойным для Себя творить что бы то ни было из чужого имущества, как бы оно ни было прекрасно? Видно не достало в Нем благоразумия, когда, сотворивши мир для славы Своей, Он успел только доказать, что был заимщиком чужой сущности, да и то не доброй.

«Нужно ли было, возражает Гермоген, чтобы «Бог сотворил все вещи из ничего на тот конец, дабы всякое зло приписано было Его воле!»

Подлинно ослепление еретиков должно быть слишком велико, когда они предполагают, будто есть другой Бог благий и преблагий, считая Создателя мира виновником зла, или, когда Материю возводят до самого Бога, дабы зло происходило не от Бога, а от Материи; ибо никакой Бог не может изъят быть от подобного обвинения, и непременно сочтен будет за виновника зла, как скоро, хотя Сам и не станет его творить, но попустит кому-либо и каким-либо образом производить его. И так, пока мы в другом месте определим и объясним причину и источник зла, да ведает Гермоген, что богохуль-

ство его ни к чему не служит. Да и в самом деле Бог становится если не производителем, то одобрителен зла, от того, что несмотря на Свою беспредельную благость, столь долгое время прежде сотворения мира, терпел и сносил превратность Материи, которую в качестве Бога, поборника добра и противника зла, должен бы был давно исправить. Нет средины: или Он мог ее исправить, но не хотел, или хотел, но не мог, будучи бессильным богом. Если Он мог, но не хотел, то должен быть Сам не добр, потому что благоприятствовал злу. Тогда можно считать Его за виновника зла; ибо, хотя бы Он его и не сотворил, но если бы захотел, то не допустил бы существовать ему: стало быть, Он создал его, когда дозволил ему иметь бытие. Можно ли же представить себе что-либо несообразнее? Если Он хотел, чтобы существовала вещь, которую отрекся произвести собственными руками: то Он впал тут в явное с Самим Собою противоречие, желая, чтобы существовало такое существо, которого произвести не хотел, и не желая произвести такого существа, которого бытие Ему угодно было. То, что призиаио Им не добрым, потому что Он произвести его отрекся, то самое сочтено Им добрым, потому что Он дозволил ему существовать. Перенося зло, как нечто доброе, вместо немедленного его уничтожения, Он делается поборником его: это так сказать злодейство, когда была на то Его воля; стыд и поношение, когда произошло то по нужде. Словом сказать, Бог становится рабом или покровителем зла, как скоро живет в сообществе с Материей, а тем паче, когда употребляет в дело превратную или дурную Материю.

XI. Но где же доказательства Гермогеновы, кото-

рые бы уверили нас, что Материя дурна или зла? Нельзя ему, впрочем, не называть дурным того, что он считает злом. Мы приняли уже за правило, что все, неподверженное ни уменьшению, ни унижению, не может признаваемо быть низшим противу того, что ему совечно. Следовательно, мы говорим, что и зло Богу равным образом не приличествует, потому что если Он обладает вечностью, то не может быть ниже того, что не терпит никакого рода унижения. Но так как уже доказано, что существо вечное, каков есть Бог, будучи один, поколику вечен, и благ, поколику Бог, в высочайшей степени есть существо благое: то каким образом Материя, долженствующая по вечности своей считаться также существом всеблагим, может признаваема быть злом? В противном случае, если то, что вечно, может считаться злом, тогда и зло это, как нечто вечное, останется несокрушимым и неодолимым. Из чего должно заключить, что мы тщетно стараемся искоренить зло между нами, что тщетно Бог нам то предписывает, тщетно угрожает быть тут судиею: наказания Его будут несправедливы. Если же зло должно прекратиться в то время, когда диавол, вождь его, заключенный ныне в кладезь бездны, повержен будет во огнь, уготованный от Бога ему и ангелам его, когда явление сынов Божиих освободит всякую тварь от зла, потому что она также подверглась суете, когда скоты, восприяв первоначальную свою невинность и непорочность, станут пастись вместе с хищными зверями, и младое дитя возложит руку на аспида, когда Отец повергнет к подножию ног Сыновних всех с Ним боровшихся, то есть, производителей зла,—словом сказать, если зло должно иметь конец, то оно

по необходимости имело и начало. В таком случае и Материя равномерно имела начало, потому что с прекращением зла должна, и она кончиться; ибо что почитается за зло, то должно и участвовать в сущности зла.

XII. Но пусть Материя будет дурна или зла, и весьма зла, разумеется по естеству своему, подобно как Бог благ, и весьма благ, также по Своему естеству. Надобно непременно, чтоб естество пребыло твердым и определительным, столько же постоянно неразлучным со злом в Материи, сколько непоколебимым и неизменным во благе у Бога. Если бы естество в Материи могло перейти от зла к добру, тогда бы оно и в Боге перейти могло от добра ко злу.

«Но когда естество, скажет иной, не терпит перемены, тогда ни камни не могут воздвигнут чад «Аврааму, ни семя ехиднино породит плодов покаяния, ни чада гнева сделаться чадами мира.—»

Ты приводишь эти примеры без всякого основания. Вещи, имевшие начало, каковы камни, ехидны и люди, ничего общего не имеют с Материей, которая по твоему мнению не сотворена. Именно потому, что те имели начало, она не может иметь копна. Не забудь притом, что Материя однажды навсегда признана от тебя вечною, потому что у ней нет ни Создателя, ни начала, и что, следовательно, надлежит почитать естество ее неизменным и нетленным, как то полагаешь и сам ты, отрицая, чтобы Бог мог произвести что-либо из Себя Самого, так как вечное существо не изменяется, и потеряло бы нечто из того, что оно есть, сделавшись чрез изменение тем, что оно не есть, если бы не было

вечным; в отношении же к вечному Господу, Он не может иным быть, как каков есть.

Я опровергну Гермогена собственным его объяснением. Материя подвергается порицанию с той уже стороны, что Бог извлекает вещи добрые и весьма добрые из Материи дурной и весьма дурной. «И виде Бог вся, елика сотвори, и се добра зело, и благослови я,» вероятно благословил потому, что все было хорошо, а не дурно. Стало быть, Материя подучила преобразование; а если так, то лишилась и основного существа вечности, то есть, с переменою вида, уничтожилась. Но вечность не может погибнуть, потому что если она не негибнуща, то уже есть не вечность. Следовательно, она не могла подвергнуться ни какому преобразованию, потому что если вечность существует, то она измениться не может.

XIII. Но может быть спросит кто; «каким образом твари, не получившие преобразования, могли родиться добрыми, происходя от Материи? Каким «образом семя доброе и весьма доброе могло заключаться в том, что дурно и весьма дурно?» Без сомнения, доброе дерево не производит плодов дурных, потому что без доброты нет Бога, равно как и дурное дерево не производит плодов добрых, потому что нет Материи, если она не дурна. Или нет: придадим ей частичку добра. Тогда она перестанет иметь однообразное естество, то есть, перестанет быть совершенно дурною, и облечется в двойное естество, отчасти доброе и отчасти дурное.

Тут опять спросит кто-либо: «могут ли в предмете добром и дурном соединяться вместе свет и тьма, сладость и горечь?» Если столь различные вещи, как добро и зло, могут действительно соединены быть в Материи, и составлять двойственное

естество, обилующее плодами того и другого рода, в таком случае нельзя уже будет приписывать единственно Богу добро, подобно как не приписывается Ему и зло. То и другое, происходя от качества Материи, будет равномерно и ей принадлежать. Тогда не будет у нас никакого повода ни благодарить Бога за добро, ни жаловаться Ему на зло. Он ничего не будет делать по Своей воле. После сего что же Он, как не раб Материи?

XIV. Сколько бы кто ни утверждал, что, производя добро из Материи, Бог властен выбирать и творить то, что в Материи есть лучшего, хотя и это уже для Бога не уместно; но верно и неоспоримо то, что Он, извлекая зло из Материи, особливо против Своей воли, делается рабом Материи, потому что, будучи благим, должен извлекать зло из дурной сущности против воли: Он тут поступает или по необходимости, когда против воли это делает, или по причине Своего рабства, когда повинуется необходимости. Что хорошего в обоих случаях: творить ли зло по необходимости или по воле? Если Он извлекает его из Материи, то это необходимость; если творит из ничего, то на то есть Его воля. И так напрасно защищаешь ты Бога от упрека в произведении зла. Как скоро Он извлек его из Материи: то зло должно приписано быть сотворшему его, поколику Он был тут действующею причиною. Конечно есть различие в том, извлек ли Он его из чего-либо или произвел из ничего. Но какая нужда, откуда бы Он ни извлек его, лишь бы извлек из того, что было для Него приличнее и достойнее? Достойнее же всего было то, чтобы сотворить его по Своей воле, а не по необходимости, то есть, произвести из ничего, а не из Материи. Благоразумнее

также должно полагать, что Бог был свободен, а не раб при сотворении зла: какое бы ни было Его могущество, всегда приличествует Ему более могущество, нежели слабость.

