Соловьев В.С. Причина. (Статья из Энциклопедического Словаря)

ПРИЧИНА (αἴτία, causa, Ursache) — требуемое логически условие всего бывающего, или то, без чего, по предположению нашего разума, данный факт не может произойти, а при наличности чего он происходит с необходимостью. Только такое общее и бессодержательное определение может обнять все многоразличные значения, в которых принималось слово «причина». Еще нео-платонический философ Прокл (в своем комментарии к Платонову Тимею) насчитывает у одного Платона 64 различные понятия о причине, а у Аристотеля — 48. Это число можно сократить до двух основных понятий причины у Платона и до четырех — у Аристотеля. Первый различает νοῦς или ἀνάγκη т. е. намеренное действие ума по идее блага (то, что мы называем целесообразностью) от слепого и рокового действия вещественных элементов (то, что мы называем механическою причинностью). Аристотель в первой книге «Метафизики» дал свое учение о 4-х причинах, или началах, усвоенное средневековою схоластикой, но доселе еще не исчерпанное философским мышлением. Ища причину вещей или явлений, наш ум ставит не один, а четыре различных вопроса, и только при определенном ответе на все четыре мы получаем полное понятие искомой причины, могущее окончательно удовлетворить требования мысли по данному предмету. Во-1-х, мы спрашиваем, из чего происходит данный факт, составляется данный предмет; это есть вопрос о материи или материальной причине того, что дано (ὒλη, causa materialis). Во-2-х, спрашивается, от чего или чьим действием произведена данная действительность; это есть вопрос о производящей причине, или о «начале движения» (ἀρχὴ τῆσ κινήσεως, causa efficiens). В-3-х, спрашивается, почему, или сообразно чему данный предмет есть то,

263

что он есть; это вопрос о специфической идее, образующей формы, или формальной причине (εἰδος, causa formalis). В-4-х, спрашивается, к чему, для или ради чего нечто происходит или существует— вопрос о цели или конечной причине (τέλος, οὐουἓνεκα, causa finalis). Аристотель характеризует бывшие до него в Греции метафизические системы тем, что они объясняли мир с точки зрения одного или двух видов причинности, пренебрегая прочими, в чем и состоял их главный недостаток. Так, ионийские физиологи искали только материальную причину всех явлений, при чем одни полагали ее в одной стихии, другие — в другой; пифагорейцы остановились на формальной причине, которую они находили в арифметических и геометрических определениях; Эмпедокл и Анаксогор к материальным стихиям ионийцев присоединили производящую причину, которую первый находил в противоборствующем действии дружественного притяжения и враждебного отталкивания, а второй — в зиждительном действии космического ума; Платон, ища, как и пифагорейцы, формальной причины всего существующего, находил ее в идеях, при чем он, по не совсем справедливому мнению Аристотеля, оставлял без рассмотрения как производящую, так и конечную причинность. Обращение исключительного или преобладающего внимания на один вид причинности в ущерб прочим может быть указано как основная погрешность и новейших философских систем. Так, германский идеализм, в особенности гегельянство, более чем платонизм подлежит упреку за то, что формальная причинность саморазвивающегося понятия поглотила здесь все другие, не менее законные, точки зрения, а в метафизике Шопенгауэра все высшие требования ума отстранены всевластием слепой Воли, бессодержательно, бесформенно и бесцельно производящей причину. С другой стороны, философская мысль не могла бы удовлетвориться и такою системою, которая, исследуя все существующее равномерно по всем четырем видам причинности, оставляла бы эти различные точки зрения без внутренней связи и окончательного единства. Учение Аристотеля о 4-х причинах или началах, разработанное в его школе, а также у новоплатоников, и перешедшее в патриотическую и схоластическую философию, получило некоторые осложнения. Стали различать первые причины от вторых, или ближайших (causae secundae seu priximae), явились причины посредствующие (causae mediae), причины орудные (causae instrumentales), причины сопутствующие, или сопровождающия (causae concomitantes), у Платона (συναιτίαι). При таком обогащении терминологии средневековая мысль не останавливалась равномерно на всех четырех точках зрения, установленных Аристотелем. К центральной идее — Божеству — применялось преимущественно понятие первой производящей причины (всемогущий Творец), а также причины конечной, или цели (абсолютное совершенство, верховное благо); причина формальная оставалась здесь сравнительно в тени, а причина

