ГЛАВА IX. Рабство человека

Субстанциальные деятели, вступившие друг к другу в отношение противоборства, т.е. не только не усваивающие единодушно содержания целей друг друга, но противодействующие осуществлению их, находятся в состоянии распада и принадлежат единому космосу лишь потому, что все же отвлеченное единосущие их сохраняется. Как носители отвлеченно идеальных форм действования сообразно тожественным принципам числа, строения пространства, времени и т. п., они образуют единую систему в одном и том же пространстве и времени, но эта система служит общею ареною не столько для любовного и дружеского сотрудничества, сколько для взаимного преследования, покорения, эксплуатации и т.п. Во вне, в пространстве эти процессы необходимо ведут к взаимиым отталкиваниям, создающим непроницаемую объемность, т. е. материальную телесность деятеля.

В этом царстве вражды (душевно-материальном царстве) утрачено всестороннее непосредственное единство конкретного единосущия, где все основывалось на внутренних отношениях. Здесь возникают преимуществен

162

но внешние отношения, на основе того остатка внутренней связи, который имеет характер отвлеченного единосущия; благодаря этому единосущию сохраняется координация всех элементов мира и остается, по крайней мере, то трансцендирование деятеля за пределы себя, которое мы назвали предсознанием. В этой связи заложены условия, обеспечивающие возможность эволюционным путем вновь дорасти до сознания, однако сознание, развивающееся в царстве вражды, глубоко отлично от сознания, присущего членам Царства Божия. Там, в Царстве Духа, на основе любви ко всем существам и конкретного единосущия со всеми деятелями, сознание каждого деятеля охватывает весь мир и при том в опознанном виде; такая высшая ступень космического сознания имеет характер целостно всеобъемлющей разумной интуиции. Под этими словами я разумею понятие, выработанное о. П. Флоренским, именно акт сознания и знания, дающий единую целостную Истину, которая сочетает в себе дискурсивную расчлененность (дифференцированность) до бесконечности с интуитивною интегрированностью до единства. *)

Такая полнота сознания и знания возможна лишь для деятеля, который внутренне един со всем миром и обладает безграничною духовною силою, необходимою для бесконечно сложных интенциональных актов, направленных на все мировое бытие. Эти условия именно и осуществлены в Царстве Духа, Царстве Божием.

*) См. о. П. Флоренский, Столп и утверждение истины, стр. 43, 63, 147, 158.

163

Наоборот, в нашем душевно-материальном царстве (в царстве вражды) господствуют условия, прямо противоположные. Здесь всякое существо, следуя в большей или меньшей степени своему себялюбию, замыкается в сравнительно ограниченной сфере бытия, оставаясь равнодушным или даже враждебным ко всему остальному. Эта ограниченность любви и интересов необходимо ведет к ограниченности сил деятеля. Поэтому душевно-материальный деятель не способен к всеобъемлющей целостной разумной интуиции, дающей абсолютную полноту Истины. Сообразно своим ограниченным чувствам и интересам, он делает более или менее скудную выборку из совокупности мирового бытия, связанного с ним путем координации в предсознании, и лишь эту выборку подвергает осознанию и опознанию. Поводом (сигналом) к осознанию, поскольку утрачено или не достигнуто вновь конкретное единосущие, служат определенные изменения в теле и особенно в нервной системе деятеля, возникающие под влиянием предмета внешнего мира. Таким образом материальное тело являющееся следствием обособления индивидуума от мира, служит вместе с тем, как это ни парадоксально, и средством общения с миром, но это общение — умаленное, основанное на внешних пространственных отношениях к миру.

В этом царстве нарушенной гармонии, где почти каждое хотение деятели встречает противодействия со стороны других деятелей, и часто вследствие своей неправомерности, не может и не должно быть поддержано также и благодатною силою Бога и Царства Божия,

164

свобода действия в высшей степени ограничена: вряд ли можно найти хотя бы одно хотение, которое нам удалось бы осуществить во вне вполне в том виде и в той мере, как это нам желательно. Как стеснительно это ограничение свободы действия, мы поймем, если отдадим себе отчет, что оно далеко распространяется даже и на ту область, которую мы называем своим «внутренним» миром, на область наших представлений, фантазий, эмоций и т. п., поскольку они не могут развиться без помощи множества деятелей, входящих в состав нашего тела. Поэтому нередко, вместо блещущего полнотой жизни действия, в душе нашей возникают лишь бестолковые хаотические обрывки бесплодных усилий.

