Тертуллиан О молитве Господней

30

СТАТЬЯ СЕДЬМАЯ.

О МОЛИТВЕ ГОСПОДНЕЙ (*).

1. Дух божественный, Слово божественное, премудрость божественная: изречения сии означают тоже, что Слово премудрости и премудрость слова и духа. Господь наш Иисус Христос, Слово-Бог, даровав новым ученикам Своим новый завет, преподал им и новый образец молитвы, к которому бы могло быть применено сказанное Им: никтоже приставляет приставления плата не белена ризе ветсе; ниже вливают вина нова в мехи ветхи (Мат. IX, 16, 17). Все прежнее изменено, как-то обрезание; пополнено, как-то закон; совершено, как-то пророчества. Новая благодать Божия все плотское пременила на духовное, отерши, так сказать Евангелием своим всю древность как бы губкой. В сем отношении Господь наш показал, что Он есть Дух Божий, Слово Божие, премудрость Божия; Дух превозмогающий. Слово поучающее, премудрость оживляющая. Молитва Господня основана на сих трех началах; слово есть устная молитва, дух составляет силу и сущность ее, премудрость просвещает. Иоанн Креститель научил также учеников своих молиться; но он приуготовлял только пути Господни, доколе Христос по

(*) Сочинена в 190 году по Р. X.

31

предсказанию Иоаннову возрастет, он же малитися будет (Иоан. III, 30), и доколе дело Иоанново не совершится в нем Духом Святым. Посему-то молитвы, преподанные Иоанном ученикам своим, не дошли до нас; ибо все, что было от земли, долженствовало преклониться пред Тем, кто изшел от неба. Сый от земли, сказано от земли есть, и от земли глаголет; грядый с небесе, над всеми есть, и еже виде и слыша, сие свидетельствует (Иоан. III, 31). Действительно, что от Христа исходит, есть пренебесная истина: преподанная Им молитва Господня божественна. Рассмотрим, возлюбленные братия, сокровенную тут премудрость Того, от кого Он послан. Во-первых, Он повелевает нам молиться втайне (Матф. VI, 6), дабы человек знал, что Бог может слышать и видеть его всюду, в самых скрытых местах. Ему угодно, чтобы верующий не выказывал пред всеми веры своей, но довольствовался бы одним тем, чтобы молитва его услышана была от Того, кто может внимать ей повсеместно. Подивимся также премудрости Его в том, чему Он учит нас в след за тем. Вере и скромности приличествует обращаться к Богу не с многоглаголанием, ведая, что Он никогда не оставит Своих без покровительства: краткая молитва становится превосходна и совершенна, когда кто вникнет в дух ее. Чем более кратка она на словах, тем обширнее в смысле: она не ограничивается долгом молитвы, состоящим в почитании Бога и в прибежище к Нему, но содержит в себе все почти нравоучение Господа нашего, все благочиние Церкви Его: она есть сокращение всего Евангелия.

II. Она начинается тем, что свидетельствует о присутствии Бога и о силе веры нашей в Него, ког-

32

да мы говорим: Отче наш иже еси на небесех. Сими словами мы вместе и молимся Богу и изъявляем веру нашу в Него, именуя Его Отцом, как-то в священном Писании сказано: верующим во имя Его даде область чадом Божиим быти (Иоан. 1, 12). Господь наш в поучениях Своих весьма часто именует Бога Отцом. Он велит и нам никого не называть отцом нашим, кроме Того, иже на небесех. Таким образом, начиная молитву Господню, мы уже исполняем одну из Его заповедей. Израиль был укоряем за то, что не познал Бога: сыны родих и возвысих, сказано: тии же отвергошася Мене (Ис. 1, 2). Мы, признавая Отца, признаем вместе и Бога. Имя сие знаменует и любовь Его и Его могущество. В Отце; мы призываем и Сына, который Сам сказал: Аз во Отце, и Отец во Мне есть (Иоан. XIV, 11): призываем также и Церковь, матерь нашу, которая одна утверждает то отношение, какое существует между сими двумя Лицами. Вт, одном сем слове Отец мы почитаем Бога и Святых Его, повинуемся заповеди и осуждаем тех людей, которые забывают Отца своего.

