Припертые к стене и вынужденные умолкнуть в споре о вырождении славянофильства и о «самобытных» теориях, взятых у француза де-Местра и немца Рюккерта, наши литературные назадняки (как называет их профессор Ламанский) не могли, конечно, успокоиться. Не признаться же им было в своей внутренней несостоятельности при всех выгодах своего внешнего положения? Если нет прямого ответа, то можно придумать что-нибудь косвенное; если нечего сказать о деле, то можно покричать о какой-нибудь безделице.

Год тому назад, в числе других случайных рецензий, я поместил в «Русском Обозрении» и небольшую рецензию на книгу г. Щеглова: «История социальных систем». В этом библиографическом отчете было очень мало моего: он был обильно украшен буквальными выписками из книги г. Щеглова. Содержание этих выписок могло казаться иногда неправдоподобным, но их подлинность легко было проверить всякому читателю, ибо я указывал в точности на страницы книги, не изъятой из обращения. Теперь, спустя год, г. Щеглов печатает в «Русском Вестнике» обширную статью, почти исключительно посвященную ответу на мою рецензию. Эту последнюю он называет «трудом», и притом трудом хотя малым по объему, но огромнейшим (ingentissimum) по злохудожеству («Русск. Вести.» 1891, № 6, стр. 127). Поэтому, хотя г. Щеглов, как сам он заявляет, и не читал ни одного из прочих моих произведений (стр. 107), это не ме-

321

шает ему обличать «глубокую безнравственность» всей моей литературной деятельности (стр. 127). В заключение своего обширного и долгосрочного ответа на мой краткий прошлогодний отзыв г. Щеглов объявляет: «таким критикам, как г. Вл. Соловьев, не отвечают» (там же).

Хотя я вообще считаю нелишним отмечать иногда разные курьезы в лагере наших «назадняков», но в настоящем случае у меня есть и другие причины, чтобы обратить некоторое внимание на эту запоздалую вылазку. Имею в виду не столько г. Щеглова, сколько тех его единомышленников, которым свою окончательную безответность в вопросах важных и существенных было бы очень удобно прикрыть чужою бранью по поводу выеденного яйца.

________________

«Глубокая безнравственность» моей «литературной деятельности» выразилась главным образом в том, что я рекомендовал г. Щеглову познакомиться с неизвестною ему превосходною книгою Нойеса об американском социализме. Г. Щеглов признается, что он книги Нойеса не знал и прочел ее только теперь. Впрочем, он и теперь, имея ее под руками, почему-то не упоминает ее заглавия и оставляет меня в сомнении, та ли это книга, которую я ему рекомендовал (ибо сочинения Нойеса довольно многочисленны). Но допустим, что это та самая. Прочтя ее, г. Щеглов нашел, что она никуда не годится, и вывел из этого неожиданное заключение, что я ее не читал. Мне кажется, что из того, что я наг хожу превосходною ту книгу, которую г. Щеглов считает никуда негодною, следует только, что у нас с ним разные мерила для оценки книг. Вот, например, г. Щеглов считает сочинения Гоголя, Достоевского, Толстого крайне зловредными¹, а я, напротив, нахожу их превосходными — следует ли отсюда, что я их не читал? С другой стороны, о книге г. Щеглова я думаю в известном отношении гораздо хуже, нежели он — о книге Нойеса; между тем гг. Буренин и Страхов, как сообщает наш скромный автор, рекомендовали его произведение публике как превосходное; следуя логике г. Щеглова, я имел бы право утверждать, что названные критики не читали и даже не видали его книги.

_____________________

1 Щеглов, «История социальных систем», т. II, стр. 586, 587, 593.

322

В сочинении Нойеса, которое мне пришлось прочесть еще лет пятнадцать тому назад в Лондоне, я нашел хотя и сжатое, но полное, живое и продуманное изображение различных социалистических учений и предприятий в Америке. Сколько страниц и строк посвящено там истории той или другой общины — я не считал и не знаю, а счету г. Щеглова не имею основания доверять. О поучительных выводах, которые я извлек из «безнравственной» книги Нойеса, говорить с нашим обличителем было бы неосторожно; но я совершенно не понимаю, почему г. Щеглов считает невозможным, чтобы я — литературный деятель глубоко безнравственный по его мнению — одобрял en connaissance de cause сочинение Нойеса, которое он находит негодным, лживым и развратным? Дурной дурное и хвалит.

_________________

Другое выраженье моей глубокой безнравственности состоит в поправке к словам г. Щеглова, что Ляменне и его друзья подчинились папскому осуждению либерального католичества. Из этих слов читатель, незнакомый с делом, должен был вывести ошибочное заключение, что Ляменне подчинился так же, как и его друзья — Монталамбер и Лякордер; между тем, как известно, только эти двое подчинились действительно и окончательно, тогда как Ляменне взял назад обещанное им заранее подчинение и отделился от католической церкви. О том, сколько рей или месяцев спустя после папской энциклики он это сделал, у меня не было речи, и г. Щеглов совершенно напрасно припутал сюда хронологические подробности, от которых сущность дела нисколько не изменяется². Но всего забавнее его неудачная придирка к упо-

______________________

2 Г. Щеглов в своей обширной статье ни разу не указал, в каком номере журнала помещена моя рецензия, а едва ли кто-нибудь из его читателей станет искать ее в прошлогодних книгах «Русского Обозрения». Этимъ, конечно, и обусловлена его удивительная развязность. Так, например, его нелепые и из личного озлобления проистекающие выходки против литературы и университетов я резюмирую в соответствующей форме нелепого силлогизма, который и ставлю во вносных знаках, как это обыкновенно делается, когда пишущий говорит не от своего лица. Из контекста совершенно ясно, что это не выписки из книги г. Щеглова, тем более, что при таковых я всегда указываю на страницы. Но «добросовест-

