Предстоящий всероссийский поместный собор и коренная реформа церковной жизни—дело величайшей важности и первостепенного значения, и совершенно естественно, что для всех, кому дороги интересы церкви и кто чувствует настоятельную и неотложную необходимость обновления церковной жизни, подготовка к нему заслоняет собою всякие другие богословско-теоретические вопросы; совершенно естественно и то, что научно-литературные силы в настоящее время усердно направляют свою деятельность в .эту именно сторону. Об этом ясно говорит непрерывно увеличивающийся поток литературы, посвященной выяснению различных вопросов относительно собора, в виде отдельных заметок, брошюр, статей и сборников; особенно усиленное развитие ее начинается с того времени, когда вопрос о созыве собора из области пламенных пожеланий перешел на практическую почву приготовления и подробной разработки относящихся к нему материалов. Академические журналы, всегда в большей или меньшей степени, отвечающие на запросы современной церковно-общественной жизни, приняли живое участие в обсуждении вопросов, стоящих в связи се предстоящим собором и в первой половине 1906 г. уделили довольно значительное место статьям, представляющим исторические

584

585

справки и разъяснения относительно организации собора и его задач, а также и проекты самых реформ.

По весьма понятным причинам существенный и наиболее жгучий интерес представил вопрос об организации собора и прежде всего о составе собора и значении в его решениях голоса различных членов его: по глубокому убеждению очень многих, такое или иное решение этого вопроса наперед определяет и самый характер соборной деятельности и направление ожидаемого от него обновления церковной жизни; отсюда понятно, почему суждения по этому вопросу в предсоборном Присутствии нередко принимали довольно резкую форму. Решению этого важного вопроса посвящены следующие статьи: Ф. И. Мищенко, О составе поместного собора Всероссийской Церкви («Труды Киевской духовной Академии», 1906 г., январь, стр. 50—111), протоиерея П. Н. Добронравова, Участие клира и мирян на соборах в первые девять веков христианства («Богословский Вестник», 1906 г., февраль, стрн. 263—283), проф. В. А. Соколова, Предстоящий Всероссийский церковный Собор; его состав и задачи («Богосл. Вестн.», 1906 г., май, стрн. 34—59), свящ. Н. Попова, По вопросу о составе предстоящего церковного собора (там же, стрн. 82—97) и Н. П. Аксакова, К вопросу о составе церковного собора, («Богосл. Вестн.», 1906 г., июнь, стрн. 212—269),

Обстоятельная, написанная с полным спокойствием, статья Ф. И. Мищенко представляет собою историко-каноническую справку по вопросу о составе собора и о канонической оценке участия в нем клира и мирян; начинается она общими положениями, выясняющими основную точку зрения автора на церковное законодательство по этому вопросу. В источниках церковного права мы напрасно стали бы искать какого-нибудь полного и обстоятельного акта,—на подобие, напр., Положения о Государственной Думе,—которым бы точно и всесторонне определялось, что такое собор, как он должен составляться, из кого состоять, как и какие решать дела и т. п. Соборы созданы были не законодательством, а самою жизнью; они были живым выражением начала соборности, лежащего в самом существе церковного строя. Жизнь здесь шла впереди законодательства, и церковное законодательство только регулировало ее, выступая лишь в тех случаях, когда обнаруживались не-

586

строения, беспорядки, отступления от принятых в практике норм. Поэтому церковное законодательство о соборах отличается отрывочным и случайным характером, существенные, наиболее устойчивые в истории черты соборного института в нем отражаются лишь косвенно; в канонах они более предполагаются, чем определяются. И если на основании одного только законодательства определять канонический состав собора, то можно прийти к односторонним и ошибочным выводам. Почему при решении вопроса о составе поместного собора Всероссийской Церкви должны быть приняты во внимание прецеденты предшествующего времени, некоторые общие и основные догматико-канонические начала и, наконец, потребности и обстоятельства данного исторического момента.