Но этого мало, — ограничение свободы проникает также и в сферу условий формирования самого хотения. Находясь в состоянии разъединения с миром, человек обладает чрезвычайно ограниченными знаниями о мире и даже в той области знаний, которая вырабатывается у него и сообразно его же интересами страстям, сфера сознанных и опознанных отношений о содержании мира в высшей степени обеднена; поэтому выбор правильного пути часто оказывается невозможным не только в смысле невозможности найти объективно наилучшее,  но и в смысле неспособности человека избрать путь наиболее соответствующий его собственным глубочайшим хотениям. Желая помочь больному любимому человеку, как часто даем мы ему лекарство, вредное для него; выросши в бедной провинциальной среде, человек по неопытности и по неведению избирает иногда жиз-

165

ненный путь; не соответствующий его глубочайшим склонностям, так что великий природный талант не получает развития и глохнет и т. п. и т. п. Коротко говоря, глупость, неразвитость, неопытность, необразованность суть условия, создающие стеснения свободы выбора.

Преодоление этих препятствий в условиях нашей жизни в момент принятия решения и действия часто совершенно невозможно; поэтому нравственная и юридическая вменяемость и ответственность за поступок, совершенный в условиях ограничения свободы выбора недостатком знания и сознания, иногда совершенно отпадает. Это ограничение однако не есть утрата свободы воли в формальном смысле: ограничена только для данного момента и в данных условиях материальная сфера того, что может стать предметом хотения, но будет ли это хотение отрицательным или положительным напр., при давании лекарства больному, будет ли это хотение вылечить или погубить и т. п., остается во власти деятеля и мощь деятеля остается достаточною для того, чтобы вести борьбу с ограничениями своей материальной свободы, которые он сам на себя навлек. Поводы для пробуждения хотения вступить на правильный путь освобождения жизнь дает на каждом шагу; в самом деле, отдельные поступки, ведущие по неведению нашему к тяжким бедствиям, могут не подлежать юридическому наказанию, но весь пониженный тип нашего бытия есть правомерное и целительное наказание за отпадение от правды Божией; поэтому на известной ступени углубления религиозного постижения мира всякая

166

наша немощь и всякое несовершенство, не только нравственное, но и умственное, познается, как состояние противоречащее должному и обусловленное нашей греховностью.

Ограничение свободы выбора, обусловленное общим низким умственным уровнем, может временно возрасти до чрезвычайных пределов, напр., вследствие болезни (бред), аффекта, опьянения, гипноза ц т. ц. Поступки, совершенные человеком в таком состоянии могут не быть вменены ему, однако тот акт, последствием которого явилось понижение сознательности, напр. восприятие спиртных напитков, может подлежать вменению и ответственности.

Еще глубже проникает к основам свободы воли то стеснение свободы выбора, которое обусловлено столкновением несовместимых стремлений. Если хочешь избавиться от тяжких мук пытки в руках палача, выдай своих товарищей; подвергни строгой и справедливой критике неудачный проект, выработанный твоим начальником, но тогда уже не надейся на осуществление честолюбивых желаний скорого повышения на службе; женись на этой милой девушке, но тогда откажись от некоторых привычек холостой жизни и т. д., и т. д. Стеснение свободы здесь заключается в том, что исполнение одного хотения требует отречения от другого хотения. Не следует думать, будто это стеснение свободы встречается в исключительных случаях. У нас, в царстве душевно-материального бытия, где нет гармонического отношения к мировому целому, всякое хотение неизбежно сталкивается непосредственно или

167

косвенно с каким-нибудь другим хотением, и даже тогда, когда мы обнаруживаем проблески духовности, ставя абсолютные цели добра, красоты или обретения истины, осуществление этих целей предполагает отказ от каких либо дорогих нам проявлений душевности. Поэтому процесс развертывания наших чувств и хотений в целом всегда двусторонен — влечение и опасение радость и печаль, восторг и хотя бы смутный аккомпанемент разочарования неизменно сопутствуют друг другу, и на земле не дано нам насладиться целостным положительным бытием, столь полным, что стоило бы удержать его в вечном настоящем, в бесконечном «specious present». Это свойство наших чувств и хотений, по Блейлеру (Bleuler) амбивалентность их, Фрейд широко использовал для объяснения различных парадоксов душевной жизни. В моей книге «Мир как органическое целое» показано, что в царстве существ, стремящихся к абсолютной полноте бытия, но не вступивших на путь всеобъемлющей любви и, следовательно, совершенной гармонии в отношении к Абсолютному и миру, всякое хотение и всякое чувство неизбежно должно быть амбивалентным.

