Глава пятая. Учение и дела Христа

— 77 —

ГЛАВА ПЯТАЯ

Учение и дела Христа.

Если бы Я не пришел и не говорил им,—если бы Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха; а теперь и видели, и возненавидели и Меня, и Отца Моего.

Иоан. XV, 22—24

§ 20. Возвратившись в силе духа (Лук. IV, 14) из пустыни, Иисус Христос начал учить и делать: Он ходил по всей Галилее, уча в синагогах и проповедуя евангелие царствия, и исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях (Матф. IV, 23; IX, 35 ср. Деян. I, 1).

Собственно призванием Христа было даровать верующим вечную жизнь, которую Он имел в Себе. Его учение и дела не были явлениями отдельными от этого Его призвания, от этого единственного дела Его жизни. По существу Его учение и дела были не чем иным, как откровением божественной жизни, а по историческому значению они были средством, приемом, путем исполнения Его призвания.

В частности, учение Иисуса Христа по существу было разумом той духовной жизни, которую Он даровал людям. Духовная жизнь в человеке не может быть бессознательною, неразумною: в отличие от темной стихийной жизни, она есть жизнь-свет. Содержание этого-то человеческого сознания духовной жизни, ее разум, и дается в учении Иисуса Христа. Он был учителем, но Его задачею не было ответить на религиозные запросы нашего ума,

— 78 —

передать нам тайны надзвездного мира, преподать систему религиозной философии, или богословия, — нет, единственный предмет Его учения составляла духовная божественная жизнь в человеке: оно было исключительно разумом ее. Ничему другому Он не учил. Духовная божественная жизнь в человеке есть царствие Божие, или небесное, на земле: Христос проповедовал евангелие царствия.

Так как учение Иисуса Христа было разумом дарованной Им человеку божественной духовной жизни, то свойства божественной духовной жизни вместе с тем характеризуют Его учение. Оно было духовным, истинным и универсальным 1).

Как духовное, учение Господа Иисуса Христа требовало от человека полного отречения от материальных благ, от пристрастия к земному и временному, требовало от него ненависти к самой жизни своей; оно предрекало последователю Христа гонение от мира (Мф. V, 2 — 12; VI, 19—34; X, 22. 38. 39; XVI, 24—25 и пар.; Лук. XIV, 26; Иоан. XV, 19; XVI, 33 и мн. др.).

Как духовное, учение Господа Иисуса Христа требовало, далее, от человека истинного служения Богу вместо ветхозаветного символического: ветхозаветное поклонение Богу было видимым, оно давало человеку чистоту телесную, но не душевную, а так как «видимое временно», призрачно, то ветхозаветное телесное богослужение было символическим; напротив, служение Богу духом, так как дух есть подлинная, вечная действительность,—служение Богу духом истинно, оно действительно дает человеку участие в божественной жизни, оно подлинно прославляет Бога (Иоан. IV, 23. 24). По учению Христа, служение Богу не составляется из совокупности особых действий, но им должна быть вся жизнь человека, оно совпадает с тем, что составляет внутреннюю основу духовной жизни: сущность духовной жизни есть любовь и, поскольку это есть

1) Поэтому странным нужно признать мнение Гарнака, который, правильно определяя отношение учения Христа к Его «святой» жизни, в то же время утверждает, что Христос не принес никакого нового учения (Lehrbuch der Dogmengeschichte,В. 1 Freib. 1896, S. 37 — 54), как будто духовная жизнь Христа не была «новою» в мире.

— 79 —

жизнь любви, она представляет собою непрерывное служение Богу. Относительно внешней чистоты Христос учил, что оскверняет человека не входящее в уста, а исходящее из сердца, что милостыня делает все чистым, что она важнее жертвы, что милость, любовь и вера составляют важнейшее в законе, что, в частности, и субботний покой можно и должно нарушать ради доброго дела, что, наконец, одно словесное призывание Господа, без добрых дел, не дает человеку участия в царстве Божием (Мф. VΙΓ, 16—27; XII, 6. 12; ΧV, 10. 17—20; XXII, 37—40; XXIII, 23—28 пар.; Лук. XI, 41; XII, 33 и др.).