Живой дух соборности обнаруживает свое действие с самых же первых шагов существования христианской общины. Великое дело избрания и поставления апостола в первоверховный лик двенадцати на место Иуды в юной апостольской церкви совершается не властью одних апостолов и даже не в тесном кругу приближеннейших учеников Христовых, а на церковном собрании и при том на таком собрании, где были несомненно и обыкновенные верующие (Дн. I, 14 и сл.). Еще яснее и определеннее описывается в книге Деяний Апостольских (VI гл.) состав церковного собрания, устрояющего низшую степень церковной иерархии—диаконскую. Апостолы созывают собрание, выступают с предложением учредить диаконскую должность, устанавливают качества избираемых и рукополагают избранных; участие же народа выражается в том, что он принимает («угодно бысть») предложение апостолов и избирает кандидатов. Это «угодно бысть» особенно характерно: в дальнейшей истории оно является обычной формой участия мирян в деяниях соборов. Апостольский собор (Дн. XV) представляет пример решения в апостольское время вопроса, имеющего принципиальное значение в сфере церковной дисциплины и даже догматики. Несомненно в соборе принимали участие и миряне—«братия», «вся церковь», «множество»,—но образ выражения Дееписателя— «апостолы и пресвитеры» собрались, «апостолы и пресвитеры со всею церковью» постановили заставляет предполагать, что участие мирян чем-то отличалось от участия

587

апостолов и пресвитеров, апостолы и пресвитеры чем-то преимуществовали пред мирянами. Но несомненно, что миряне представляли не простых зрителей, публику, а считались участниками собора: решение постановляется апостолами и пресвитерами «со всею церковью», т. е. с участием мирян, послание пишется от лица «и братии». Участие пресвитеров и апостолов не различается.—Вывод из рассмотрения фактов апостольской истории тог, что с принципиальной точки зрения участие мирян в соборной деятельности допустимо.

Исследовав имеющиеся данные относительно восточных и западных соборов II и III вв., автор выводить, как действовавшую в этот период норму, то заключение, что правом личного решающего вотума на соборах пользуются только епископы: клирики и миряне участвуют в соборных совещаниях, но участие это является но только совещательным, а заключает в себе и некоторый элемент влияния на исход соборного постановления. По мысли святителя Киприана, поддерживаемой Карфагенскою и Римскою церковью его времени, соборное решение может иметь силу только при согласии клира и паствы, и не имеет силы без такого согласия. Этим объясняется и то значение, какое на соборах придавалось прениям: данное дело на соборе решалось не личным только авторитетом и волею епископов, но придавалось большое значение прениям, — они составляли, кажется, душу соборных рассуждений. Таким образом мысль о необходимости согласия паствы на соборах всегда исповедовалась православною церковью; в истории менялись только те способы и технические приемы, какими выяснялся и установлялся факт народного согласия.

С признанием христианства государственной религией, решение вопроса о той или иной форме участия мирян в соборных деяниях значительно изменилось. Пока церковь была гонимою, пока она была collegia illicita, и правительство стояло во враждебных отношениях к пей, до тех пор постановления соборов, помимо своего идейного и сакрального авторитета, ни на что больше практически не могли опираться, как только на признание их со стороны общества верующих; всякое деяние церковной власти могло оставаться pium desiderium, если не получало признания церковной общины, всякое положение превращалось в практи-

588

чески действующую норму только общественным согласием. С признанием церкви со стороны государства, положение ее сразу изменилось. Светское правительство не только готово было поддерживать силу церковных постановлений, но и считало это своею, священною обязанностью: распоряжение церковной власти. могло иметь практическое значение даже и вопреки желанию паствы. Во всей дальнейшей истории устанавливается как бы конкурирующее, или, точнее сказать, обратно пропорциональное отношение между элементом правительственным и элементом общественным в церковных делах: чем более участие мирян в церковном управлении отливалось в форму правительственного содействия, тем более отступал на задний план элемент общественный, и, наоборот,—чем менее влияло на церковные дела правительство, тем более ширилось участие в них общества. Соотношение этих элементов в делах церкви всегда находилось в большой зависимости от общественно-государственного строя.

Участие византийского правительства в церковных делах особенно ярко выразилось на вселенских соборах. Народного или общественного представительства мы не встречаем здесь, потому что с государственной точки зрения того времени оно было излишне и невозможно: императорская власть исключала собою представительство народа, и если на вселенских соборах, кроме императора и чиновников, бывали еще и другие миряне, то только как отдельные, нужные почему-либо собору лица, или как публика, а не представительство мирского элемента церкви. Мирской элемент собора представительствовался только делегатами правительства. Но если с византийской точки зрения правительство могло выступать в качестве представителя народа, то церковь никогда не отожествляла паствы с начальством. Хотя материально и практически государственная санкция сообщала огромную силу соборным определениям, однако— общеизвестный факт, что авторитета вселенскости достигали только те соборы, которые получали всеобщее признание, и таким образом односторонность мирского представительства на соборе восполнялась позднейшим признанием собора. На поместных соборах власть проявляла себя менее активно, чем на вселенских соборах, и народно-общественный элемент здесь не теряет своего представительства на