III. Имя Бога Отца было прежде неизвестно в мире. Когда Моисей вопросил Бога, кто Он, то Он назвал себя тогда другим именем. Имя Отца открылось для нас в Сыне Его, который по пришествии Своем дал Богу новое имя, как-то Сам Они говорит: явих имя Твое человеком (Иоан. XVII, 6). А потому мы и молимся: да святится имя Твое. Так молимся мы не для того, чтобы людям прилично было желать каких-либо благ Богу, которому никто ничего пожелать не может, и который не нуждается ни в чьем благоволении. Мы должны благословлять Бога во всякое время и на всяком месте

33

за изливаемые от Него на людей благодеяния: не желания, а признательность должны мы Ему изъявлять. Не святится ли имя Божие всегда само собою? Бог освящает всяческая: пред престолом Его лик Ангелов с коленопреклонением вопиет: свят, свят, свят! Будучи обязаны добрыми делами своими уподобляться Ангелам, мы сами должны лепетать сию вечную песнь, и приучаться к ней здесь, доколе некогда воспоем ее на небесах. Вот что надлежит нам делать для славы Божией. Что же касается собственно до молитвы о себе самих: то она состоит в том, чтобы мы просили Бога, да святится имя Его в нас, преданных уже Ему, и в тех, которых благодать Его еще не осенила. В сем случае мы повинуемся заповеди, повелевающей лам молиться за всех, и даже за врагов наших. По сему-то молясь, да святится имя Божие в нас, мы молимся и о том, чтоб оно святилось во всех человеках.

IV. После сего мы присовокупляем: да будет воля Твоя яко на небесн, и на земли. Под сими словами не должны мы разуметь, чтобы какое-либо препятствие могло мешать исполнению воли Божией; но просим, чтобы она исполнялась особенно в нас и во всех людях. Вникнув хорошо в смысл слов сих, мы увидим, что, говоря о плоти и духе натаем, мы сами составляем небо и землю. Приемля изречение сие даже и буквально, смысл его останется один и тот же, то есть, да будет воля Божия в нас на земли, дабы она исполнилась в нас и на небесн. Нет сомнения, что воля Божия состоит единственно в том, чтобы мы соблюдали Его закон. Мы просим Его, чтоб Он благоволил вселить в нас сущность и могущество Своей воли, дабы мы спаслись на земли и на небесн, потому что высочай-

34

шая воля Его есть доставить спасете чадам, Им усыновленным. Сию-то волю Божию Господь наш старался совершить посредством Своих поучений, деяний и страданий. Он Сам сказал: не ищу воли Моея, но воли пославшего Мя Отца (Иоан. V, 30). Все деяния Свои производил Он по воле Отца Своего. Он предложил нам последовать Его примеру, и подобно Ему проповедывать, работать и страдать до самой смерти. Чтобы все сие исполнить, нам нужна благодать и воля Божия, и мы говоря: да будет воля Его, испрашиваем у Него, чтоб Он был к нам милостив, потому что воля Божия никогда не может быть для нас вредною, хотя бы за грехи наши была и строга. Слова сии, таким образом, должны заставить нас даже и страдать, если надобно. Господь наш, желая показать нам, что немощь плоти нашей заключается и в Его плоти, произнес: Отче, аще волиши мимо нести чашу сию от Мене; потом тотчас же присовокупил: обаче не Моя воля, но Твоя да будет (Лук. XXII, 42). Он усвоил Себе волю и могущество Отца Своего на тот конец, чтобы научить нас переносить и с нашей стороны долю страдания.

V. Да приидет царствие Твое. Молитва сия, как и предыдущая, имеет одинакий смысл; да придет или да будет царствие Твое в нас. Бог всегда и везде Царь: в руке Его сердце царево. Все то, чего ни желаем мы себе, нам должно к Нему относить, в Нем освящать, от Него ожидать. Но если пришествие царствия Божия согласно с Его волею, и требует конца мира сего: то за чем просим мы Его иногда, чтоб Он продлил дни наши на земли? Царствие, испрашиваемое нами у Него, есть конец времен, исполнение веков: мы молим Его о скорейшем вступлении в сие царствие, а следственно и

35

о недолгом задержании нас в рабстве. Если бы молитва сия и не имела в точности такого смысла: то мы должны бы были ей придать его из пламенного желания нашего достигнуть цели всех наших надежд. В Апокалипсисе души под алтарем вопиют к Господу: доколе Владыко святый и истинный не судиши, и не мстиши крови нашей от живущих на земли (VI, 10)? Но мщение получат они не прежде, как в день суда. — О Владыко Господи! Ускори пришествием Твоим, не отлагай Царствия Твоего: в сем состоят желания Христиан, смятение язычников, торжество Ангелов. Для Твоего царствия мы страждем, о Твоем царствии мы молим Тебя.