Как бы ни было велико желание освободиться от мук пытки или желание осуществить честолюбивые замыслы, всегда все-же есть у человека мощь, достаточная для преодоления их и для вступления на правильный путь. Однако по личному опыту каждый знает, какие чрезвычайные усилия воли требуются в тех случаях,

168

когда новое хотение, одобренное нами, идет в разрез с упрочившимися страстями, с глубоко укоренившимся эмпирическим характером нашим. Поэтому, при оценке поступка, совершенного в условиях стеснения свободы выбора другими хотениями, справедливость требует снисхождения и уменьшения ответственности, а, в случае положительного результата борьбы, признания повышенной ценности поступка. «Так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии». (Ев. от Луки, гл. 15, 7).

В Царстве Божием нет ни одного из перечисленных ограничений свободы: всякий член Царства Божия обладает совершенною свободою действия, так как всякое хотение его встречает поддержку в остальных членах Царства Божия и содействие благодатной силы Божией, а потому осуществляется без всякого умаления; обладая совершенною полнотой Истины, члены этого Царства совершают выбор, обозревая все бесчисленное множество возможностей, и не встречают при этом никакого противодействия со стороны других своих хотений, так как выбор их без колебаний и ошибок направляется в сторону абсолютного добра и абсолютной красоты.

В нашей душевно-материальной сфере бытия, столь далекой от совершенства Царства Божия, ограничения свободы действия и свободы выбора так тягостно ощущаются на каждом шагу, что отсюда естественно возникает вследствие смешения понятий, ложное учение,

169

будто свободы воли нет. В общих чертах однако уже показано, что рабство человека состоит в заслуженной им утрате положительной материальной свободы, при сохранении однако формальной свободы воли, которая всегда является залогом возможности возрождения. Путь вверх всегда открыт, но этот путь очень узок и крут. Человеческое бытие есть уже сравнительно высокая ступень возрождения падшего деятеля. Чтобы отдать себе отчет в этом, рассмотрим вкратце условия деятельности на дочеловеческой ступени развития природы.

Деятель, вступивший на путь самоутверждения, первоначально должен оказаться находящимся в состоянии крайнего обособления от всех других деятелей. Это бытие, подобно бытию изолированного электрона, или, может быть, еще более простое, Проявления такого деятеля сводятся только к отталкиваниям других деятелей и внешним притяжениям, как бы стремящимся подчинить себе чужое бытие. Творческая активность в этом состоянии крайнего обособления понижена до последних пределов; быть может, отталкивания и притяжения здесь осуществляются первоначально только в одном измерении и specious present такого деятеля бесконечно мало; это те деятели, которых Лейбниц, a затем Вундт называют «моментальными духами». Будучи бесконечно разнообразными индивидуальностями по своим потенциям, они оказываются на этой ступени бытия совершенно одинаковыми по своим действительным проявлениям и повторяют одни и те же действования с однообразием, превосходящим бессмысленные качания идиота. Последняя основа этих деятельностей

170

кроется однако в неопознанном влечении к бесконечной полноте бытия; поэтому всякий акт, дающий повышение творческой активности и расширение бытия, тотчас же подхватывается этими деятелями и закрепляется в их поведении. Для достижения этих целей есть только один путь: снятие вражды, хотя бы частичное, между двумя или более. деятелями, образование ими хотя бы в каком либо отношении нового, более высокого целого и объединение сил для совместной деятельности. Это есть путь осуществления конкретного единосущия хотя бы в минимальной степени. Каждая ступень такого объединения, образование атома, молекул все более сложного типа, кристаллов, одноклеточных организмов и т. д. есть творение новых все более высоких типов бытия, в том смысле, что центральный деятель такого единства, а вместе с тем и все тело его, т. е. совокупность подчинившихся ему деятелей, становятся способными к все более разнообразным, более сложным и ценным деятельностям. Поднятие творческих сил получается благодаря хотя бы частичному прекращению противоборства между объединившимся деятелями; единение их и согласное слияние сил в каком либо направлении есть то самое отношение между деятелями, которое на более высоких ступенях его развития и сознания называется любовью. Поэтому можно сказать, что вся эволюция природы есть эволюция любви. Не надо, конечно, идеализировать эту любовь: единодушие деятелей в отношении друг к другу поднимает их силы и способности, но они, обыкновенно, используются для того, чтобы повергнуть окружающий мир более энергич-