Как духовное и истинное, учение Иисуса Христа по своему предмету универсально: Он проповедовал царство Божие, которое не от мира сего, которое не приходит приметным образом, не связано ни с какими мирскими внешними национальными формами, но находится внутри человека и доступно для каждого человека и для всех людей, которое управляется законами, противоположными законам мирских царств, так что желающий в царстве Божием быть бо̀льшим должен быть всем слугою (Лук. XVII, 20 — 21; Мф. XX, 26; XXIII, 11 пар. Иоан. ΧVΙΗ, 36).

Таким образом учение Иисуса Христа по существу противоречило религиозным ожиданиям иудеев, их привязанности к материальным благам и к теократическому символизму и их надеждам на мирское владычество.

Будучи духовным по своему существу, учение Господа Иисуса Христа несло суд миру — испытание каждому человеку и осуждение иудеям с их национальными страстями. Как духовное, истинное и универсальное, оно было таково, что принять его мог лишь тот, кто хотел творить волю Отца (Иоан. VII, 17; VI. 37. 44), а не принять его значило не хотеть иметь истинную жизнь, не любить Бога, не искать славы от Бога, дорожа славою человеческою (V, 40. 42.44). Учение Христа было таково, что одно его слушание (Иоан. XII, 47—48) необходимо обнаруживало истинный смысл религиозной жизни каждого человека, действительно ли он, поклоняясь видимо Богу, любит Бога, или он любит только себя; слушая учение Христа, каждому человеку необходимо было со всею ясностью сознания и определенностью

— 80 —

или возлюбить Бога или возненавидеть Его. По отношению к иудеям суд Христова учения обнаружил, что в основе их религиозных ожиданий лежало самолюбие, чувственность и славолюбие. «Если бы вы», говорил Христос иудеям, «верили Моисею, то поверили бы и Мне; потому что он писал о Мне (V, 46). Если бы Бог был отец ваш, то вы любили бы Меня, потому что Я от Бога изшел, и пришел; ибо Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня. Почему вы не понимаете речи Моей? Потому что не можете слышать слова Моего. Ваш отец диавол» (VIIΙ, 42 — 44). Историческое значение Своего учения, как суда миру, Сам Христос выяснил так: «суд состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы. А поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге содеданы» (III, 19—21). А в силу того, что иудеи были хранителями ветхозаветного закона, хвалились знанием его и считали себя путеводителями слепых (ср. Рим. II, 17 сл.), будучи самообольщенными, между тем как учение Христа, противное человеческой самоправедности и самоуверенности, требовало для своего восприятия духовной простоты и, утаенное от считавших себя мудрыми и разумными, было открыто для младенцев (Mф. XI, 25 пар.),—в силу этого суд, который совершался учением Христа, ближе определен Самим Христом так: «на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы. Если бы вы,— добавил Он фарисеям,—если бы вы были слепы (считали себя слепыми), то не имели бы (на себе) греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас» (Иоан. IX, 39—41).

§ 21. Впрочем, если бы божественная жизнь Христа обнаружилась в одном учении и не открылась в делах, то иудеи, не приняв Его учения, погрешили бы только неверием, погрешили бы только против Сына человеческого, и потому они, самое большее, не имели бы извинения во грехе своем, но не без надежды на прощение (Иоан. XV, 22; Мф. XII, 32). Суд Христа не был бы для

— 81 —

иудеев страшным отвержением. Но иудеи не только не веровали во Христа, а и возненавидели Его; возненавидев же Его, возненавидели и Отца Его (Иоан. XV, 23), и потому были отвержены Господом: это сделано Его учением в связи с Его делами. «Если бы, — говорил Он о Своем учении,—Я не пришел, и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем. Если бы,—добавил Он о делах Своих,—Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха; а теперь и видели, и возненавидели и Меня, и Отца Моего» (Иоан. XV, 24). Не поверив делам Христа, которые Он творил Духом, иудеи согрешили непростительным грехом против Духа Святого. Такова связь дел Иисуса Христа с Его учением по их историческому значению 1).

Под делами Иисуса Христа разумеются, частью, внешний образ Его жизни и некоторые внешние действия, которые сопровождали Его учение, в которых Его учение обнаруживалось непреднамеренно по отношению к каждому частному действию, только в общем их согласии с учением, как принципом, а главным образом делами называются Его чудеса. Скажем сначала о первых.