VI. С каким искусством премудрость Божия расположила различные части сей молитвы? После небесных вещей, то есть, после воли и царствия Божия, следуют вещи земные соответственно устроению той же премудрости. Господь сказал: ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам (Мат. VI, 33). Посему-то мы и должны давать духовный смысл сим словам: хлеб наш насущный даждь нам днесь. Хлеб есть жизнь, а жизнь есть Христос. Аз есмь хлеб животный, говорит Он; хлеб Божий есть сходна с небесе, и даяй живот миру (Иоан. VI, 33 и 35), Хлеб означает также и тело Христово: сие есть тело Мое (Мат. XXVI, 26). Стало быть, прося у Бога хлеба насущного, мы просим Его быть всегда участниками тела Христова и пребывать с Ним неразлучно. Но приемлется также и буквальный смысл сей молитвы, согласующийся совершенно с существом дела. Мы просим о хлеб, который только и нужен для жизни: что более, того языцы ищут (Мат. VI, 32). Господь также сказал: кто есть от вас человек, ею же аще во-

36

спросит сын его хлеба, с да камень подаст ему (Мат. VII, 9)? Сим показывает Он, чего собственно дети имеют право ожидать от отцов своих. Говоря: даждь нам днесь, мы равномерно повинуемся заповеди Его. Не пецытеся на утрей, говорит Он (Мат. VI, 34). Господь изъяснил сие притчею о некоем богатом человеке, которому угобзися нива, и который собрал многа блага на лета много, и в туже ночь умер (Лук. XII, 16—20).

VII. Помолившись Богу о щедродательности, весьма естественно обратиться к Его милости и милосердию. К чему послужит нам пища, если мы станем только насыщаться ею подобно животному, обреченному на заколение? Бог ведает, что Он един безгрешен; а потому и велит нам далее молиться: остави нам долги наша, то есть, прости нам наши прегрешения. Просить прошения значит тоже, что исповедывать грехи и каяться. Это нас научает, что покаяние благоприятно Богу, предпочитающему его смерти грешника. На прообразовательном языке священного Писания долг знаменует грех, потому что, согрешая, мы навлекаем на себя казнь или долг страдания, который должно заплатить, и который строго взыщется, когда не будет нам оставлен, подобно как Господь отпускает долг рабу в притче, служащей нам наилучшим уроком нравственности (Мат. XVIII, 23—34). Раб сей, над которым Господь умилосердился, оказался жестоким против собственных должников; почему был призван к ответу и предан от Господа мучителем, дондеже воздаст весь долг свой, то есть, доколе не будет наказан за малейшие свои грехи. Вот почему нам надобно прощать оскорбляющим нас, и почему мы молимся: остави нам долги наша, яко же и

37

мы оставляем должником нашим. Спаситель сказал: Аще отпущаете человеком согрешения их, отпустит и вам Отец ваш небесный (Мат. VI, 14), короче сказать: прощайте, и вам простится. Когда Петр спросил Его, отпущу ли брату до седмь крат, Господь повелел отпускать до седмьдесять крат седмерицею (Мат. XVIII, 21 и 22). Таким образом закон был с сей стороны усовершенствован; ибо в книге Бытия (IV, 24) сказано, яко седмицею отмстися от Каина, от Ламеха же седмьдесять седмицею.

VIII. Для пополнения столь краткой молитвы, испросив у Бога прощения прегрешений наших, мы молимся Ему, чтоб Он не допустил нас к содеянию новых грехов! и не введи нас во искушение, то есть, не попусти, чтоб искуситель нами овладел и управлял. Не надобно тут думать, чтобы Бог Сам хотел нас искушать, дабы испытать веру нашу, весьма Ему известную, а тем менее дабы доставить нам случай пасть. Невежество и злоба свойственны одному сатане. Не для искушения, но для явления веры Авраамовой, Бог повелел сему праведнику принести в жертву сына своего, дабы примером сего Патриарха доказать то, чему в последствии намерен был нас научить, то есть, что надобно Бога предпочитать ближайшим своим родным. Господь допустил сатану искушать Самого Себя, дабы показать нам в нем настоящего виновника искушения. Позже Он заявил тоже самое следующими словами: молитеся, да не внидете в напасть или в искушение (Лук. XXII, 40). Действительно ученики, оставившие Господа своего, подвергались великому искушению, предпочитая сон молитве. Почему и прибавляется в Господней молитве: но избави нас от лукаваго

38

(от всякого зла): это есть некоторый род изъяснения на предыдущую мольбу.