Но когда мы положим с одной стороны, что Материя не заключает в себе ничего доброго, а с другой, что Бог все доброе произвел из собственного естества: то тут откроются новые затруднения. Во-первых, если нет никакого рода добра в Материи: то стало быть оно от нее и не произошло, потому что в ней не было ни малейшего его зародыша. Во вторых, если добро не произошло от Материи: то стало быть произошло от Бога. Если же оно не произошло и от Бога: то произошло видно от ничтожества. Судя по системе Гермогена, иного заключения сделать нельзя.

XV. И так если добро не есть произведение Материи, потому что в ней его нет, и что она дурного свойства, и если добро не происходит также и от Бога, потому что Он по мнению Гермогена Сам Собою ничего не может творить: то из того следует, что добро произведено из ничтожества, потому что не произведено ни кем, ни Богом ни Материей. Но если добро есть произведете ничтожества: то почему и злу от него не произойти? Мало того: почему и все вообще твари от ничтожества не произошли, когда что-нибудь произошло от него? Видно могущество Божие, произведя что-либо из нечего, бессильно было произвести из него все вещи. Не скажет ли кто, что добро произошло от дурной Материи, потому что не произошло ни от ничтожества, ни от Бога? В таком случае надобно, чтобы вопреки неизменности, составляющей преимущественно принадлежность вечности, происхождение добра заключа-

лось в преобразовании Материи. Гермоген, пожалуй, станет тотчас отрицать, чтобы добро могло произойти от Материи. Надобно однако ж, чтоб оно происходило от какой-либо из тех вещей, от которых не хочет он, чтоб оно происходило.

Впрочем, если зло не могло произойти от ничтожества без того, чтобы Бог не был виновником его, по той причине, что тогда оно причтено бы было к Его воле, или если должно приписать его Материи; тогда бы оно принадлежало к сущности, его породившей. Бог и по сей системе, как я выше сказал, почитаем будет виновником зла, потому что вместо извлечения из Материи по Своему могуществу и воле одного добра, и ничего более, кроме добра, как следовало, Он из нее извлек вещи единственно не добрые, и даже дурные, желая видно, чтобы вещи были дурны, если бытие их зависело от него, или считая Себя бессильным произвести что-либо иное, кроме добра, если Он того хотел, но не произвел; ибо все равно, по бессилию ли или по воле был бы Бог виновником зла.

Какой повод имел Бог, сотворивши добрые вещи в качестве благого Бога, произвести потом зло, как будто в Нем не достало уже благости, когда Он не ограничился творениями, сообразными естеству Его? Совершивши дело Свое, какую надобность имел Он действовать в пользу Материи, и сотворить потом зло, дабы одному Ему прослыть благим в отношении к сделанному Им добру, между тем как Материя не была бы признана дурною в отношении к злу, ею порожденному? Добро конечно имело бы гораздо более цены без заразительного дыхания зла. Но Гермоген уничтожает доводы тех лиц, которые думают, что зло

нужно было для того, дабы лучше могло выказаться добро, сияющее наиболее от противоположностей. Стало быть, не по сей причине сотворено зло, или если был другой какой к тому повод, то почему не могло оно быть произведено из ничтожества? Бог избавился бы от упрека, что Он творец зла, но той же причине, по которой ныне извиняется и в том, что производит зло из Материи. Если же это так: то справедливо и то, что настоящий вопрос подвергается многосторонним изменениям против воли тех людей, которые, не исследывая различия зла, и не зная, приписать ли его Богу или отделить от Него, вводят только Бога в многочисленные и неприличные достоинству Его противоречия.

XVI. В заключение сего рассуждения, к которому может быть придется мне и впредь обратиться, я объявляю, что самая необходимость требует приписать или Богу то добро и зло, которое Он извлек из Материи, или Материи, из которой Он произвел и то и другое, или обоим им вместе, потому что оба они взаимно должны тут участвовать, то есть, как тот, кто, производит, так и та, чрез которую он производит, или же наконец каждому из них назначить особый свой удел; ибо третьего после Бога и Материи нет никого. Станете ли вы считать добро и зло принадлежностью Бога: тогда Бог окажется виновником зла; а Бог всеблагий Творцом зла быть не может. Будете ли доброй зло приписывать Материи: тогда Материя сделается основным началом добра; а Материя, будучи дурного свойства, не может никогда быть основою добра. Скажете ли, что то и другое относится к ним обоим: в таком случае материя поставится наравне с Богом, тот и другая будут одинакими; тот и

другая участвовать будут в добре и зле; а Материя не может уподоблена быть Богу без того, чтобы не вышло двух божеств. Назначите ли одному одно, а другой другое, то есть, Богу добро, а Материи зло: тогда зло не припишется прямо Богу, а добро не припишется прямо Материи, но Бог, извлекши из Материи добро и зло, окажется Творцом обоих их совокупно с Материей. Если это так: то я не понимаю, чем может Гермоген поддержать свое мнение, не желая, чтобы Бог был виновником зла, и вместе с тем полагая, что Он производит его из Материи, как бы то ни было, по воле ли Своей, или по необходимости, или же по другому какому побуждению. Если тот, кто творит, есть виновник зла: то приобщать к нему Материю, дабы она доставила ему потребные к тому элементы своей сущности, значит тоже, что уничтожить причину употребления тут Материи. Действительно если Материя является здесь только для того, чтобы защитить Бога от упрека в произведении зла: то за всем тем Он остается виновником зла даже и в присутствии Материи. Таким образом когда исключится Материя, то чрез то самое, что исчезнет надобность в ее присутствии, не останется ничего иного предположить, как что Бог произвел все вещи из ничего. Но сотворил ли Он вкупе и зло? Мы увидим то, когда исследуем, существует ли зло, и точно ли то, что ты так называешь, есть действительное зло. Впрочем, приличнее для величия Божия все, даже и зло, создать из ничего, нежели творить что-либо на чужой счет, если то правда, что нужна была Ему тут помощь Материи. Свобода, а не необходимость приличествует Богу. Лучше, чтоб Он восхотел

произвести зло Сам Собою, нежели, чтобы побужден был к тому случайно.

XVII. Сущность единого Бога требует неизбежно следующего условия. Он есть один, потому что другого нет; другого нет, потому что с Ним никто сосуществен быть не может; Он первый, потому что все было после Него; все было после Него, потому что все от Него происходит; все от Него происходит, потому что все произведено из ничего, так что в священном Писании весьма справедливо сказано: «кто уразуме ум Господень, и кто советник Ему бысть, иже научает Его, или с ким советова, и настави и? Или кто показа Ему суд, или путь разумения кто показа Ему, или кто прежде даде Ему, и воздастся Ему (Исаии XL. 13 в 14)?» Вероятно, никто, потому что для вспомоществования Ему не существовало никакой силы, никакой Материи, никакой сущности, какая бы она ни была. Если бы Он действовал над первобытною Материей: то надлежало бы Ему восприять о том мысль и способ устройства избрать как бы путь разумения и мудрости. Ему следовало бы для произведения своих действий совещаться гораздо более с качеством и естеством Материи, нежели с Своею волею. Можно прямо сказать, что Он творил бы в сем случае зло в следствие расположения к тому Материи, и тут собственное естество Его не имело бы никакого участия.

XVIII. Если Материя нужна была Богу для сотворения нашего мира, как полагает Гермоген: то видно Бог имел для того Материю несравненно достойнейшую и благороднейшую, о которой должно спрашивать не у философов, но у Пророков: я говорю

о премудрости Его, которая одна может провидеть намерения Господни. Кто ведает, что есть Божие и что есть в Боге, кроме Духа, в Нем обитающего? Дух Божий, премудрость Божия, были Его советниками: Он шествовал путем премудрости и разумения. Посредством премудрости и вместе с премудростью Он сотворил все вещи. «Егда готовяше небо,говорит она, с Ним бех; и егда отлучаше престол Свой на ветрех, и егда крепки творяше вышния облики, и егда тверды полагаше источники поднебесные, и егда полагаше морю предел его, да воды не мимо идут уст его, и крепка творяше основания земли, бех при Нем у строяя: Аз бех, о ней же радоваииеся, на всяк же день веселяхся пред лицом Его на всяко время, егда веселяшеся, вселенную совершив, и веселяшеся о сынех человеческих(Притч. Сол. VIII. 27—31). Кто охотнее не признает эту премудрость основою и источником всех вещей, то есть, такою Материей из Материй, которая не была ниже самой себя, не разнствовала в своей сущности, которой не колебало беспрерывное волнение, не бесчестил грубый, врожденный наружный вид, которая собственно. себе принадлежала, всегда была разумна и отлично хороша, слоном сказать, такою Материей, в какой имел надобность Бог, любящий то, что принадлежит Ему, а не другому кому. Признавши, что она нужна Ему была для сотворения вселенной, Он не укоснил приступить к созиданию вещей вообще, и к рождению премудрости в Себе Самом. «Господь, сказано там же, созда мя начало путей Своих в дела Своя; прежде век основа мя: в начале прежде неже землю сотворити, и прежде неже бездны соделати, прежде неже произыти источником вод, прежде неже горам водрузитися, прежде же всех холмов рождает мя.»