Внешнее уничижение Господа Иисуса Христа не отвечало тем представлениям, которые иудеи имели о лице и жизни Мессии. Он был великий чудотворец, но Его собственная жизнь нимало не облегчалась Его чудотворною силою. Правда, в некоторых случаях эта сила обнаруживалась в Его личной жизни: так Он чудесно удалился от назаретян, неоднократно скрывался от иудеев (напр. Иоан. VIII, 59), чудесно преобразился пред апостолами. Но эти явления в Его жизни или действительно избавляли Его от смерти, но только «потому, что еще не приходил час Его», который в свое время, предопределенное Отцом, не миновал Его, или же имели символическое значение; они в том и другом случае не освобождали обычного течения Его жизни от общечеловеческой слабости и ограниченности и от добровольной уничиженности.

1) Так как Христос не учил без дел, то в евангелиях, даже когда говорится только об Его учении, обычно разумеются и дела Его.

— 82 —

В начале Своего общественного служении Господь Иисус Христос избрал из Своих слушателей учеников для постоянного сопровождения Его, из которых с течением времени выделились двенадцать ближайших учеников. Они были Его доверенными сотрудниками и апостолами, им Он все изъяснял наедине, их удостоил имени друзей Своих. Кто же были эти ученики? Это были, почти все, галилеяне, происхождение которых выдавал уже их презренный выговор, по занятию преимущественно рыболовы, вообще люди простые, неученые, незнатные; среди них был един, Матфей, из мытарей, которые у иудеев снились презренными и отверженными, на ряду с грешниками; один из двенадцати даже предал своего Учителя иудеям.

По смыслу учения Христа, ни Он Сам, ни Его ученики не могли соблюдать иудейских правил о внешнем очищении, относительно поста, относительно субботнего покоя. Это давало повод иудеям роптать на Него, укорять Его учеников. Так было, когда однажды фарисеи и некоторые из книжников увидели некоторых из учеников Его, евших хлеб нечистыми, т.-е. неумытыми руками (Мф. XV, 1—20 пар.); роптали они на несоблюдение Им и Его учениками правил о посте (Мф. IX, 14—17 пар.; XI, 16—19); роптали они, когда ученики Его, проходя с Ним засеянными полями, взалкав, срывали колосья и ели, нарушая, по иудейским понятиям, субботний покой (Мф. XII, 1—8 пар.). Нарушение субботнего покоя у иудеев считалось величайшим грехом.

Большое негодование иудеев против Иисуса Христа вызывалось тем, что Он, имея среди Своих учеников одного бывшего мытаря, вообще не чуждался и даже искал общества мытарей и грешников, так как пришел их призвать к покаянию, ел с ними и пил, они все приближались к Нему как к другу (Мф. IX, 10—13; XI, 19 пар. Лук. XV, 1 сл.). Симон фарисей, пригласивший к себе Иисуса вкусить пищи, соблазнился, увидев, как Он позволил прикоснуться к Себе жене грешнице, целовавшей Его ноги и мазавшей их мѵром (Лук. VII, 37 сл.).

Всеми этими действиями, хотя они не были преднамеренными в каждом отдельном случае, в общем Иисус

— 83 —

Христос вызывал негодование иудеев преднамеренно. Привязанность к мелочным преданиям старцев относительно субботнего покоя, поста, внешних очищений, презрительное отношение к мытарям и грешникам—во всем этом выражалось нравственное отупение иудеев, и нужно было вынаружить лежавшие в основе этих преданий и обычаев их самоправедность и гордость. Для исторической точки зрения совершенно не важно, что эти предания и обычаи были искажением ветхозаветного закона и что Христос, нарушая первые, не нарушал уже тем самым второго 1); важно было то, что в сознания иудеев предания и обычаи сливались с законом, и потому борьба с ними Христа имела более глубокое значение, чем борьба с простым заблуждением,—это была борьба с законническою самоправедностью, с законническим рабством (Mp. II, 27). Впрочем, Сам Христос, когда Его обвиняли в нарушении субботнего покоя, защищался не отрицанием того, что Он нарушал субботу, а указанием на то, что должно делать в субботу добро (Мф. XII, 12), и что сами иудеи нарушают субботу ради необходимости физической и законнической. Так каждый иудей в субботу водит вола и осла поить (Лук. XIII, 15), вытаскивает упавшую в яму овцу (Мф. XII, 11; Лук. ΧΙV, 6); так даже Давид, взалкав сам и бывшие с ним, вошел в дом Божий и ел хлебы предложения, которые можно было есть только одним священникам (Мф. XII, 3—4; Мр. II, 25—26); так священники в храме нарушают субботу, не будучи виновными (Мф. XII, 5); так все иудеи в субботу обрезывают человека (Иоан. VII, 22). Христос, обвиняемый в нарушении субботы, защищался указанием на нарушение субботы иудеями ради необходимости и на необходимость нарушать субботу ради добрых дел. Как бы то ни было, Иисус Христос, по мнению иудеев, нарушал закон и в частности закон о субботе. Насколько это было важно в деле и жизни Христа, видно из того, что, с одной стороны, в верности иудеев преданиям старцев, в их обрядовом коснении выражалась сущность их религиозного символизма и лежали корни их самоправедности, в част-