IX. Скольким заповедям повинуемся мы, произнося сию молитву! Сколько заключает она в себе изречении, притчей и наставлении, извлеченных из Евангелия Господня! Сколько в ней предписаний из Пророков, Евангелистов и Апостолов! Мы исполняем для поклонения, именуя Бога Отцом нашим; дело веры, прославляя Его; дело покорности, желая соблюсти волю Его; дело надежды, призывая Его царствие; для раскаяния, прося о прошении грехов; для смирения, испрашивая покровительства Его против искусителя. И что тут удивительного? Один Бог мог научить нас, как Ему молиться. Сам Он установил сию молитву, одушевляемую и оживотворяемую Святым Его Духом, исходящую из божественных Его уст, восходящую к небесам силою пренебесного Его естества, и лично получающую от Отца все то, чего Сын научил нас у Него просить. Сообщив нам сию общую молитву, Господь, предвидевший все нужды человечества, в заключение говорит: просите и дастся вам (Мат. VII, 7). Таким образом каждый может приносить различные молитвы соответственно своим надобностям, начиная всегда молитвою Господнею, которая есть основная, коренная молитва. Обстоятельства составляют часто меру наших желаний: смотря по ним, можно просить обо всем, что угодно, не забывая только заповеданной Самим Богом молитвы, и опасаясь, чтоб Он не перестал слушать нас, когда мы будем пренебрегать Его повелениями.

X. Исполнение заповедей отверзает небесные двери молитв, которая есть первейшая заповедь. Прежде, нежели приступим мы к алтарю, нам

39

надобно примириться с братом (Мат. V, 24). С сердцем, исполненным вражды и ненависти, можем ли мы приблизиться к Поту мирному? Можем ли просить Его, чтоб Он простил нам, когда мы другим не прощаем? Гневающийся на брата своего может ли умилостивить Отца своего, воспретившего нам искони всякую ненависть и всякой гнев? Иосиф, посылая братьев за отцом своим, советовал им в особенности не гневаться на пути (Быт. XLV, 24). Сей совет относится ко всем нам: по смыслу учения нашего, путь наш есть путь спасения, и, следовательно, путь молитвы; стало быть, мы не должны молиться с гневным сердцем. Господь наш, пришедший не разорить, а исполнить закон, пополнил его, сказавши: гневаяйся на брата своего, повинен есть суду (Мат. V, 22). Апостол также дает знать нам, что всяк ненавидяй брата своего, человекоубийца есть (1 Иоан. III, 15). Великая дерзость была бы с нашей стороны проводить целые дни без молитвы, или молиться, имея сердце, исполненное ненависти. Мы должны очистить себя не только от гнева, но и от всякого дурного помысла, прежде нежели станем молиться, потому что молитва наша должна исходить от столь же чистого духа, как чист и Дух Святый, к которому она обращена. Нечистый дух не может услышан быть Святым Духом. Так, например, угрюмого человека не может слышать и уважать человек веселый и кроткий. Никто не захочет ни принять, ни усвоить себе того, что ому противно.

XI. Впрочем, как можно допустить, чтобы для молитвы нужно было умыть только руки, а между тем совесть оставить неочищенною? Тут умыть рук\и значит в духовном смысле то, чтоб они

40

чисты были от крови, убийства, жестокостей, идолопоклонства и всех других скверн, которые, зарождаясь в духе, исполняются посредством рук. Вот истинная духовная чистота, необходимая для молитвы, а не та плотская чистота, которую соблюдают известные суеверные люди, поставляющие за долг сходить в баню, прежде нежели приступят к молитве. Восходя к происхождению сего обычая, я нахожу, что ввел его по-видимому Пилат, умывший руки свои, предавая Христа Иудеям (Мат. XXVII, 24). Но мы покланяемся Богу, а не предаем Его: нам надлежало бы даже воздержаться от подражания примеру Пилата, предавшего Его, и не умывать беспрерывно рук, разве когда это служит знаком нашей внутренней чистоты. Руки наши всегда останутся довольно чистыми, потому что они вместе с нашим телом и душою омыты кровью Христовою. Израильтяне всякий день моют все тело свое; но никогда чисты не будут руки их никогда не очистятся от крови пророков и от крови Иисуса Христа. Сознание преступлении отцов их также не позволяет им подымать руки свои к небу, дабы новый Исаия не воскликнул к ним: увы, язык грешный (I, 4)! или бы и Сам Иисус Христос не возгнушался ими. Но мы свободно подымаем и простираем руки к небу, подобно как Христос простер их на кресте, и в сем униженном положении смело исповедуем Господа нашего.