Да познает же Гермоген причину, почему сказано о премудрости Божией, что она рождена или создана. Причина та, чтобы люди к точности были уверены, что нет ничего, что не было бы произведено и не имело бы начала, кроме единого Бога. Если в самом деле то, что рождено в самом Боге и рождено от Него, имело свое начало, то есть, если самая премудрость рождена или создана в то время, как начала она двигаться в мысли Божией для устройства всех действий в нашем мире: то тем паче не возможно подумать, чтобы что-либо, существующее вне Господа, не имело начала. Но когда та же самая премудрость есть Слово Божие, Слово, то есть, Премудрость, без которого или без которой ничто же есть, еже есть, подобно как без премудрости ничто также и предпринято не было: то каким образом можно предполагать, чтобы существовала какая-либо вещь, исключая Бога Отца, которая бы была древнее единородного Сына Божия и благороднее Его. Неужели усомнимся мы, что не сотворенное и не созданное могущественнее сотворенного и созданного? Вещь, не имеющая для бытия своего надобности ни в каком Создателе, должна быть гораздо высшего разряда против вещи, в Создателе надобность имеющей. Следовательно, если зло не сотворено, а слово Божие. рождено (отрыгну сердце мое слово благо, сказано в XLIV. Псалме): то я не понимаю, как может зло быть произведением добра, сильнейшее быть плодом слабейшего, не сотворенное происходить от сотворенного. Стало быть Гермоген ставит Материю выше Бога Отца, ставя ее выше Сына Божия. В начале бе Слово (Сын Божий), и Бог бе Слово.—Аз и Отец едино есмы, говорит Он. Он, впрочем, смотрит хладнокровно

на то, что Ему предпочитается Материя, которую еретик равняет с Богом Отцом.

XIX. Обращаюсь к книгам Моисеевым, в которых описано наше происхождение, и которыми наши противники стараются, хотя и тщетно, подкрепить жалкие свои догадки, опасаясь быть обличены тем, чем и должны обличены быть. Они заимствуют оттуда по обычаю своему несколько слов, и пользуются сим случаем, чтоб исказить смысл самых простых вещей. «Из слова в начале (inprincipio) сотвори Бог небо и землю, из сего слова «составили они нечто твердое и телесное, и наименовали его Материей.» Мы, держась настоящего смысла, принимаем это слово principium(основу) просто за начало, и говорим, что оно свойственно вещам, только что начинающимся. Действительно все то, что должно родиться, не бывает без начала: начало составляет ту минуту, когда оно в первый раз является. Стало быть, principium (основа) или начало знаменует так сказать зачатие, а не имя какой-либо сущности. Если небо и земля были главные (первоначальные) произведения, сотворенные Богом прежде всех других вещей: то священное Писание о том, что сотворено было прежде всего, имело полное право сказать: в начале сотвори Бог небо и землю, подобно как могло бы оно сказать также: наконец сотворил Бог небо и землю, если бы создал их после всех вообще вещей.

Если под словом principium (основа) надобно разуметь какую-либо сущность: то и конец ее тогда будет какою-либо Материей. Одна сущность конечно быть может основою другой вещи, от нее происходящей, подобно как глина есть основа сосуда, или как росток есть основа травы. Но когда мы

употребляем слово principium (основа) в смысле; происхождения, а не порядка: то всегда упоминаем ту вещь, которая служит основою другой вещи. Так, например, когда мы скажем: In principio (в основе или первоначально) горшечник сделал блюдо или чашу, то тут слово это не может означать Материю, потому что я принял Материю не в смысле происхождения, но в смысле порядка относительно прочих изделий, потому что горшечник начал делать блюдо и чашу прежде других вещей. Тут слово principium (основа) означать будет порядок, наблюдаемый мастером в своих работах., а не происхождение сущностей.

Я могу объяснить слово principium еще другим образом. На Греческом языке слово Α’ΡΧΗ’, соответствующее Латинскому слову principium, означает не только высшую степень, но вместе и первенство и власть. Посему-то Архонты и назывались начальниками и главами Республики. Но такому значению слово principium равносильно было бы словам верховной власти и могущества. Бог действительно сотворил небо и землю на тот конец, дабы заявить Свое всемогущество и Свою верховную власть.

XX. Но пусть Греческое слово Α’ΡΧΗ’, означает не иное что, как principium, а principium не иное что, как начало: мы обязаны еще признавать за начало премудрость, которая говорит: «Господь созда мя начало путей Своих в дела Своя; прежде век основа мя: в начале, прежде неже землю сотворити (Притч. Сол. VIII. 22 и 23).» Если же подлинно все произведено было премудростью Божией: то Бог, сотворивши небо и землю in principio,то есть, в начале, сотворил их сообразно с премудростью. Словом сказать, когда бы слово principium означало Ма-

терию: то в священном Писании сказано бы было не in principio, но ex principio, то есть, не в начале, но из начала (из основы), сотвори Бог небо и землю, потому что сотворил бы их не в области Материи, но вместе с Материей. Относительно же премудрости Бог в нраве был сказать: in principio (в основе). Он действительно произвел все творения в области премудрости, потому что, обдумав и предположив в ней план вселенной, Он уже сотворил ее; ибо положим даже, что Он должен был воспользоваться и первобытною Материей для произведения Своих творений, во всяком случае Он уже их сотворил, обдумав и распорядив их в Своей премудрости. Она есть начало (основа) путей Его. А как первое дело премудрости есть мысль и распоряжение, и как Бог не приступает ни к чему иначе, как посредством созерцания Своего Слова: то священное Писание, открыв мне Бога, творящего всяческая, и дела, Им творимые, и не указав, из чего Он их творит, доставляет мне и тут свой авторитет. В самом деле, так как три главные вещи должны сопутствовать каждому делу, какое бы оно ни было, то есть, тот, кто творит, вещь, им творимая, и Материя, из которой что творится: то три имена должны встречаться и при повествовании о всяком деле, как то: лице Творца, свойство творимого, и сущность его или Материя. Если Материя не упомянута там, где наименованы Творец и творения: то само собою следует, что Творец произвел все из ничего. Верно бытописатель не пропустил бы указать, из чего что Бог сотворил, если бы Он произвел что из чего-либо.

Я приведу Евангелие в подтверждение авторитета ветхого завета. оно тем паче должно бы было за-

явить нам, из какой Материи сотворил Бог все вещи, что ясно открыл нам, кем именно они произведены. В начале бе Слово, в том самом начале, когда сотвори Бог небо и землю. Н Слово бе к Богу, и Бог бе Слово. Вся тем быта, и без Него ни Что же бысть, еже бысть (Иоан. 1). Так, как тут нельзя не видеть, кто творит, то есть, Бог, что сотворено, то есть, все вещи, кем они созданы, то есть, Словом: то не требовал ли порядок идей, чтобы мы извещены были также и о том, из чего Бог Словом Своим сотворил всеобщность вещей, если бы они действительно откуда-либо извлечены были? Стало быть, священное Писание не могло наименовать того, что не существовало; не наименовав же того, обо достаточно убеждает меня, что того и вовсе не было. Пропустило ли бы оно назвать его, если бы существовало оно?

XXI. Но иные скажут мне: «если ты предполагаешь, что всеобщность вещей сотворена из ничего, потому только, что в Писании прямо не сказано, чтобы из первобытной Материи что-либо произошло: то берегись, чтоб и противная сторона, «основываясь на том, что нигде ясно не говорится, «чтобы что-либо сотворено было из ничего, не вывела заключения, что все произошло от Материи.»

Знаю я, что легко составлять известные доводы; но из того не следует, чтобы все они были приятия достойны, когда побуждения разнствуют. Действительно, хотя в священном Писании ясно и точно не сказано, чтобы все сотворено было из ничего, равно как не сказано и того, чтобы из Материи все было произведено; но гораздо менее надобности настояло в предуведомлении, что все сотворено из ничего, нежели в полном нас удостоверении, что

все произведено из Материи, если бы то подлинно так было. Не сказать прямо, откуда происходит вещь, сотворенная из ничего, значит засвидетельствовать, что она из ничего сотворена. Тут нет опасности, чтоб я счел ее сотворенною из чего-либо, когда мне не указало, из чего именно она сотворена. Напротив того, когда вещь сотворена из другой вещи: то если ты мне ясно не представишь, из чего точно эта вещь сотворена, в таком случае я легко подумать могу, что она сотворена из ничего, по той самой причине, что ты мне не показал, из чего она сотворена. Если бы даже по естеству ее надлежало счесть ее сотворенною из чего-либо: то и тут я в праве заключить, что сотворена она не из той Материи, из которой сотворена, когда ты мне не докажешь, какая именно Материя употреблена была к тому. Следовательно, если Бог не сотворил всех вещей из ничего: то хотя в священном Писании и не было упомянуто, что они из ничего Им сотворены; но необходимость требовала чисто и ясно в Писании обозначить, что Бог все вещи сотворил из Материи, если то действительно так было; ибо одно само собою могло быть подразумеваемо, хотя бы и не было объяснено вполне, между тем как другое долженствовало оставаться под сомнением, будучи в точности не заявлено.