171

ной эксплуатации, чем это возможно для существ менее высоко развитых.*)

Однако рядом с усложнением отрицательных проявлений новые ступени эволюции дают почву также и для более высоких объективно ценных положительных форм жизни. Вл. Соловьев, различая пять ступеней бытия, царство неорганическое, царство растительное, царство животное, царство человеческое и Царство Божие, говорит, что эти «пять царств представляют собою ряд наиболее твердо определенных и характерных повышений бытия с точки зрения нравственного смысла, осуществляемого в богоматериальном процессе».**) Чтобы достигнуть своей высшей цели или проявить свое безусловное значение, оно должно быть живым, потом — быть сознательным, далее – быть разумным и, наконец, уже быть совершенным». (стр. 247) «Каждое предыдущее царство очевидно служит ближайшею материей для последующего» (стр. 239); в этом «процесс собирания вселенной», «ее развития и совершенствования» (стр. 248). Здесь «каждый новый тип представляет новое условие, необходимое для осуществления высшей и окончательной цели — действительного явления в мире совершенного нравственного порядка, Царства Божия, или откровения свободы и славы сынов Божиих» (стр. 247).

*) См. «Мир как органическое целое». В статье моей «О природе сатанинской (по Достоевскому)» показано, что деятельность злого существа не может обойтись без средств добра и потому всегда имеет раздвоенный противоречивый характер.

**) Вл. Соловьев, Оправдание добра, 2 изд. стр. 238 с.

172

Развивая эту метафизику природы в духе изложенных мною выше учений о субстанциальных деятелях, соответствующих тому, что Лейбниц называл монадами, необходимо признать, что человеческое я есть деятель, дошедший до своей сравнительно высокой ступени развития, пройдя длинную эволюцию от электрона (или какого либо еще более упрощенного элемента) и т. д. через животный мир вплоть до человека. Вместе с Лейбницем нам придется при этом признать нечто вроде перевоплощения, именно утверждать, что один и тот же индивидуальный деятель на различных ступенях развития имеет различные тела, все более и более совершенные, способные к функциям все более и более высокой ценности.

Это учение об эволюционном происхождении человека глубоко отличается от натуралистического эволюционизма тем, что первооснову эволюции оно находит не в низших силах природы, а в Боге и нормативных идеях Божиих, присущих каждому субстанциальному деятелю. «Из того, что высшие формы или типы бытия являются или открываются после низших» говорит Соловьев, «никак не следует, что они суть произведение или создание этих низших. Порядок сущего не есть то же, что порядок явления. Высшие, более положительные и полные образы и состояния бытия существуют (метафизически) первее низших, хотя являются или открываются после них. Этим не отрицается эволюция; ее нельзя отрицать, она есть факт. Но утверждать, что эволюция создает высшие формы всецело из низших, т. е. окончательно из ничего, — значит под факт

173

подставлять логическую нелепость. Эволюция низших типов бытия не может сама по себе создавать высших, но она производит материальные условия или дает соответствующую среду для проявления или откровения высшего типа. Таким образом, каждое появление нового типа бытия есть в известном смысле новое творение, но такое, которое менее всего может быть обозначено как творение из ничего, ибо, во-первых, материальною основою для возникновения нового типа служит тип прежний, а, во-вторых, и собственное положительное содержание высшего типа не возникает вновь из небытия, а, существуя от века, лишь вступает (в известный момент процесса) в другую сферу бытия, в мир явлений. Условия явления происходят от естественной эволюции природы: являемое—от Бога». (стр. 246 с.).