1) Собственно о нарушении закона ниже в § 28.

— 84 —

ности суббота, по удачному выражению одного ученого, «была и знаменем их исключительных преимуществ, и центром их бездушного формализма», и что, с другой стороны, вражда и ненависть, возбужденные Иисусом Христом в иудеях, главным образом направлялись на эту сторону Его деятельности: «не от Бога этот человек, — говорили о Нем иудеи,—потому что не хранит субботы» (Иоан. IX, 16).

Связь этих дел Господа Иисуса Христа с Его учением по их историческому значению состояла в том, что они приковывали внимание иудеев к Его учению. Иудеи могли бы не слушать Его учения; но, когда Он творил такие дела, они не могли не слушать Его, они необходимо должны были ради этих дел определить свое отношение к Нему.

Но в этом своем значении названные дела Господа Иисуса Христа были только переходною ступенью к Его чудесам. Если эти дела, и особенно нарушение субботы, приковывали внимание иудеев и определяли их отношение к Его учению, то сами эти дела привлекали полное внимание иудеев и окончательно определяли их отношение ко Христу в соединении с чудесами: в этом соединении центром дел Христа было чудо, нарушавшее субботний покой. Это замечено св. Иоанном Златоустым. По случаю срывания колосьев апостолами, пишет он, фарисеи были «не очень жестоки, хотя и можно (было) им быть таковыми, но они не сильно раздражаются, а обвиняют просто. Когда же Господь велел протянуть сухую руку и оную· исцелил, тогда они так рассвирепели, что положили намерение заклать и умертвить Его» 1). Это рассуждение применимо и к другим делам и отношениям Иисуса Христа.

Так мы переходим к чудесам Господа Иисуса Христа.

§ 22. О «духовной» основе чудес Иисуса Христа, об их сущности, кратко было сказано уже выше. Входить в более подробное исследование их сущности и особенно объяснять их со стороны возможности мы считаем и излишним для своих задач и вообще бесплодным. Наша.

1) На ев. Мф. бес. 40.

— 85 —

задача—объяснить чудеса Иисуса Христа в их взаимной связи и в отношении к служению Христа, раскрыть смысл их истории. Это и составит предмет следующих глав. Теперь же мы желали бы сказать несколько слов относительно общего исторического облика чудес Христа, представление которого необходимо для понимания их истории.

Чем были чудеса Христа в их исторической действительности? Чем они были для тех, кто их видел? Для иудеев чудеса Христа не были «знамениями с неба» (σημεῖον ἐκ τοῦ οὐρανοῦ),но были только «знамениями на земле внизу». Под знамением с неба иудеи, по всей вероятности, разумели непосредственное действие Божие в мире и именно на пользу человека, в данном случае, Мессии, для Его благоденствия и славы. Вот дело Божие по человеческому разуму: «воздвигнуть из камней детей Аврааму». Знамением с неба для Мессии было бы «сделать камни хлебами», быть носиму на руках ангелов, иметь их от Отца до двенадцати легионов. Таких чудес Христос не творил. Когда иудеи спрашивали от Него знамения с неба, Он, отвергая преимущественно ту их надежду, что чудо должно служить видимым знаком материального покровительства Божия Мессии и еврейскому народу, отказал им в знамении, кроме знамения Ионы пророка. «Ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи» (Мф. XII, 38—40; XVI, 1—4 пар.). Для иудеев чудеса Христа не были знамением с неба; в чудесах же, которые не были знамением с неба, они видели действие Божие чрез скрытые силы природы 1). Такие чудеса могли творить пророки, и в чудотворце из Назарета иудеи видели не больше, как пророка. Видя чудеса Иисуса Христа, народ дивился и прославлял «Бога, давшего такую власть человекам» (Мф. IX, 8), и говорил: «великий пророк восстал между нами» (Лук. VII, 16; Иоан. VI, 14). Чтобы понять душу иудеев, достаточно припомнить, что они, после чудесного насыщения пяти тысяч пятью хлебами, говорили Иисусу Христу: «какое Ты дашь знамение, чтобы мы увидели и пове-

г) A. Wünsche, N. Beitrage zur Erläuterung der Ev. aus. Talmud und Midrasch, 1878, S. 502.