XXII. Что такова была причина, почему Дух Святый соблюл на сей счет молчание в священном Писании, доказательством служит то, что Он, говоря о сотворении какой-либо вещи и о Создателе ее, нигде не пропускает упоминать и о Материи, из которой что происходит. «Да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду и по подо-

бию, и древо плодовитое, творящее плод, ему же семя его в нем по роду на земли. И бысть тако. И изнесе земля былие травное, сеющее семя по роду и по подобию, и древо плодовитое, творящее плодь, ему же семя его в немь по роду на земли. ... И рече Бог: да изведут воды гад душ живых, и птицы летающия по земли по тверди небесней. И бысть тако. И сотвори Бог киты великия, и всяку душу животных гадов, яже изведоша воды по родом их, и всяку птицу пернату по роду. ... И рече Бог: да изведет земля душу живу по роду, четвероногая и гады, и звери земли по роду. И бысть тако (Быт. I. 11, 12, 20, 21, 24).

Если Бог, извлекая из сотворенных уже вещей вещи новые, объявляет и показывает устами Пророка, откуда что извлек, несмотря на то, что и сами мы могли бы счесть их извлеченными из той или другой вещи, но не из ничего, так как существовали уже вещи такие, из которых могли они произойти; если Дух Святый озаботился наставить нас, из чего та и другая вещь произведена: то не уже ли бы забыл Он нас просветить касательно происхождения неба и земли, открывши нам, откуда Господь извлек их, и из какой Материи состояло основное их начало, дабы не казались они сотворенными из ничего, тем паче, что еще ничего такого не существовало, из чего мог бы Он их создать? Следовательно, подобно как Он обозначил, откуда извлек то, что из какой вещи произошло, так и, умалчивая о том, откуда что извлечено, Он утверждает, что сие последнее произведено из ничего. Изо всего сего я вывожу заключение, что в начале действительно сотвори Бог небо и землю (из ничего). Я удивляюсь полноте свя-

щенного Писания: оно мне открывает вместе и Создателя и творение Его. Сверх того, нахожу я, что в Евангелии говорится о Боге Слове, Исполнителе и Советнике Того, Кто управляет миром. Но чтобы все сотворено было из первобытной Материи, о том нигде я не читал. Долг Гермогенапоказать нам, где о том написано. Если же это нигде не написано: то да страшится он ужасного изречения: горе тебе!имеющего постигнуть всех тех, кто дерзает приложитьили отнятьчто-либо, из слов священного Писания.

XXIII. «Но он приводит в оправдание свое следующий текст: земля же бе невидима и неустроена. «Он приписывает Материи имя земли, потому что «последняя якобы от первой происходит. Ему угодно, чтобы слово беозначало такую Материю, которая прежде существовала, не имея начала и не получив ни от кого бытия. Бе невидима и неустроенна,прибавляет он, потому что Материя по его мнению была груба, смешана, беспорядочна.»

Все эти мнения я опровергну одно за другим; а между тем намерен отвечать Гермогенутеперь кратко. Мы согласны, что дело идет тут о Материи. Но если она была прежде всех вещей: то упомянуто ли в Писании, чтобы Бог сотворил из нее что ни— будь? Конечно нет: ничего подобного не сказано. Пускай Материя существует, сколько ей или Гермогенуугодно: она могла, положим, существовать и без того, чтобы Бог извлек из нее самомалейшую вещь, или потому, что не приличествовало Богу иметь надобность в ее помощи, или верно потому, что нигде не сказано, чтоб Он извлек что-либо из Материи.

«Стало быть, говоришь ты, она существовала без причины, без цели?»

100

Не совсем без цели. Хотя она и не послужила к созданию мира; по от нее произошла ересь, ересь столь бесстыдная, что вместо рождения ее от Материи, сама она Материю породила.

XXIV. Обращаюсь к статьям, по мнению Гермогена знаменующим Материю. Поговорим сперва об именах. Одно из них земля часто встречается в священном Писании; но о другом имени, то есть, о Материи, нигде и помину нет. Почему же, когда Материя в Писании не поименована, даешь ты ей название земли как бы в качестве другой сущности? Надлежало бы в Писании не только назвать Материю собственным ее именем, но и наименовать ее землею для удостоверения каждого, что Материя и земля составляют одну и туже вещь, дабы кто не приписал одной сущности такого имени, которое собственно принадлежит другой, или же бы своевольно не присвоил его какому-либо иному роду, и не сообщил его первому веществу, какое на глаза попадется. Известно, что когда нет частного имени для означения вещи, носящей имя общее: то чем менее бывает видимо, кому принадлежит это имя тем легче могу я приписать его совсем другой сущности. Таким образом если бы Гермоген и доказал, что Материя получила название земли: то ему останется доказать еще, что земля получила название Материи, дабы иметь право приписать Материи оба имени.

XXV. Гермоген хочет, чтобы в священном Писании речь шла о двух землях: одна была бы та, которую Бог сотворил в начале, а другая, Материя, о которой сказано: от невидима и неустроена. Следовательно, если я спрошу его, какая из двух сих вещей должна дать имя свое другой вещи: то он отвечать мне будет, что вещь, сотворенная за-

101

имствовала имя от той вещи, из которой она сотворена; ибо вероятнее полагать, что потомство обязано именем своим происхождению, нежели происхождение потомству.

Если это так: то я подыму другой вопрос: может ли сотворенная Богом земля, судя по справедливости, заимствовать имя свое от той земли, которая только содействовала Ему в творении? «Гермоген и прочие поборники Материи пишут, что эта земля была невидима, неустроена и груба, а другая земля, то есть, наша, получила от Бога свой вид, форму и красу.» Стало быть, сия последняя сделалась другою вещью против той, из которой произошла. Если же она сделалась другою вещью; то не могла и участия иметь в имени той земли, которой сущности не удержала. Если земля была собственное имя первой Материи: то та земля, которая уже не Материя, подвергшись преобразованию, не должна носить и имени земли, ей чуждого и сущности ее не приличествующего.

«Ты отвечаешь на это, что обработанная Материя, «о есть, земля, сохранила общность имени и рода той земли, которая была ее основою.»

Совсем нет. Я назову не глиною, а сосудом, то, что из сего материала сделано. Янтарь (ambra) может составлять смесь золота и серебра, но именуется не золотом и не серебром, а просто янтарем. Вещь, удаляющаяся от естества другой вещи, теряет и имя свое для принятия особого имени согласно с новым ее естеством. А что настоящая земля не сохранила основной сущности первой земли, то есть, Материи, на то не нужно мне других доказательств, кроме свидетельства о том книги Бытия, где сказано: И виде Бог, яко (суша или земля) есть

102

добро. Гермоген напротив того считает Материю началом и причиною зла. Наконец если эта земля есть Материя: то почему и Материя не земля? Мало того. Небо и все существа должны бы были получить имя Материи и земли, если бы от Материи происходили.

Довольно кажется поговорили мы об имени земли, которая, по мнению Гермогена, равнокачественна Материи. Каждому известно, благодаря поучениям, во-первых, природы, а потом священного Писания, что это имя (земля) принадлежит одной стихии, разве; основываясь на авторитете Феопомпа, не поверит ли кто сказания Силена, удостоверявшего царя Мидаса, что существует другая вселенная. Но тот же Историк приводит, что существует и множество богов.

XXVI. У нас Бог один и земля одна, которую Бог сотворил в начале. Священное Писание, начиная повествование о происхождении земли, сперва говорит нам, что она была сотворена, потом объясняет, какие были ее качества; а равно, сказавши, что и небо сотворено было: в начале сотвори Бог небо, тут же излагает дальнейшие распоряжения: и сотвори Бог тверд, и разлучи Бог между водою, яже бе под твердию, и между водою, яже бе над твердию, и нарече Бог твердь небо, то есть, то самое небо, которое сотворил в начале. Тоже происходит и с человеком. И сотвори Бог человека, ни образу Божию сотвори его. Потом говорится, каким образом Он сотворил его. И созда Бог человека, персть взем от земли, и вдуну в лице его дыхание жизни, и бысть человек в душу живу. Вот как надлежит излагать повествование: сперва бытописатель предваряет, потом оканчивает; сперва начинает именовать, потом описывает. Как бы было странно,

103

если бы св. Писание, не упомянув нигде о Материи, и не назвав даже имени ее, стало объяснять ее форму и наружный вид? оно бы например начало рассказывать мне, что такое есть Материя, прежде нежели бы известило, существует ли она; показало бы мне фигуру этого нечто, и скрыло бы от меня имя его. Напротив того, следуя нашей системе, какое внушает вероятие повествуемое в Писании объяснение той вещи, которой происхождение и имя открывает оно тут же! Какая полнота в этом тексте: в начале сотвори Бог небо и землю; земля же бе невидима и неустроена, то есть, та самая земля, которую Бог сотворил, и которую Писание только что обозначило. Тут самое слово же, поставленное для соединения одной фразы с другою, служит союзом повествованию: земля же бе . . . Словом сим книга Бытия возводит нас к той самой земле, о которой пред тем упомянула, и связывает весь смысл. Сомневаешься ли ты в том? Вымарай из текста союз же, и вся связь нарушится. Ты мог бы тогда приписать всякой другой земле то, о чем было бы просто сказано: земля бе невидима и неустроена.