XII. Упомянув о сем бесполезном обычае, нельзя не сказать несколько слов и о некоторых других подобных поступках, не заповеданных нам ни Христом, ни Апостолами, и долженствующих быть для нас запрещенными потому, что они отзываются более идолопоклонством, нежели Религией.

41

Так, например, иные, приготовляясь к молитве, скидают с себя мантию, а другие во время молитвы считают долгом своим не стоять, а сидеть: то и другое исполняют язычники, и нам не приходится им подражать. В особенности не прилично молиться, сидя, в то время, как пред Богом предстоят тьмы Ангелов со страхом и трепетом: это показывает, как будто мы молимся поневоле, с небрежением, в усталом положении.

XIII. Как скромность и смирение суть наилучшие свидетели пред Богом: то, молясь, не должны мы слишком подымать рук и размахивать ими. Не следует также возвышать голову с самонадеянностью. Вспомним, что мытарь, не хотевший издалече стоя ни очию возвести на небо, сниде оправдан в дом свой паче горделивого фарисея (Лук. XVIII, 13—14). Равным образом приличие требует тише произносить молитву, потому что нет надобности взывать велегласно, дабы услышало нас небо. Бог внемлет не голосу, но сердцу. Сам даже демон Пифийского оракула говаривал: я понимаю немых и слышу не говорящих. Думаете ли вы, что уши Божии требуют шумных речей? Как же мог бы Он услышать тогда Пророка Иону в чреве кита, Иону, которого голос должен был пройти чрез внутренность ужасной рыбы, и из глубины бездны проникнуть сквозь воды до самого неба? Какую могут иметь выгоду молящиеся велегласно, кроме разве того, чтобы быть услышанными своими соседями? Не тоже ли это, что молиться громко при публике?

XIV. Еще другой обычай вошел в силу. Люди, соблюдающие пост, по совершении общей молитвы, воздерживаются давать брату своему лобзание мира, которым обыкновенно оканчиваются благочестивые

42

наши собрания. Но когда же нам лучше оказывать любовь к братьям нашим, как не в то время, когда они приходят вместе с нами и даже за нас молиться Богу? Молитва не совершенна, если не сопровождается лобзанием мира. Мир с братьями нашими не может мешать нашим обязанностям к Богу. Какое это благочестие, когда мы возвращаемся домой не в мире со всем светом? Какой бы ни был предлог означенному обычаю, он не должен превозмогать над заповедью, повелевающею нам не выставлять постов наших на показ; воздерживаясь же давать лобзание братьям, мы объявляем, что постились или постимся. Впрочем, если вы имеете какую-либо основательную причину следовать сему обычаю: то воздерживайтесь дома давать лобзание живущим с вами под одною крышею, где трудно поститься вам втайне; но после общих молитв, и всякий раз, когда вы только можете скрывать свой пост, не забывайте заповеди. Сим способом вы и вне соблюдете благочиние, и внутри сохраните свой обычай. В день Пасхи, когда все постятся, вы можете обойтись и без лобзания мира, потому что тогда нет надобности скрывать того, что все делают (*).

Иные полагают, что во время богослужения при дневных стояниях не следует приносить бескровной жертвы, под тем предлогом, якобы причащение прерывает и даже прекращает стояние. Но не заблуждается ли тот, кто думает, что Евхаристия может останавливать, а не усугублять наши обязанности? Когда приемлем мы тело Христово: то причастие к оному отнюдь не освобождает нас от ис-

(*) Достойно примечания, как поступали первые Христиане при своем богослужении, а особливо в отношении к посту, от которого не изъяты были и в светлое Христово Воскресение.

43

полнения других обязанностей. Стояния наши заимствуют имя свое от военных стоянок или постоев. Ясно, что мы, составляя воинство Христово, не должны ни от радости, ни от печали прерывать своих стояний. Когда мы радостны, то можем исполнять долг свой тем с большею охотою; когда же имеем причину сетовать, то должны бодрствовать тем с большею бдительностью.

XV. Относительно одеяния женщин в церквах, человеку, и особливо столь маловажному, как я, неприлично говорить что-либо после святого Апостола, если бы я и не опирался на словах Апостола самого. Петр, одушевленный тем же духом, каким и Павел, изъясняется точно также и столь же ясно, как и сей последний, на счет лепоты одеяния, обложения злата и внешнего плетения влас у женщин (1, II, 3). При входе в церкви наши можно подумать, будто бы благочиние наше не требует, чтобы девицы являлись под покрывалом. Люди, желающие чтобы девицы были с откровенною главою (I, Кор. XI, 5), стараются доказать, что Апостол, повелевая женам покрываться, разумел тут не весь женский пол, но одних замужних женщин, и что, не наименовав при сем случае девиц, тем самым изъял их от таковой обязанности. Они говорят, что Апостол не обинуясь мог бы прямо сказать: жены и девицы или весь женский пол.