264

материальная вовсе не исключалась, так как и для философии признавалось обязательным богословское положение о сотворении мира из ничего, хотя это положение не есть какое-нибудь объяснение, а только требование отказаться от всяких объяснений. Новая философия по отношению к причине характеризуется трояким стремлением: 1) по возможности сузить круг прямого действия первой производящей причины, не обращаясь к ее единичным и непосредственным актам для объяснения определенных вещей и явлений в мире; 2) устранить изыскание конечных причин или целей из объяснений природы; 3) исследовать происхождение и значение самого понятия причины, в особенности причины производящей. В первом отношении замечательна попытка Декарта ограничить творчество Божие одним актом создания материи из которой действительное мироздание объясняется уже всецело механическим путем, при чем, однако, картезианский дуализм между духом и материей, душой и телом заставил некоторых представителей этой школы прибегать к Высшему существу для объяснения взаимной зависимости физических и психических явлений. Во втором отношении во главе противников телеологии стоял Бэкон, выразивший сущность своей мысли в знаменитом афоризме, что конечные причины (в которых предполагалось узнавать намерения Божии относительно того или другого создания) «подобны девам, посвященным Богу: они бесплодны». В третьем отношении анализ причины производящей представляет три историко-философские момента, обозначаемые именами Юма, Канта и Мэн-де-Бирана. Исследуя понятие причины на почве наблюдаемых явлений, Юм пришел к заключению, что этим понятием выражается только постоянная связь двух явлений, из которых одно неизменно предшествует другому; в таком взгляде просто отрицается самое понятие причины, которое, однако, уже в общем сознании различается и противопоставляется простой временной последовательности: их смешение (post hoc — propter hoc) признается элементарною логическою ошибкою, тогда как по Юму propter hoc всецело исчерпывается постоянно наблюдаемым post hoc. Юм, при всем своем остроумии, не мог убедительно опровергнуть бросающиеся в глаза возражения против его взгляда, каково, напр., то, что научно признанная причина дня и ночи — суточное вращение земли вокруг своей оси, заставляющее ее попеременно обращаться к солнцу тою или другою стороною — должна бы быть по взгляду Юма наблюдаемым явлением, постоянно предшествующим дню и ночи, тогда как на самом деле это вращение вовсе не есть наблюдаемое явление, а умственный вывод из астрономических данных, да и никакой последовательности или преемственности во времени между причиной и следствием здесь не имеется, — так что более согласно с точкою зрения Юма было бы признавать причиною дня — предыдущую ночь, причиною ночи — предыдущий день. Вообще рассуждение Юма несомненно доказывает, что на почве наблюдаемых

265

явлений внешнего мира понятие причины не может быть найдено. Убедившись в этом и сознавая, вместе с тем, основное значение этого понятия для всякой науки, Кант начал свои критические исследования о природе нашего познания, в результате которых причинность, вместе с другими основами нашей познавательной деятельности, была признана априорным условием этой деятельности или категорией чистого рассудка. Этим ограждалось общее самостоятельное значение причинной связи, но не определялась ее собственная сущность. Французский философ Мэн-де-Биран пытался подойти к ней на почве внутреннего психологического опыта. Понятие причины, на его взгляд, дано в сознании волевого усилия, которым наше я открывает всякую свою деятельность; этот внутренне нам известный основной акт по аналогии приписывается и существам вне нас. Воззрение Мэна-де-Бирана в некоторых пунктах совпадает с идеями его немецких современников, Фихте и Шопенгауэра. Главный недостаток этого воззрения состоит в отсутствии доказательств того, что наша воля есть подлинная причина наших действий; с уверенностью утверждать можно здесь лишь то, что наша воля некоторым образом участвует в произведении некоторых из наших действий (именно тех, которые могут нам вменяться), или, другими словами, что подлинная причина наших действий в известных случаях связана с нашею волей; но этот несомненный факт еще не дает сам по себе никаких указаний ни на существо этой предполагаемой причины, ни на характер ее связи с нашею волей, ни на природу причинности, как такой. Вообще вся работа новейшей философской мысли по вопросу о причинности страдает двумя главными недостатками: 1) отделение причины производящей от трех остальных видов причинности, допустимое и даже неизбежное как предварительный методологический прием, остается окончательною точкою зрения исследователя, вследствие чего и результаты исследования необходимо получают крайне схоластический характер и лишены действительного философского содержания и интереса; 2) связь между реальною причинностью и ее истинным корнем в логическом законе или принципе достаточного основания остается окончательно не выясненною; отношение частных и единичных причин к универсальной причине всего существующего остается недостаточно определенным, вследствие чего все новейшие философемы, в которые входит понятие причины, имеют или слишком общий и отвлеченный, или слишком отрывочный характер. Выяснением и устранением этих недостатков обусловлена дальнейшая задача Философии по данному вопросу.