XXVII. «Но ты, поднявши гордо голову, не перестаешь с презрительным видом вопиять: сказано, земля бе, то есть, она вечно существовала и не имела начала; а это свойственно одной Материи.»—Мой скромный и простой ответ состоит в том, что выражение бе может употреблено быть в отношении ко всякой вещи, даже и к гой, которая сотворена, получила рождение, прежде не существовала, и есть не Материя. Что только имеет существо, получило ли оно начало, или нет, обо всем том, потому именно, что существует, можно сказать: оно было. Вещь, первоначально глаголом изображенная, обозна-

104

чается потом тем же глаголом посредством спряжения. Земля есть: это основа определения. Земля бе: это знак повествования.—Вот каковы доводы и тонкости еретиков, старающихся искажать самые обыкновенные выражения, чтобы только выдумывать гадания. Подлинно большое недоумение! Земля бе, та земля, которая была сотворена.

ХХVIII. Надобно рассмотреть, приличествуют ли слова невидима и неустроена той земле, которая сотворена, или той, из которой она сотворена, дабы выражение земля бе относилось точно к той земле, которой форма обозначена. Мы докажем, что эта форма не только приличествовала сотворенной земле, но и не могла никакой другой земле приличествовать. Если одна только Материя существовала с Богом, и между ими никакой особой стихии не было, и если кроме Материи и Бога не существовало ничего: то из сего следует, что Материя не могла быть невидимою. Разве; не полагал ли Гермоген, что тьма находилась в сущности Материи. На это мы будем отвечать в своем месте. Впрочем, тьму видит и человек (или по крайней мере замечает), а кольми паче Бог. Если бы качество ее состояло в том, чтобы быть невидимою: то никто бы ее и не познал. Откуда же взяла ересь, что земля, которая скрыта была по своей невидимости, должна быть груба, смешана, беспорядочна? Если обстоятельство это открыто ей Богом: то пусть то докажет.

Я еще раз спрошу: можно ли сказать после, сего о Материи, что она была груба? Что не совершенно, то конечно грубо. Что сотворено, то должно быть несовершенно. Что не вполне образовано, то также несовершенно.—«Согласен, говоришь ты.»—Стало быть Материя, которая не сотворена, не могла быть несовершенною; а не будучи никогда несовершенною, не могла

105

быть и грубая. Будучи без начала, потому что не сотворена, она не имела и основы; ибо основа есть признак того, что началось.—Ничего подобного нельзя сказать о земле. Так как она сотворена, то может названа быть грубою; а коль скоро сотворена, то была и несовершенною, доколе доведена была до своего совершенства.

XXIX. Я вижу, как Бог совершал дела Свои постепенно: сперва сотворил мир с неустроенными стихиями, а потом облек его красотою форм. Он не начинает с того, чтобы тотчас облечь свет блеском солнца, чтобы умерить тьму утешительными лучами луны, чтобы усеять небеса множеством светил и звезд, чтобы наполнить моря огромными обитателями. Он не обогащает тотчас земли обильным плодоносием. Во-первых дарует Он земле бытие, а потом населяет ее жителями, дабы она не оставалась пустою. Не вотще, (Господь), говорит Исаия, сотвори ю, но на вселение созда ю (Ис. XLV. 18). Будучи таким образом устроена, она некогда сделается совершенною, а между тем пребывает невидима и груба: груба потому самому, что невидима, недоступна для глаз, лишена того, чего ей еще не достает; невидима, потому что окружена влажным оплотом, сокровищем ее плодоносия, достаточно сгущенным на тот конец, что бы плоть наша имела некоторое сходство с его формою. В сем смысле и Псалмопевец возглашает: Господня земля и исполнение ее, вселенная и еси живущий на ней. Той на морях основал ю есть, и на реках уготовал ю есть (Псал. XXIII. 1 и 2). Суша, дотоле водами покрытая, просияла от разделения вод, низвергшихся в бездну. Она сделалась видимая, как скоро Бог изрек: да соберется вода, яже под небесем, в собра-

106

ние едино, и да явится суша(Кн. Быт. I. 9). Слышишь ли ты? Да явится, а не да будет суша; ибо она была уже сотворена, но оставалась дотоле невидимою. Да явится суша, говорит Господь, потому что она, не переставая быть землею, должна была сделаться сушею от разделения вод. И нарече Бог сушу землю, а не назвал ее Материей.

Дошедши в последствии до своего совершенства, земля перестала быть грубою, как скоро услышала словеса Божии: да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду и по подобию, и древо плодовитое творящее плод, ему же семя его в нем по роду на земли; и в другом месте: да изведет земля душу живу по роду, четвероногая, и гады, и звери земли по роду. И так божественное Писание сдержало слово. Землю, наименованную им с начала невидимою, неустроенною, грубою, оно одарило красою и совершенством. другой Материи невидимой и грубой тогда не существовало. Стало быть, твоя Материя сделалась после того уже видимою и совершенною. Желал бы я видеть эту Материю, вкусить плодов с ее деревьев, и воспользоваться животными, ею питаемыми. Но никакой Материи нигде я не нахожу. Везде глазам нашим представляется только земля. Я вижу ее, ощущаю, наслаждаюсь ею непрестанно, с тех пор как она перестала быть невидимою и грубою. О ней без сомнения и Пророк Исаия говорит так: тако глаголет Господь, сотворивый небо, сей Бог, показавши землю, и сотворивый ю (Ис. XLV. 18). Ту землю, которую Господь сделал видимою, Господь и устроил. А как устроил? Сказавши одно слово: да явится суша. За чем велел Он ей явиться, как не за тем, что дотоле она была не явлена? Не за тем ли, чтоб она

107

не казалась сотворенною туне, и чтобы была видима и обитаема? Какое из всего сего вывести заключение? То, что земля, нами населяемая, есть та самая, которую Бог сотворил и явил, и что нет другой земли невидимой и грубой, кроме той, которая была сотворена и мне явлена. Словом сказать, выражение: земля же бе невидима и неустроена, относится единственно к той земле, которую Бог разлучил от неба.

XXX. Следующий текст вероятно подтвердит Гермогеновы догадки: И тьма (бе) верху бездны, и Дух Божий пошашеся верху воды. Он думает выиграть дело, принимая мнимое тут смешение существ за всеобщий хаос. Совсем нет. Здесь просто одно за другим помещены слова: тьма, бездна, Дух, вода. Столь ясное положение различных и известных элементов, никакого не подает повода предполагать смешения и недоразумения. Доказательство становится еще явственнее от того, что назначить каждому элементу свои пределы, тьме верх бездны, а Духу верх воды, тоже самое есть, что отвергнуть всякое смешение существ, потому что священный Бытописатель ясно указует на их различие, обозначая в точности устройство каждого.

Наконец Материю, являемую нам неустроенною, безумно было бы считать такою, когда именуются столь различные ее формы и устройство, между тем как ее дано нам знать, что такое есть это смешенное тело, которое можно назвать единственным в своем роде, ибо что неустроенно, то единообразно. Тело неустроенное, состоящее из смешения различных элементов, должно непременно казать вид одинакий, потому что там нет вида, где бывает один только вид от смешения многочислен-

108

ных элементов. Впрочем одно из двух: или Материя имела гама в себе все эти роды, ее отличающие, то есть, тьму, бездну, Дух и воды, или она их не имела. Если имела: то как выдавать нам ее лишенною форм или устройства? Если не имела: то как в таком случае узнать ее?

XXXI. Иные прибегают к следующему доводу. «Священное Писание, говорят они, хотело упомянуть только о небе; и о нашей земле, потому что Бог сотворил их в начале. Что же касается до вышеупомянутых родов: то с ними ничего подобного не было. Следовательно так как не обозначено, чтоб они были сотворены: то они принадлежат к несотворенной Материи.»

Мы готовы отвечать и на это затруднение. Божественное Писание и тогда довольно бы ясно выразилось, когда бы только сказало, что отличнейшие творения, небо и земля, произведены Богом, имеют свойственную им красу, и заключаются в сих главнейших телах. Красу же неба и земли составляли тогда тьма, бездна, Дух и воды. Действительно бездна и тьма простирались по всей земле. Если бездна находилась внизу земли, а тьма верху бездны: то без всякого сомнения и тьма, и бездна была внизу земли. Относительно Духа и вод, они были по-видимому внизу неба. Воды находились верху земли, потому что ее покрывали. Дух был верху вод. Стало быть, и Дух и воды были верху земли; а если так,-то они потому самому были внизу неба. Подобно как земля обнимала тьму и бездну, так заключались в недрах неба и Дух и воды.

Дело не новое именовать одно только содержащее, потому что оно составляет главнейшую вещь, включая вт. него и содержимое, просто как часть его. На-

109

пример сказал бы я: город построил театр и цирк, сцена была такого-то размера, статуи окружали канал, обелиск господствовал над всем. Хотя бы я прямо и не упомянул, что последние различные украшения воздвигнуты городом: то разве не явно бы было, что город же их устроил, подобно как устроил театр и цирк? Разве не сказал я, что они находятся уже при построенных зданиях, и нельзя ли было того понять?