XVI. Рассуждающие таким образом должны бы припомнить, что в древнейших писаниях имя жены всегда означало весь женский пол, а не часть его. Бог назвал Еву женою, прежде даже нежели познала она мужа, и чрез то ознаменовал пол ее в общем виде. А как Ева, прежде нежели познала мужа или прежде замужества, названа женою: то имя

44

сие очевидно приличествует и девицам. Апостол, вдохновенный тем же духом, каким исполнена книга Бытия и прочие Писания, должен был выражаться в том же смысле, и наименовал женами всех уподобляющихся Еве, когда она была еще девою. Впрочем, не отличив тут девиц, как-то сделало в другом месте, где речь идет о замужестве (I. Кор. VII, 36), он показал тем, что не хотел их исключать, потому что кто умел отличить девиц от жен, и дать тем и другим свойственные имена, когда дело шло о различии их, тот конечно не желал, чтоб они были отличаемы, когда он не именует их особо. Слова Апостола весьма ясны: всяка жена, молитву деющая откровенною главою, срамляет главу свою. Говоря всяка жена, он не делает никакого исключения, точно также, как не исключает никого и из мужчин, говоря, что муж не должен есть покрывать главу. Подобно как под именем муж надлежит понимать, что весь мужеский пол, не исключая и мальчиков, должен быть с открытою головою: так и под именем жены мы должны разуметь, что имя сие заключает в себе также и женщин не замужних, то есть, девиц, которые должны покрывать себя, так и все прочие женщины. В том и другом поле молодые люди управляются одинаким со старшими законом. Если девицы станут открывать головы: то следует и мальчикам носить покрывало, потому что о них особого на сей счет повеления не дано. Если девица не жена: то и мальчик не человек или не муж. Далее сказано, что жена должна есть власть (то есть знак мужией власти или покрывало) имении на главе Ангел ради. Можно ли же полагать, чтоб это относилось только к женщинам замужним или потерявшим

45

девство от прелюбодеяния? Разве Ангелы не могут любить девиц? И так нет сомнения, что Апостол под именем жен разумел и девиц, так как и те и другие одинакого рода. Когда он говорит, что самое естество учит жен растить власы зане растение власов вместо одеяния и покрывала дано бысть ей: то не ясно ли, что доказательство сие совершенно приличествует не только женам, но и девицам? Быть остриженною столько же постыдно для девицы, как и для замужней женщины. Как природа дает им одинакое растение волос: то они должны в сем отношении и управляться одинакнм законом, даже и те из них, которых целомудрие защищается детством, потому что первоначально все они названы одним именем жены. Израильтяне строго соблюдали сей закон; по если б они его и не держались, то мы, имея закон усовершенствованный, должны его в точности сохранять. Стало быть, кто хочет, чтобы девицы покрывались, тот прав. Дети, не понимающие еще, какого они пола, могут пользоваться преимуществом своей невинности. Адаму и Еве отверзлись очи не прежде, как когда почувствовали они наготу свою, и тогда только поняли они, что им надобно прикрыться (Быт. III, 7). Но как скоро наступит юношество, дисциплина должна измениться, подобно как изменяется и природа. Девицы принимают вместе и стан и долг женщин. По-настоящему не должно бы называть девицею женщины возмужалой; возраст сей последней таков, что она давно могла бы быть за мужем. Но есть между ими такие, которые посвящают себя Богу. Сии-то особенно обязаны изменить головной свой убор и одеваться подобно замужним женщинам, то есть, носить покрывало. Они должны показываться еще в