Всякое существо даже и упав на самую низшую ступень бытия, сохраняет в себе идеальную софийную основу свою.*) Однако в состоянии обособления от других существ не имеет органов ни для сколько-нибудь значительного выявления «образа Божия», заложенного в ней, ни для существенного противодействия заветам Божиим. Поэтому деятель в состоянии обособления, находит не свободу, а рабство, именно — зависимость осуществления и даже выбора своих устремлений от противодействующих ему других деятелей. Однако свобода почина сохраняется во всяком состоянии деятеля

*) О софийности твари см. о. С. Булгаков «Свет невечерний», стр. 210-276, о. П. Флоренский «Столп и утверждение истины», кн. Е. Трубецкой «Смысл жизни».

174

и потому возрастание сил и способностей, достигаемое путем все более сложного сотрудничества многих деятелей, может быть использовано им как для целей добра, так и для целей зла. Формальная свобода сохраняется на всех ступенях развития деятеля, и это сказывается в том, что эволюция есть для одних существ возрастание в добре, а для других — возрастание в зле*. Кроткий взор лани и хищный острый взгляд тигра явным образом принадлежат к разным линиям развития.*)

Усмотреть свободу деятелей на низших ступенях природы нелегко: чрезвычайное ограничение материальной положительной свободы приводит к крайнему однообразию всех деятелей и всех их деятельностей. Преодоление этой скудости бытия для них возможно не иначе, как путем множества опытов, путем испытания бесчисленного количества комбинаций, путем совершения мелких открытий, на основе которых вырабатываются более сложные объединения деятелей и более разнообразные деятельности их.

Узость целей в этом царстве бытия, оторванность их от мирового целого, соотношение их только с небольшим количеством деятелей резко контрастирует с характером Царства Божия, где каждое действие соотнесено со всеми деятелями, имеет всеобъемлющее значение й всеохватывающую полноту содержания. Подлинная конкретность может быть найдена только в

*) См. y кн. Е. Трубецкого в книге его «Смысл жизни» (М. 1918) о светлом, дневном и темном, ночном облике твари, стр. 133-146.

175

Царстве Божием, a в царстве душевно-материального бытия всякое действие, можно сказать, имеет отвлеченный характер, представляет собою только большую или меньшую дробь бытия. Поэтому в Царстве Божием не мыслимы повторения одного и того же, там нет места для законов и правил в смысле однообразного повторения одних и тех же содержаний бытия. Наоборот, в душевно-материальном царстве, где ставятся узкие цели и где новое расширение жизни достигается с величайшим трудом, одни и те же действия повторяются бесчисленное множество раз; чем ниже ступень развития деятеля, тем более проявления его оказываются правильно повторяющимися. Категории качества (выразимые в отвлеченных понятиях черты эмпирического характера) и количества выдвигаются на первый план в этом строении бытия. Поэтому получается видимость правоты детерминизма, утверждающего, будто содержание и течение событий в природе подчинено во всех деталях незыблемым, неотменимым законам.

Когда основная цель, ставимая деятелем, требует выработки ряда средств, которые к тому же могут быть совершенствуемы, тогда самое изменение поведения совершается в определенном направлении, доступном предвидению, и наблюдатель тем более укрепляется в своем убеждении, будто эволюция природы есть безусловно детерминированный процесс, не содержащий в себе никаких свободных творческих актов. Operari sequitur esse, говорит детерминист, a esse есть только совокупность отвлеченных определений.

Творческие акты, действительно, редко осуществляют-

176

ся в нашем царстве бытия и возникают, обыкновенно, при соучастии случайных влияний среды, наталкивающих  деятеля на новые пути поведения, которые усваиваются вслед за тем другим деятелями путем подражания. Усматривая эти условия развития поведения, рефлексологи и вообще сторонники механистического мировоззрения воображают, что теории поведения, отвергающие не только свободу воли, но даже и какое бы то ни было значение сознания, правильны; однако при этом они упускают из виду, что подхватить благодетельные указания случая и целесообразно использовать их для выработки новых деятельностей может только существо, обладающее способностью целестремительной деятельности и поставившее себе цель в определенном общем направлении раньше того случая, который наталкивает на открытие и изобретение. В этом динамистическом волевом моменте поведения кроется свобода, которой не замечают рефлексологи.