323

требленному мною слову: протестовал. «Ляменне, говорить он, никогда не протестовал. Отпадение его выразилось не в каком-нибудь протесте, а в последовательном издании трех сочинений, быстро следовавших одно за другим! «Les paroles d’un croyant», «Les affaires de Rome» и «Le livre du peuple» («Русск. Вестн.», стр. 114). Но что же содержится в этих трех сочинениях, как не самый решительный и резкий протест против папского декрета, осудившего идеи Ляменне? О каком-нибудь формальном и официальном акте протеста никто не говорил, да такой акт был бы и невозможен со стороны простого священника против папы. Иначе как посредством своих сочинений Ляменне и не мог протестовать.

Г. Щеглов, совершенно незнакомый, по его собственным словам, с моими сочинениями, не стесняется, однако, утверждать, что история католицизма в XIX веке составляет один из главных предметов моего изучения. На самом деле таким предметом изучения была для меня за последние годы история вселенской церкви до разделения Востока и Запада, а не католицизм XIX века. Замечать ошибки г. Щеглова по какому-нибудь предмету еще не значит претендовать на специальное знание этого предмета. Впрочем, хотя в своей книге г. Щеглов и не обнаружил ясного представления о взглядах и судьбе Ляменне, но теперь, когда, вследствие моего указания, он внимательно просмотрел кое-какие книжки, я охотно готов признать, что хронологические, по крайней мере, подробности этой истории у него свежее в памяти, чем у меня. Таким образом моя рецензия оказалась небесполезной и для г. Щеглова.

Небесполезно было бы для него и знакомство с некоторыми философскими диссертациями, в которых, между прочим, трактуется о потенциальном и актуальном бытии. Это удержало бы его, может быть, от дух смелых утверждений: 1) что философский смысл слова puissance мне неизвестен и 2) что Фурье, говоря: troisième puissance, имел в виду именно этот философский смысл,

__________________

ный» автор, приняв свои меры, чтобы затруднить читателям доступ к моей рецензии, смело усматривает в общепринятом употреблении вносных знаков крайний образчик моей «глубокой безнравственности», и это очень кстати избавляет его от необходимости сказать что-нибудь о тех текстуальных образчиках дикого вздора, которые я в достаточном обилии выписал из его книги.

324

соответствующий латинскому potentia и греческому δὺναμις Г. Щеглов даже Аристотеля поминает по этому поводу. Между тем фраза Фурье, о которой идет речь, гласит, по переводу нашего, автора, так: «Названная армия, находясь в порядке мажорном, имеет кроме того тезис гастрософический; он состоит в определении серий маленьких пирожков в гигиенической ортодоксии третьего могущества на 32 сорта пирожков, приспособленных к темпераментам третьего могущества»³. Пусть господин Щеглов попробует перевести на латинский или греческий язык эти «маленькие пирожки в гигиенической ортодоксии третьего могущества» с помощью слов potentia или δὺναμις — он увидит, какой при этом получается философский, истинно-аристотелевский смысл!

________________

И в книге своей, и в статье г. Щеглов с особенным усердием ратует против развращающаего действия, производимого изящною литературой. Главными развратителями в этой области он в своей книге признает Гоголя, Достоевского и Толстого⁴. После этого как должен я понимать следующие слова в конце статьи г. Щеглова: «Если бы мы не читали ни одной строки, написанной г. Вл. Соловьевым, если бы мы знали только один тот факт, что гнев (?) его возбужден моим протестом против развращения юношества со стороны литературы и со стороны самих университетских деятелей, этого было бы совершенно достаточно для того, чтобы с точностью определить ту нравственную систему, которая лежит в основе его литературной деятельности; очевидно, она тождественна с нравственностью людей, которых защиту он взял на себя; τέττιζ τέττιγι φίλος, а не μύρμηκι («Русск. Вестн.», 127)», Μύρμηζ — это трудолюбивый г. Щеглов, а τέττιγες — это наши «развратители» — Гоголь, Достоевский, Толстой. Хотя я далеко не безусловный их почитатель, но все-таки, когда г. Щеглов, желая окончательно меня уронить, объявляет, что я нравственно солидарен с корифеями русской литературы, то я могу только его поблагодарить за такой ненамеренный, но тем более приятный комплимент. Вот если бы г. Щеглов взвел на меня нравственную солидарность с ним и с ему подобными, — тогда другое дело!

_____________________

3 Щеглов, «Ист. соц. сист.», т. II, стр. 236.

4 См. выше ссылку на страницы в книге г. Щеглова.

325

Помимо неожиданного комплимента, полемика с г. Щегловым доставила мне еще одно удовольствие; Всего семь лет сражаюсь я с равными представителями лже-охранительных начал. Всего семь лет — а какая разительная перемена, какое удивительное понижение духовного уровня в этом почтенном лагере! В 1884 г. на меня нападал И. С. Аксаков, потом чрез несколько лет пришлось иметь дело с г. Страховым, а вот теперь выступает им на смену, в качестве «третьего могущества», г. Щеглов. Конечно, в известном отношении гораздо приятнее было спорить с И. С. Аксаковым или даже уловлять коварство неуловимого Н. Н. Страхова, нежели отмахиваться от г. Щеглова. Но зато какое нравственно-эстетическое удовлетворение приходится испытывать при виде этой вполне достигнутой гармонии между идеей нашего назадничества и ее личным воплощением!

326

Страница сгенерирована за 0.24 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com