— 86 —

рилиТебе? Что Ты делаешь? Отцы наши ели манну в пустыне» (Иоан. VI, 30—81). Чудо Христа, само по себе, для иудеев не было бо̀льшим, нем дело Моисея. Особенно они могли так рассуждать относительно изгнания нечистых духов, которое совершалось даже некоторыми из них, и вообще исцелений, в которых главным образом и состояли чудеса Иисуса Христа. Это не значит, что иудеи относились к чудесам чисто рационалистически; нет, они веровали в чудеса, но вера их была иною, чем та вера, которую разумеет обычный догматический взгляд на чудеса Христа и их значение. На чудеса они смотрели, как на средство божественного промышления о человеке, и именно об иудеях, как на орудие особенного благоволения Божия к ним. Их вера в чудеса Мессии состояла в том, что они ожидали от времени Мессии необычайных чудесных благодеяний Божиих к их народу. Их внимание по отношению к чудесам Иисуса Христа было обращено не на догматическое значение каждого из них, а на то, были ли они благодеяниями для народа иудейского (Mp. VII, 37) и были ли они многочисленны (Иоан. VII, 31). Их вера в чудеса Мессии была не верою в Его «духовное» существо, а верою в «Его время»; от чудес Христа они заключали не к тому, кто такое этот чудотворец, а к тому, что это тот, «которому должно прийти в мир» (Иоан. VI, 14); по чудесам они гадали исключительно о том, «когда придет Христос» (VII, 31). А чтобы увериться в лице Мессии, для них требовались знамения с неба. Им знамения с неба Христос не давал, но чудеса Его были действительно благодеяниями для них и благодеяниями поразительными по многочисленности. Так удивительным образом существенное значение чудес Иисуса Христа, как действительной победы царства Божия над миром, совпадало с национальными ожиданиями иудеев, но еще более удивительным образом чудеса Христа оттолкнули от Него иудеев: в этом тайна истории евангельских чудес.

Указанная историческая особенность чудес Иисуса Христа окажется еще более характеристичною, если мы сопоставим ее с тем обстоятельством, что Господь Иисус Христос творил чудеса не для возбуждения веры, а по вере. «Ве-

— 87 —

руете ли, что Я могу это сделать?»—с таким вопросом Он обычно обращался к просившим Его об исцелении; «по вере вашей да будет вам»—с такими обычно словами Он совершал исцеления;—«если сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему»; «как ты веровал, да будет тебе»; «вера твоя спасла тебя». Значение веры в чудесах Иисуса Христа было столь велико, что исцеления совершались над больными от одного прикосновения их к Нему (Mp. V, 24—34 пар. ср. III, 10) «без Его сведения и соизволения». Напротив того, без веры Он не мог творить чудес. Так, в Назарете Он не мог по неверию жителей совершить никакого чуда, только на немногих больных возложив руки, исцелил их (Мф. XIII, 58; Mp. VΙ, 5—6). Конечно, и чудеса Иисуса Христа вызывали в иудеях веру. Но требуя веры для совершения чудес, Христос не придавал значения вере в Него иудеев ради чудес. Видя чудеса, которые Он творил, многие веровали во имя Его, но Сам Он не вверял Себя им, потому что знал, что в человеке (Иоан. II, 23 — 25 ср. IV, 48). Только в связи с этим можно объяснить ту в высшей степени знаменательную черту евангельской истории, что Господь Иисус Христос запрещал исцеленным и вообще свидетелям чудес разглашать о них 1). Так, исцелив прокаженного, Господь, посмотрев на него строго, тотчас отослал его, и сказал ему: «смотри, никому ничего не говори» (Mp. I, 43—44). Видевшим воскрешение дочери Иаира Он строго приказал, чтобы никто об этом не знал (Mp. V, 43; также VII, 36; VIII, 26). Равным образом и бесноватым Он строго запрещал, чтобы не делали Его известным (Мр. I, 23—25. 34; III, 11—12; V, 6— 7; IX, 20). Только гадаринскому бесноватому Он сказал: «иди домой к своим и расскажи им, что сотворил с тобою Господь и как помиловал тебя» (V, 19), что стояло в связи с тем, что гадаринцы просили Господа удалиться