Путь вверх из состояния изолированного и умаленного, отвлеченного бытия к единству и возрастанию творческих сил чрезвычайно длителен и полон случайностей. В самом деле, в описанных выше условиях каждый шаг вперед есть открытие или изобретение, дающее лишь бесконечно малое расширение жизни в сравнении с бесконечною полнотой ее, доступною членам Царства Божия. На фоне обыденной жизни каждое новое содержание ее, напр. чувственные наслаждения животной телесности, кажутся небесно прекрасными и жажда удовлетворения их приобретает характер всепоглощающей страсти, препятствующей дальнейшему

177

расширению бытия, пока, наконец, благодетельная бренность всего этого низшего царства бытия, болезни, старость и т. п., не откроют деятелю глаза на другие стороны жизни.

Кругозор деятеля душевно-материального царства узок, соответственно ограниченности его интересов, и внезапному расширению он не может подвергнуться, так как общение деятеля с миром опосредствуется внешними отношениями его тела. Даже такие простые содержания бытия, как цвета, звуки и т. п. в окружающей среде, остаются в бесчисленном количестве не воспринятыми даже и столь высоко сравнительно развитым деятелем, как человек. В этом смысле наше тело действительно есть могила, как говорили орфики. Однако не следует упускать из виду и полезную сторону этой ограниченности и изолированности.

Во-первых, благодаря этой изолированности деятель царства вражды в значительной степени огражден от невольного соучастия в моральном зле других деятелей и последствиях его; для членов же Царства Божия такой изолированности не нужно, потому что всестороннее взаимопроникновение в жизнь друг друга есть увлекательное для них соучастие в воплощении абсолютных ценностей, a постижение ими всех тайн царства вражды есть средство разумно содействовать возрастанию добра в этой низшей сфере бытия.

Во-вторых, если бы все бесчисленное количество впечатлений, даваемое средою, хлынуло в сознание душевно-материального деятеля, обладающего ограничен-

178

ною силою внимания и опознания, то он был бы ошеломлен и утратил бы способность целесообразно действовать.

Накoнeц, в трeтьих, cлишкoм раннee вcтуплeниe в кругoзoр coзнания выcших coдeржаний бытия и цeннocтeй, a такжe cлишкoм раннee развитиe выcших cпocoбнocтeй пoдвeрглo бы чрeзмeрнo тягocтным coблазнам вoлю дeятeлeй, для кoтoрых дажe и прeoдoлeниe приманoк чрeвoугoдия, жалкoгo чeлoвeчecкoгo влаcтoлюбия и т. п, oказываeтcя нeрeдкo cтoящим пoчти на границe их cил. Пoэтoму, бeз coмнeния, пoвoды для развития дeятeлeй, т. e. тe oтнoшeния, кoтoрый кажутcя нам cлучайными *) раcпрeдeлeны так, чтoбы coдeйcтвoвать мудрoй пocтeпeннocти вocхoждeния дeятeлeй oт прocтых к бoлee cлoжным и выcoким фoрмам жизни.

Отсюда понятно, что падший деятель, хотя он и сохраняет даже в рабском своем виде свободу хотения, не может войти в Царство Божие одним усилием своей воли, одним решением «хочу творить волю Божию». Совершенная добросовестность этого решения и полный всесторонний смысл его может раскрыться самому деятелю только после того, как он испытает сердце свое до последней глубины во всевозможных положениях жизни на всех ступенях ее развития. По мере восхождения вверх мощь деятеля расширяется,

*) Чем более случайно какое либо соотношение, т. е. чем дальше друг от друга стоят ряды событий, скрестившихся друг с другом, тем более высоким должен быть деятель, обусловивший это скрещение, см. об этом «Мир как органическое целое», стр. 141 с. с.

179

ограничения положительной свободы отпадают и, если он, достигнув высот бытия, на деле засвидетельствует бесповоротное избрание пути добра, тогда он удостаивается стать членом Царства Божия. На этом пути в царстве вражды и в Царстве Духа существует обратное соотношение между положительною материальною свободою и использованием формальной свободы: добровольно отказавшись, на основе безграничной формальной свободы, от материальной положительной свободы Царства Божия, деятель обрекает себя на рабское существование в царстве вражды: наоборот, добровольно отрекаясь от использования безграничной формальной свободы, т. е. бесповоротно избирая путь добра, деятель обретает благодатное всемогущество положительной материальной свободы в Боге и Царстве Божием.

180