Но оставим этот пример, как заимствуемый из человеческого быта. Священное Писание само доставляет мне подобный же пример. В нем сказало: и созда Бог человека, персть взем от земли, и вдуну в лице ею дыхание жизни, и бысть человек в душу живу. оно именует тут лице человека. Но сказано ли, что Бог сотворил лице? Потом говорится о ребре, о кости, о плоти, об очах, о поте и о крови. Но обозначено ли, что все это сотворено Богом? Что скажет на это Гермоген? Принадлежат ли члены человека к несотворенной Материи, тогда как точно не заявлено, что каждый из них сотворен, или не заключаются ли они вообще в составе человека? Я тоже самое в нраве сказать о тьме, бездне, Духе и водах, которые суть как бы члены неба и земли. Члены созданы вместе с телами; а потому с ними уже и наименованы. Нет стихии, которая бы не была частью стихии, ее содержащей. Все же стихии и элементы, какие бы ни были, заключаются в небе и в земле.

XXXII. Так отвечал бы я в защиту священного Писания, упомянувшего первоначально только о сотворении двух тел, неба и земли. Оно ведало, что просвещенные умы сами познают бытие членов в телах, а потому и объяснилось кратко. Но оно

110

предвидело также, что люди грубые или лукавые, потушив, в своей совести этот сокровенный смысл, потребуют и для самих членов точного удостоверения на счет сотворения их. Посему-то оно признало нужным известить нас в других местах о том, что каждый из сих родов произведешь Богом. Во-первых Премудрость говорит тебе: Господь созда мя прежде неже бездны соделати (Притч. Сол. VIII. 22 и 24), дабы ты знал, что и самая бездна была рождена, то есть, сотворена, потому что иметь чад — значит родить их. Тут дело не в словах, рождена ли бездна или сотворена, но в том, что она имела начало; чего бы не было, если бы происходила она от Материи. Относительно тьмы, выслушай, что сам Господь говорит устами Исаии: Аз устроивый свет, и сотворивый тьму (Ис. XLV. 7). Амос столь же ясно упоминает о Духе: се Аз утверждаяй гром, и созидаяй ветр (дух), и возвещали в человецех Христа моего (Am. IV, 13), показывая чрез то, что Бог сотворил того Духа, которого послал на созданную Им землю носитися верху вод для осенепия и оживления дыханием своим вселенной, и который однако же сам не был Бог, как то иные мыслят, судя только потому, что написано: Бог дух есть. Воды не могли быть достаточны для ношения Господа. Св. Писание разумеет тут духа, производящего ветры и бури, как то и Царь Давид сказал: дхнет дух Его, и потекут воды (*). Что касается собственно до вод, то Соломон на сей счет изъяснился так: егда полага-

(*)Пс. CXLVII. 7.—Тут Тертуллиан впал в явное заблуждение. Всеми учителями Церкви призвано, что не ветер и буря носились верху первоначальных вод: но Бог Дух Святый, третье лице св. Троицы. Перев.

111

ше морю предел его, да воды не мимо идут уст его, и крепка творяше основания земли, бех при нем устрояя (Притч. VIII. 29).

Не смотря на ясные доказательства наши, что эти различные роды творений произведены Богом, хотя в книге Бытия порознь и не поименованы, противник наш может быть возразит: «я согласен, что они сотворены, но сотворены из первобытной Материи. Слова Моисеевы: и тьма бе верху бездны, и Дух Божий ношашеся верху воды, обозначают именно Материю; а сверх того и все вообще Писание многократно свидетельствует, что эти различные роды произошли от Материи.»

Стало быть, буду я отвечать, земля рождена от земли, бездна от бездны, тьма от тьмы, Дух и вода от Духа и воды. Но выше примечено уже, что Материя не могла быть неустроенною, заключая в себе формы, устройства и роды, исходившие из недр ее в различных видах, разве подлинно не рождались ли они сами из себя: в каковом случае конечно не могли бы они исходить в различных видах, потому что одинакия вещи различны не бывают. С другой стороны, божественный промысл становится бесполезным, как скоро он творит то, что уже существовало для него гораздо приличнее и достойнее творить то, чего еще не было. Наконец или Моисей действительно обозначил Материю, сказавши: и тьма бе верху бездны, и Дух Божий ношашеся верху воды; или же, когда эти роды творений заявлены в других местах произведенными от Бога: то св. Писание долженствовало сверх того известить нас особо, что они происходят от той Материи, о которой Моисей пред тем упоминал; если же Моисей обозначил собственно помянутые ро-

112

ды, а не Материю: то я напрасно доискиваюсь, где бы шла речь о Материи.

XXXIII. Между тем тогда как Гермоген ищет Материи в своих вымыслах, не имея возможности найти ее в св. Писании, мы удовольствуемся с одной стороны полною уверенностью, что все сотворено Богом, а с другой совершенною неуверенностью, чтобы что-либо могло сотворено быть от Материи. Положим даже, что она бы и существовала: во всяком случае надлежит верить, что она есть дело рук Божиих. Чтобы восторжествовать над нашими противниками, стоит только противопоставить им то неопровержимое мнение, что ничто, кроме Бога, не может быть не сотворенным. Пусть однако ж Материя, судя по ссылкам твоим на св. Писание, не будет лишена возможности доказать свое бытие. Я остановлю тебя одним словом: ничто не сотворено без Слова (Божия), ничто не произошло само собою из ничего, потому что, как мне известно, то, что сотворено, прежде не существовало, или же, если какая вещь и сотворена из другой вещи, то происходит от такого существа, которое уже было сотворено. Так от земли происходят растения, плоды, животные и внешний образ самого человека; так от вод рождаются рыбы, а равно и птицы. На сем условии я согласен придать имя Материи и происхождения таких вещей, которые от земли и от вод порождены, но в таком только случае, когда подобная Материя есть творение Божие.

XXXIV. Впрочем, что все создано из ничего, в том удостоверяет нас наиболее предопределение Божие об обращении некогда всех вещей в ничтожество. Действительно небо свиется, яко одежда (Псал. СI. 27), или лучше сказать, совершенно исчезнет вме-

113

сте с землею, которая была в начале с ним сотворена. Небеса и земля прейдут. Первое небо и первая земля исчезли, так что и места, где они были не нашлось; ибо оканчивающаяся вещь лишается и занимаемого ею места. Дела руку твоею суть небеса: та погибнут, и вся яко ризе обетшают, и изменятся (там же); измениться же, значит оставить первое свое состояние, утраченное чрез это изменение. Звезды спадут с небесе (Матф. XXIV. 29), подобно фиговому дереву, которое, колеблясь от сильного ветра, роняет незрелые плоды. Горы яко воск растают от лица Господня (Псал. ХСVI. 5), когда Он восстанет сокрушить землю. Изсушу луги: взыщут воды, и не обрящут (Исаии XLII. 15). Как бы кто ни толковал духовным образом все эти пророчества; но нельзя истребить истины происшествий имеющих исполниться в том виде, как они были предсказаны. Фигуры и прообразования заимствуются от истинных, а не от мечтательных существ, потому что ничто не может сообщить подобия своего другой вещи иначе, как будучи само ей подобно.

Обращаясь к тому основному началу, что извлеченное из ничего должно опять подвергнуться ничтожеству. Из того, что вечно, то есть, из Материи, так как и из того, что вообще выше низких существ, Бог не сотворил бы ничего гибнущего. Гораздо сообразнее с Его достоинством из низких существ извлекать существа высшие, то есть из гибнущего извлекать то, что вечно. Таково обещание, данное Им на счет нашей плоти. Он восхотел поселить внутри нас залог Своей силы и могущества, дабы расположить нас к тому верованию, что все вообще твари, бывшие как бы мертвы-

114

ми, потому что не существовали, воззваны Им из ничтожества к осуществлению.

XXXV. Хотя и не следовало бы рассуждать о сущности Материи, потому что прежде надлежало бы доказать бытие ее; но займемся сим предметом так, как бы известно было, что она существует, дабы было явлено ее небытие тем паче, что приписываемые ей качества не выдерживают исследования, и дабы Гермоген яснее познал свои противоречия.— «С первого взгляду, говорит он, Материя кажется «нам бестелесною; но, рассмотрев ее при светильнике здравого ума, открываем мы, что она ни телесна, ни бестелесна.» — Какой это здравый ум, который ничего не объясняет здраво, то есть, точно и верно? По-видимому, если я не ошибаюсь, всякая вещь должна быть или телесна или бестелесна. Если даже допустить, что в иных сущностях есть нечто бестелесное, хотя сущность составляет тело каждой вещи; но при всем том между телесным и бестелесным, ничего третьего не существует. Положим, однако ж, что и есть что-либо третье. Оно открыто здравым умом Гермогена, творящего Материю ни телесною, ни бестелесною. Но где же оно? Как именуется? Каким должны мы его представлять себе? Как распознать его? Здравый его ум видно ничего иного ему не сказал, как только, что Материя ни телесна, ни бестелесна.