46

скромнейшем виде, и всячески таить скрываемое ими ради Бога. Нам надобно относить к Богу все то, что мы делаем единственно по Его благодати, и беречься искать [похвалы от людей как бы в вознаграждение за ту жертву, которую один Бог помогает нам приносить. За чем тебе открывать, молясь пред Богом, то, что ты скрываешь от людей? Разве ты хочешь быть менее скромною в церкви, нежели на рынке? Если ты от Бога получила благодать остаться девственницею: то за чем гордиться тебе, как будто бы ты благодати сей не получила? Какое влияние надеешься ты произвести на других своею выставкой? Думаешь ли ты привести них на добрый путь, превозносясь таким образом? Но ты сама подвергаешься великой опасности, в которую вводишь и других. Легко дать доступ к себе гордости. Носи покрывало, девственница! Если ты действительно девственница: то ты должна уметь стыдиться и краснеть. Если ты носишь имя девственницы: то избегай взоров мужчин. Никто не должен видеть лица твоего. Одевайся, как замужняя женщина, и пусть никто не подозревает твоего укрывательства, которое, впрочем, и не укрывательство, потому что ты супруга Иисуса Христа, и предала Ему свое тело. Повинуйся воле Божественного твоего Супруга. Если Он велит людским женам покрываться: то кольми паче должны исполнять повеление сие собственные Его супруги. Никто да не думает, чтоб уставы Апостолов могли быть отменены какими-либо частными обычаями, на которые опираются люди, утверждая, что не надобно принуждать девиц покрываться. Впрочем, я не хочу принуждать к тому тех из них, которые упрямятся ходить с открытою головою. Пусть их, если они действительно девственницы, и если то им угод-

47

но, употребляют во зло безопасность, даруемую им их совестью и доброю молвой. Но девицы, уже обрученные, непременно должны носить покрывало, как скоро подали руку жениху, и получили от него брачное лобзание. С тех пор все в них перестало уже быть девственным, как то: возраст их по своей возмужалости, плоть их по возрасту, ум по Познанию самих себя, стыдливость по полученному ими лобзанию, надежда по цели их желания, дута по ее воле. Что касается до нас: то мы ограничимся приведением в пример только Ревекки, которая, как скоро увидела предназначенного ей мужа, вземши ризу летнюю (покрывало), облечеся (Быт. XXIV, 65).

XVII. Некоторые Христиане, хотя и в малом числе, полагают, что не надобно становиться на колени во время молитвы. Как подобное различие во внешнем богослужении наиболее заметно в церкви: то я надеюсь, что Бог полает им благодать Свою или перестать отличаться в том от братьев своих, или следовать своему на сей счет понятию, не делая соблазна. Мы, подражая обычаям наших предшественников, молимся стоя в день Пасхи или в светлое Христово Воскресение, как в торжественный радостный праздник, когда воздерживаемся от обнаружения всякой печали и скорби. В следующие за тем пятьдесят дней мы исполняем религиозные наши обязанности также в веселии, отлагая дела до другого времени, дабы не впасть в искушение, Но во дни поста и бдения мы не иначе молимся, как с коленопреклонением, стараясь всячески изъявлять наше смирение: тогда мы не только молимся, но и просим о прощении грехов, совершаем дело покаяния. Что касается до часов молитвы: то тут

48

нечего иного сказать, как что надобно молиться во всякое время и на всяком месте.

XVIII. Но каким образом молиться на всяком месте, когда нам запрещено публичное богослужение? Xощу, говорит Апостол (I. Тим. II, 8), да молитвы творят на всяком месте, где представится случай, или где потребует надобность. Не надобно думать, чтоб Апостолы нарушали сию заповедь, молясь и восхваляя Бога в темнице, где стража могла их слышать: или чтобы Павел упускал приносить святую жертву Евхаристии на корабле в присутствии может быть всего экипажа.

XIX. Относительно часов молитвы, не бесполезно держаться некоторых правил. Я хочу говорить о часах молитвы, сошедших в обычай и разделяющих день как бы на три почти равные части: час третий, час шестой и час девятый (девять часов утра, полдень и три часа по полудни). Часы сии главнейшие обозначены в священном Писании. В тот день, когда Петр имел видение о небесном сосуде, представлявшем всеобщность Церкви, они взошел на горницу помолитися о часе шестом (Деян. X, 9). Он же с Иоанном восхождаста во святилище на молитву в час девятый, где пред дверьми нашли хромаю от рождения и его исцелили (Деян. III, 1—8). Хотя они делали сие, не имея на то положительного повеления; но нам не худо им подражать, и вменить себе как бы в закон оставление дел в известные часы для молитвы. Так поступал Пророк Даниил по обычаю Израильтян. — И так станем молиться по крайней мере три раза в день во славу Отца и Сына и Святого Духа, которым мы одолжены всем нашим существом. Я не включаю сюда необходимых для каждого из нас утренних и вечерних молитв.

49

Мы не должны ни и приступать к яствам, ни ходить в баню, не помолясь предварительно: дух всегда должен очищаем быть прежде тела, равно как вещи небесные всегда должны предшествовать земным.