1) Для обычного догматического взгляда на значение чудес эта черта евангельской истории совершенно необъяснима, а отсюда рационалисты (напр. D. Wrede, Das Messiasgeheimniss in den Evangelien. Gött. 1901) делают заключение, что Христос не выдавал Себя за Мессию, и что die Idee des Messiasgeheimnisses ist eine theologische Vorstellung (S. 66)—позднейшая тенденциозная вставка в евангельскую историю.

— 88 —

из пределов их. К объяснению указанной черты истории евангельских чудес мы вернемся ниже; теперь же заметим только, что на сколько запрещение Христа соответствовало Его нежеланию, чтобы распространялась иудейская вера в Него ради чудес, на столько же было характеристично для иудеев непослушание их запрещению Христа. Так, исцеленный Им прокаженный, вопреки запрещению, вышед, начал провозглашать я рассказывать о происшедшем с ним (Mp. I, 45); вообще, сколько Он ни запрещал исцеленным, они еще более разглашали (VII, 36), так что Он не мог уже явно войти в город, но уходил в пустынные места и молился (Mp. I, 45; Лук. V, 16). В этом непослушании выражалась крайняя привязанность иудеев к чудесам.

Впрочем, чудеса Иисуса Христа, согласно божественной воле о них, должны были и, как показывает история, могли порождать истинную веру в Него. Так вера в чудеса Его могла быть двоякою. Это вполне соответствует тому, что всякая разумная истина, всякая психологическая действительность имеет две стороны 1). Полная достоверность евангельской истории тем особенно свидетельствуется, что она, в отличие от вымысла, неизбежно одностороннего, позволяет во всяком отношении ее видеть две стороны. Истинно объяснить ее значит указать в каждом отношении два полюса в полном примирении. Веровали в чудеса Христа иудеи, веровали и ученики. Так, когда положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою, ученики Его уверовали в Него (Иоан. II, 11). Сам Христос иудеям, искавшим Его после чуда насыщения пяти тысяч пятью хлебами, с укором говорил: «вы ищете Меня не потому, что видели чудеса» (VI, 26). Евангелист с прискорбием говорит о них: столько чудес сотворил Христос пред ними, и они не веровали в Него (XII, 37). Истинная вера в чудеса Иисуса Христа Его учеников в некоторой части совпадала с иудейскою верою в чудеса, но отличалась от нее своим направлением, подобно как совпадают в одной точке и различаются направлением две пересекающиеся прямые

1) Напр. Мф. V, 16 и VI, 1 сл.; также Лук. IX, 50 и ХI, 23.

— 89 —

линии; Истинная вера во Христа Его учеников имела два исходных пункта: Его чудеса и Его учение о духовной жизни, сопровождавшееся Его личным самоуничижением и требовавшее от учеников полного самоотречения. Исходя из двух пунктов, два течения веры в учениках сливались в одно, образуя единую веру в Сына человеческого — Сына Божия, имеющего «глаголы вечной жизни», для которой они готовы были на полное самоотречение. При этом слиянии вера собственно в чудеса преобразовывалась так, что ученики Христовы видели в них символ духовных благ. Между тем иудеи видели в чудесах Христа непреходящую действительность (Иоан. VI, 34) и не искали их духовного смысла в учении Христа. Их вера в чудеса Христовы направлялась к жажде знамений с неба, и требование их от Христа таких знамений изобличало их неверие, заставляя Господа глубоко вздыхать (Мр. VIII, 12). Их заблуждение состояло в том, что они, требуя знамений с неба, не умели различать «знамений времен» (Мф. XVI, 3), которые давались им в чудесах Христа. Истинная вера в Господа могла быть без чудес, а иудеи веровали только ради знамений и чудес. В учениках Христа Его чудеса порождали надежду на Бога, которая давала им силы к полному самоотречению, а в иудеях чудеса Христа только подогревали надежду на земное благоденствие.