XXXVI. Но вот он сам себе противоречив, или я право не знаю, какая другая причина побудила его потом объявить, что «Материя частью телесна, и частью бестелесна.» Как же? Не ужели необходимость требовала, чтобы Материя была и то, и другое, дабы не быть ни тем, ни другим? Она должна быть телесна и бестелесна, не смотря на прежнее о ней

115

решение здравого ума, который, впрочем, не объясняет ни мысли своей, ни своих доводов. Стало быть, Гермоген хочет, чтобы телесная часть Материи служила для образования тел; а бестелесную ее часть составлять уже будет ее беспорядочное движение. — «Если бы, говорит он, была она только телесна: то не заметно бы было в ней ничего бестелесного, то есть, движения. Если же бы была она напротив совершенно бечтелесна: то не производила бы никакого тела.» — Каков здравый ум! По крайней мере можно сказать, что если ты, Гермоген, проводишь в рисунках своих такие же кривые линии, как твой мнимо-здравый ум: то ты должен быть самый безумный живописец. Кто позволил тебе почитать движение частью сущности, тогда как движение не только не имеет в себе ничего существенного, но потому, что телесно, не иное что есть, как случайность сущности или тела, подобно какому-либо действию, столкновению, скользновению, падению. Вот что значит движение. Когда тело движется само собою: то действие его есть движение, но конечно не самобытная часть сущности, хотя ты из движения и производишь бестелесную сущность Материи. Словом сказать, все твари двигаются или сами собою, как то одушевленные, или чрез других, как то неодушевленные. Но я не назову, ни человека, ни камень существами вместе и телесными, и бестелесными, но той причине, что они имеют тело и движение, а скорее назову их только телесными по причине образа общей обоим им телесности, составляющей их сущность. Если в них и есть бестелесные вещи, как то действия, склонности, обязанности, страсти: то мы не считаем их самобытными частями их самих. С какой же стати Гермоген

116

обращает в часть Материи движение, которое принадлежит не к сущности, а к ее образу действия? Если бы тебе угодно было выдумать неподвижную Материю: то не уже ли неподвижность составляла бы вторую ее часть? Тоже самое разуметь должно и о движении. Но о нем поговорим мы еще в другом месте.

XXXVII. Видно ты опять обращаешься к тому же здравому уму, который обыкновенно не доводит тебя ни до чего точного и верного. Подобно как Материя признана тобою ни телесною, ни бестелесною, так точно делаешь ты ее наконец ни доброю ни злого, и приводишь на то следующие доводы: «если бы Материя была добрая, то будучи такою во всякое время, она не имела бы надобности в том, что бы Бог ее устраивал; если же бы она была в сущности злая, то противилась бы всякому своему улучшению, и тогда Бог никогда не мог бы управиться с нею, потому что работал бы вотще».—Это собственные твои слова, Гермоген. Не худо бы тебе вспомнить о них в другом месте, чтобы не впадать в противоречие с самим собою. Но как мы рассуждали уже пред сим об этом двусмыслии добра и зла: то теперь отвечать я намерен только на твое предложение и на твои доводы. Не стану повторять, что тебе следовало бы остановиться на чем-либо определительном, и решительно объявить, какова точно есть Материя, добрая ли она или злая, или же составляет нечто третье. Но ты не поддержал даже и того, что выдумал. Ты испроверг самое предложение свое, состоящее в том, что Материя ни добра, ни зла. Сказать: если бы она была добрая, то не имела бы надобности в том, чтобы Бог ее устраивал, значит тоже, что назвать ее

117

злою. Прибавить к тому: если бы она была злая, то противилась бы всякому своему улучшению, есть почти тоже, что счесть ее за добрую. Таким образом ты объявляешь вместе и доброю и злого ту самую Материю, которую пред тем признал ни доброю, ни злою. Но для опровержения умствования твоего, которым чаял ты подкрепить свое предложение, я противопоставлю тебе следующее: Если бы Материя всегда была добрая, то почему не иметь ей надобности в том, чтобы подвергнуться лучшему устроению? Разве; то, что добро, не может хотеть, желать и приобретать успехов в том, чтобы от добра переходить еще к большему добру? Равным образом если бы Материя была существенно зла: то почему не могла бы она быть преобразована Богом, который несравненно могущественнее, нежели она, который есть верховное Существо, Который может от камения воздвигнуты чада Аврааму? Что ты делаешь? Ты не только сравниваешь Бога с Материей, но унижаешь Его перед лею, полагая, что Он бессилен покорить власти Своей естество Материи для ее улучшения. Стало быть, здесь ты никак не хочешь, чтобы естество Материи было злое; а в другом месте отвергаешь основное свое начало.

ХХХVIII. Сказанное много о движении я могу сказать и о месте, назначаемом тобою для Материи, дабы еще более выказать твое безрассудство. Ты помещаешь Материю и даешь ей место под Богом или внизу Бога. Таким образом Материя имеет свое место. Если она имеет место, то должна быть заключена в пространстве его. Если она заключена в его пространстве, то должна быть ограничена тем местом, в котором находится. Если она ограничена местом, то должна иметь последнюю линию,

118

которую ты, как живописец, обязан признать за конец всякой вещи, ограничиваемой последнею линией. Стало быть, Материя не бесконечна, потому что, имея место, ограничивается сим местом, а ограничиваясь им, неизбежно получает пределы. Ты напротив того делаешь ее бесконечною, говоря: Материя бесконечна, потому что всегда пребывает. Может быть кто из учеников твоих возразит, что ты хотел говорить о бесконечности не тела, а времени: но следующее изречение твое покажет, что ты точно разумел тут бесконечность, беспредельность телесную, не имеющую ни конца, ни пределов. «Отсюда происходит, говоришь ты, что не вся Материя употреблена была для творения, но только некоторые ее части.» Из сего явствует, что ты приписываешь ей бесконечность тела, а не времени. Ты сам себе противоречишь, когда, назначив прежде Материи бесконечность тела, назначаешь ей в след за тем место, которое ограничиваешь, и которое служит ей пределом.

Сверх того, я не знаю, почему Бог не употребил всей Материи для творения, разве не потому ли, что был бессилен или завистлив. Спросил бы я, какая же это вторая часть Материи, не употребленная в дело, чтобы можно было узнать, какова она в целом. Богу надлежало бы явить нам ее, как первообраз древности для прославления Его творения.

XXXIX. «Пусть, скажешь ты, будет она ограничена, в своих изменениях и переворотах, если «ты находишь то приличнейшим; пусть будет подвергнута переработке и устройству от Бога, поколику способна она изменяться, превращаться и разделяться. Все изменения ее доказывают только де-

119

лимость ее.»—Тут ты делаешься неверен утвержденному тобою основному началу, по которому противополагал ты Богу то мнение, что Он не мог сотворить Материи из Самого Себя, потому что в качестве верховного и нерушимого, а следственно неизменного и неделимого существа, не мог Он подлежать никакому разделению. Если происхождение Материи есть вечность, потому что она не имеет ни начала ни конца: то она должна быть чужда изменения и деления, подобно как то и другое чуждо Богу. Имея преимущество быть с Ним вечною, она необходимо должна участвовать с ним же во всех силах, законах и условиях вечности. Равным образом, когда ты говоришь, что всякое существо имеет часть Материи, дабы все состояло из ее частей: то тут разумеешь ты и отделившиеся уже от нее части, нами ныне видимые. Как же все может иметь в себе все, даже и то, что издревле существует, когда у тех существ, которые теперь мы видим, части отличны от преждебывших существ? Ты отвечаешь, что Материя получила после лучшее образование, вероятно бывши дотоле зла; и таким образом лучшим вещам ты приписываешь первообраз вещей злых или самых дурных.

XL. До сих пор господствовала путаница; а вот и устройство. Ты хочешь, чтоб из порядка произошел беспорядок. Ничто не бывает образом чего бы то ни было, что с чем не одинаково. Человек, смотрящий в зеркало, видит в нем образ не какого-нибудь мула, но образ человека, исключая может быть мудреца, воображающего себе, что обработанная и возделанная Материя соответствует Материи грубой и безобразной. Скажи: что ныне есть столь безобразного в мире, и что могло

120

быть прежде в Материи столь прекрасного, чтобы мир был зеркалом Материи? Когда Греки именуют мир словом, означающим украшение: то каким образом мир может превратиться в образ Материи без украшения, дабы имел ты право утверждать, что все познается по своим частям? Всегда останется неоспоримым, что не подвергшееся преобразованию принадлежит к этому всему. Но ты прежде сказал, что Бог употребил Материю не всю. Стало быть, остальная грубая, смешанная и чуждая всякого образования часть, не может находиться в тварях образованных, улучшенных и мудро устроенных, потому что сих последних нельзя назвать и частями Материи, так как они, будучи от нее отделены чрез свое преобразование, не имеют уже ничего похожего на ее образ.

XLI. Обращаюсь опять к движению, чтобы показать тебе, как ты всюду ошибаешься. Движение Материи было беспорядочное, нестройное, мятущееся; почему и сравниваешь ты его с кипятком в котле. Но как в другом месте ты его представляешь? «Желая уверить нас, что Материя ни добра «ни зла, ты говоришь, что низшая Материя, имея «движение, производящееся всегда равномерно, не «склоняется ин к добру ни к злу.» Стало быть если это движение производится равномерно: то оно не бывает ни усиленным, ни подобным кипятку в котле, а должно быть стройным и умеренным, как такое движение, которое свободно вращаясь между добром и злом, но не склоняясь ни к тому ни к другому, пребывает всегда в равновесии. Следовательно, тут нет ни волнения, ни смятения, ни кипения, но скорее бывает мера и равенство в движении, не склоняющемся ни на какую сторону.