XX. Если браг твой прядет к тебе в дом: то не отпускай его прежде, нежели с ним помолишься. Видя брата, ты видишь Самого Господа. Берегись паче всего отпускать странника без молитвы из опасения, чтобы он не был Ангел Божий. Да не разделяет гость твой плотского твоего хлеба прежде, нежели разделит с тобою молитву твою, которая есть хлеб духовный. Поэтому он узнает веру твою. Не иначе, как после лобзания мира, сопровождающего молитву, можешь ты согласно с заповедью смело сказать: мир дому сему!

XXI. Ревностные Христиане обыкновенно присовокупляют к молитве гимны или псалмы, стихи которых поют попеременно, когда несколько их соберется вместе. Все то, чем мы занимаемся для Бога и что служит к Его почитанию, само по себе хорошо. Дух исполненный Бога, есть наилучшее жертвоприношение.

XXII. В сем-то и состоит духовая жертва, заменяющая все древние жертвоприношения. Что ми множество жертв ваших, глаголет Господь; исполнен семь всесожжении овних, и тука агнцов, и крове юнцов и козлов не хощу. Ниже приходите явитися Ми: кто бо изыска сия из рук ваших (Иса. I, 11 и 12)? Евангелие научает нас тому, чего Господь требует: грядет час и ныне есть, егда истиннии поклонницы поклонятся Отцу духом и истиною... дух есть Бог (Иоан. IV, 23 и 24). Вот почему Он требует духовного поклонения. Мы бываем истинные поклонники и истинные священники, когда представляем Бигу духом вашим молитву, благоприятную Ему паче всего,

50

потому что Он сам установил ее. В сем состоит жертва, освящаемая любовью нашею, питаемая верою, сохраняемая в своей целости невинностью, озаряемая истиною, очищаемая целомудрием, венчаемая превосходством любви, жертва, которую обязаны мы приносить на жертвеннике Божием среди песней и гимнов, со всем вслелепием добрых наших дел. Сею жертвою мы получим все от Бога.

XXIII. Когда Бог в чем-либо отказывал молитве, возносимой к Нему духом и истиною, как Он того желает? Все то, что мы читали и слышали, все наше верование неоспоримо доказывает действительность такой молитвы. Под древним законом молитва могла уже ограждать людей от голода, от пожаров и от диких зверей; но она не была еще образована и освящена Иисусом-Христом. Во сколько крат могущественнее молитва Христиан? Она не низводит Ангела, яко дух росы шумящ, в огненную пещь (Дан. III, 50), она не сводит с неба грубого хлеба алчущим, не отвращает от вас никакого страдания; но она подает мужество страждущим и терпение воздыхающим: сила ее умножает благодать, дабы вера ведала, что страдания происходят от Бога и должны быть переносимы из любви к Нему. Древле молитва могла низводить казни на людей, обращала в бегство воинства, лишала землю благотворного дождя с небес. Ныне молитва умеет только устранять гнев Божий: Христианин молится за врагов и за гонителей своих. Вы удивляетесь, когда приятная роса сходит с неба по гласу молитвы, которая может низвести с него и самый гром. Одна только молитва имеет силу преклонять и умилостивлять Бога. Но Иисус Христос не предоставил ей никакой власти над злом: все ее могу-

51

щество состоит в том, чтобы доставлять счастье нам и другим людям. Тут она представляет изображение жизни Господа нашего, который, во время пребывания Своего на земли, не знал ничего иного делать, как воскрешать мертвых, укреплять слабых, исцелять больных, изгонять бесов, отверзать темницы и разрешать узы невинных. Молитва изглаживает грехи, удаляет искушения, останавливает меч гонения. Молитва утишает немощных и увеселяет сильных. Молитва руководствует странствователей, усмиряет грозы и приводит в оцепенение разбойников. Молитва питает бедных и учит богатых воздерживаться. Молитва восстановляет падших, укрепляет колеблющихся и убеждает противящихся. Молитва есть ограждение веры и шит наш против взоров злочестивцев, подстерегающих падение наше, чтоб тому порадоваться. И так не станем ходить иначе, как под покровом сего оружия. Не будем забывать во время дня стоянии, а ночью бдений наших. Со всеоружием молитвы должны мы защищать знамя нашего Владыки, и ожидать того знамения, которое некогда возвещено будет трубою Ангела. Все Ангелы, все твари молятся. Стада скота и звери лесные преклоняют колена, исходя из своих убежишь: они подъемлют чело свое к небу и приветствуют его своим мычанием. Птицы с наступлением утра направляют полет свой к небу: вместо рук простирают они свои крылья в виде креста, и щебечут нечто такое, что походит на молитву. Что мне остается еще сказать на счет сего необходимого долга? Сам Господь молился. Да будет же Ему честь и слава во веки веков!