121

Если бы оно колебалось и направлялось более в одну, нежели в другую сторону, тогда можно бы упрекнуть его, что оно есть движение беспорядочное, неровное, мятущееся. И так если движение не склонялось ни к добру ни к злу: то оно совершалось между добром и злом; а это служит новым доказательством, что Материя ограничена известными пределами; ибо движение ее, не склоняясь ни к добру ни к злу, потому что не нагибалось ни на которую сторону, пребывало так сказать висящим в равном расстоянии между обоими, и потому было ограничено и тем и другим..

Но это не все. «Ты назначаешь добру и злу место, утверждая, что движение Материи не склоняется ни к тому ни к другому.» Материя, заключаясь в каком-либо месте, и не имея возможности склоняться на ту или на другую сторону, не склонялась видно и к тем местам, где обитают добро и зло. Впрочем, назначая добру и злу место, ты творишь их телесными, потому именно, что делаешь им это назначение. Бестелесные вещи не могут иметь другого свойственного им места, кроме; тела, и суть его случайности или свойства. Материя, не склоняясь им к добру ни к злу, действовала так не потому, что добро и зло телесны и заключены в каком-либо месте. Ты сильно ошибаешься, приемля добро и зло за сущности. Ты делаешь их сущностями, назначая им место. Ты назначаешь им место, когда полагаешь Материю висящею в равном расстоянии от того и другого.

XLII. Ты разбросал все вещи по разным местам, чтобы противоречие не бросалось в глаза. Но я соберу их во едино для сравнения. «Ты объявляешь, что движение Материи беспорядочно, и

122

прибавляешь, что Материя подвержена отсутствию или лишению форм. В другом месте Материя по «твоему мнению имеет надобность в устройстве со стороны Бога.» Но имеет ли Материя, подверженная отсутствию форм, надобность в устройстве, и Материя, имеющая надобность в устройстве, подвержена ли отсутствию форм? Ты не хочешь, чтобы Материя была равна Богу; потом присовокупляешь, что она имеет некоторую с Богом общность. Ты говоришь, что если бы она не имела чего-либо «общего е Богом, то не могла бы быть Им украшена.» Я же скажу, что если бы в ней что-либо было общее с Богом: то она не имела бы надобности быть Им украшенною, потому что составляла бы часть божества по причине сей общности; да и Сам Бог мог бы быть от Материи украшенным, имея с нею что-либо общее; и тут ты подчиняешь уже Бога необходимости, если в Материи было какое-либо основное начало, по силе которого Он дал ей форму. «Ты приписываешь им общее качество, то есть, что они могут всегда двигаться сами собою.» Что же ты убавляешь у Материи против Бога? Свобода, вечность движения, не составляют ли совершенного сходства с Богом? «Но Бог, отвечаешь ты, движется в должном порядке, а Материя «без порядка.» Какая нужда? Она тем не менее божественна, потому имеет свободное и вечное движение. Но этого мало. Ты еще более придаешь важности Материи, потому что она может двигаться по крайней мере таким образом, а Бог не может и того делать, должен будучи соблюдать порядок.

XLIII. Еще одно замечание на счет движения. «Ты говоришь, что движение Материи, по сходству своему с кипящим котлом, прежде нежели было

123

устроено и укрощено, находилось в мятущемся положении и было неприкосновенно со стороны насилия и борьбы; после чего прибавляешь: но она воздержалась, чтобы быть устроенною от Бога, и прияла движение правильное и удобопреклонное посредством замедления мятущегося своего движения.» Сей час назначал ты движению борьбу: а теперь приписываешь ему медленность. Познай же сколько раз противоречишь ты сам себе касательно естества Материи. Выше сказал ты: «если бы Материя была по естеству своему злая, то противилась бы всякому своему улучшению, и тогда Бог никогда бы не мог управиться с нею, потому что работал бы вотще.» Стало быть, ты положил два начала: первое, что Материя по естеству своему не злая; второе, что естество ее не могло быть преобразовано Богом. В последствии, забывши оба эти заключения, ты говоришь: «но как скоро Материя приведена была Богом в «устройство и порядок, то совлеклась своего естества.» Если она преобразована в добро: то, следовательно, от зла перешла к добру. Если же в следствие устройства Божия совлеклась она злато естества: то естество ее перестало уже существовать; и оно прежде устройства своего была злым, a после того переменило качество свое.

XLIV. Остается мне показать, каким образом по твоему мнению Бог действовал. Тут ты удаляешься от философов, не сближаясь, однако ж и с Пророками. Стоики хотят, чтобы Бог проходил сквозь Материю, как мед сквозь соты. А ты что говоришь? «Бог не проникал со всех сторон Материи, чтобы сотворить из нее мир, но только для исполнения намерений Своих являлся ей или приближался к ней, подобно как производит действие свое краса-

124

та чрез одно появление, или магнит чрез приближение или прикосновение.» Спрашивается: что общего у Бога, сотворшего мир, с красотою, уязвляющею сердца, или с магнитом, притягивающим железо? Если предположить, что Бог только являлся Материи; то все же Он не уязвлял ее, подобно красоте, уязвляющей сердца. Если допустить, что Он только к ней приближался: то и тут Он не прилеплялся к ней, как Магнит к железу. Но я согласен принять примеры твои за нечто дельное. Если правда, что Бог произвел из Материи мир, явившись ей только или приблизясь к ней: то известно, что Он сотворил его после явления и приближения Своего. Стало быть Он ей явился и приблизился к ней не прежде сотворения мира. Кто же поверит, чтобы Бог всегда оставался для Материи невидимым, во все время ее существования вместе с Ним от вечности? Неужели всегда удален был от нее Тот, кто всюду присутствует и все наполняет, и чьи хвалы воспевают лики неодушевленных и бестелесных существ по словам Пророка Даниила? Как беспредельно долженствовало быть то место, где Бог столь удален был от Материи, что никогда не являлся ей и никогда к ней не приближался? Видно огромный путь должен Он был предпринять, когда восхотел в первый раз явиться ей и к ней приблизиться.

XLV. Между тем Пророки и Апостолы не передали нам, чтобы Бог сотворил мир только потому, что являлся Материи и к ней приближался, и даже ни разу не упомянули о какой бы то ни было Материи. Они первоначально говорят нам о сотворении Премудрости: Господь созда мя начало путей Своих в дела Своя (Прит. Сол. VIII. 22). Потом приходит

125

Слово, Им же вся быша и без Него ничто же бысть (Иоан. I. 3). Наконец Словом Господним небеса утвердишася и духом уст Его вся сила их (Пс. XXXII 6). Слово и Дух правая рука Божия, двоица, посредством которой Бог произвел все, что ни сотворил. Дела руку Твоею суть небеса(Пс. СI. 26), сказано далее. Господь содержай круг земли, поставивши небо яко камару(Исаи. XL. 22). Что Бог произвел столь многие и значительные сущности единственно чрез воззрение или приближение Свое, а не чрез свойственное Ему могущество: не станем о том рассуждать. Я воспользуюсь лучше авторитетом Иеремии,который говорит: Господь сотворивый землю в силе Своей, и устроивый вселенную в мудрости Своей, и разумением Своим распростре небеса (Иep. LI. 15). Вот те силы, посредством которых Бог породил веси. этот мир. Слава Его еще более усугубляется, если Он употребил тут какой-либо труд. Наконец в седмый день почил Он от трудов Своих: это труд и покой, приличный величию Божию.

Если же Бог сотворил мир одним действием воззрения или приближения Своего: то переставши творить, не уже ли перестал Он также являться и приближаться? Напротив того, с тех пор Бог должен был являться Материи еще чаще, и окружать ее со всех сторон еще более. Ты слышал, как Бог действует в отношении создания мира: Он действует в силе, творящей землю, устраивает вселенную в мудрости Своей, распростирает небеса разумением Своим.Он не довольствуется одним воззрением или приближением: Он употребляет к тому силы души Своей, как-то премудрость, могущество, разумение, Слово, дыхание, мужество, кото-

126

рые были бы Ему не нужны, если бы требовалось только одно воззрение или приближение. Вот каковы совершенства Божии невидимые, которые, однако ж со времени сотворения мира видимы стали из Его деяний: это Божия премудрость, а не мечтательные атрибуты Материи. Кто бо разуме ум Господень? О глубина богатства и премудрости и разума Божия! Яко неиспытани судове Его и неизследовани путие Его (Римл. XI. 33)! Что означают эти Апостольские слова, как не то, что Бог сотворил все вещи из ничего, потому что они не могут никем постигнуты и проникнуты быть, кроме Бога, между тем как легко были бы поняты, когда бы были произведением Материи?

Вот мое последнее заключение: чем более известно, что никогда никакой Материи не существовало, и что ей нисколько не приличествуют приписываемые ей качества, тем яснее открывается, что Бои сотворил все вещи из ничего.

Заметим, однако ж между прочим, что Гермоген, усваивая Материи собственную свою сущность, то есть, сущность беспорядочную, мятущуюся, не стройную, увлекаемую буйным, колеблющимся и пылким движением, изобразил как нельзя лучше самого себя в этом образчике своего искусства.

Страница сгенерирована за 0.28 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com