589

соборных совещаниях; а церковное сознание придает важное каноническое значение этому представительству, отстаивая, по обстоятельствам времени, его права и регулируя, в виду беспорядков, его организацию. Лучше всего выясняется это на той категории дел, которая была наиболее обычным предметом занятий провинциальных соборов, именно, на делах о постановлении по избранию и о низложении по суду епископов. Разбор данных об этих соборах приводит к тому заключению, что на Востоке (до VI в.) миряне участвуют в поместных соборах, и участвуют не как простая публика, а с известным правом, как органическая составная часть собора. Что касается положения клира, то пресвитеры и диаконы и теперь в огромном числе присутствуют на соборах и принимают живое, иногда руководящее, участие в соборных прениях.

На Западе императорская власть не стояла так близко к церковным делам, как на Востоке, но там рано обнаружились властные стремления папства и епископата. Мирян и клириков и там мы видим на соборах, но на Западе они по положению своему, по-видимому, более зависимы от епископов, чем на Востоке. С VΙв. на Востоке усиливается центральная власть столичного патриарха в ущерб самоуправлению местных церковных общин. Деятельность и значение провинциальных соборов сокращается. Особенное значение в истории восточной церкви приобретают теперь соборы, составлявшиеся в Константинополе под председательством константинопольского патриарха. Мирской элемент на этих соборах весьма влиятельно представительствовался государственными сановниками, а клир — церковными сановниками из так называемых патриарших «пятериц». После падения Константинополя восточная церковь оказалась в государстве с иноверным правительством, и в связи с этим вся новая история автокефальных церквей на Востоке и особенно в патриархате константинопольском характеризуется чрезвычайным усилением участия светского национально-общественного элемента в делах церкви.

Ф. И. Мищенко кратко говорит и о том, как сложился состав соборного управления у нас на Руси. Относительно древнейшего киевского периода сохранилось сравнительно мало сведений. В московский период соборы бывали весьма

590

часто; составлялись они иногда из одних только архиереев, но большею частью на соборах присутствовали и настоятели монастырей—архимандриты, игумены, строители, также протоиереи, священники, монахи и вообще низшее духовенство; часто присутствовал и сам государь, иногда со своими детьми, братьями и со всеми боярами. Право голоса принадлежало прежде всего митрополиту и прочим архиереям; но предоставлялось и другим духовным лицам, присутствовавшим на соборе, выражать свои мнения, и иногда, если эти лица отличались высоким умом и образованием, их голос имел даже преобладающее значение на соборе. Государь также, не стесняясь, высказывал свои мысли пред отцами собора, пока происходили их рассуждения о том или другом предмете. Соборные решения и постановления одни подписывались только архиереями, другие и низшими духовными лицами—архимандритами, игуменами, и утверждались согласием государя. Таким образом, представительство мирской стороны церкви, согласно нравам и государственно-общественному строю московской Руси, брал на себя царь, окружаемый боярами.

В юго-западной Руси, где правительство было польское католическое, представительство мирян на соборах было общественно-народное, выборное—представители от казачьей старшины, знати, мещан и т. п. Церковно-общественные организации, особенно братства, посылали на соборы своих выборных депутатов, давали им инструкции и брали с них даже клятву в точном соблюдении полномочий.

Следовательно, во всей церковной истории мы видим органическое участие клира и мирян в деяниях церковных соборов, и лишь смотря по обстоятельствам времени представительство мирян бывало то государственно-правительственным, то общественно-народным.

На основании исторических данных, которые здесь изложены в главнейших чертах, Ф. И. Мищенко представляет канонические выводы, сделанные при свете догматико-теоретических начал; сущность их заключается в следующем: 1) Собор есть такой орган церковного управления, чрез который высказывается вся церковь в своем кафолическом единстве,—не только епископы, но и клир и миряне. 2) Каждая из основных групп церковной организации—епископы, клир и миряне—участвует в собор-

591

ных определениях «в меру действия своего» (Еф. IV, 16), т. е. не с равными, а с различными правами и различным способом, сообразно своему положению и назначению в церкви и обстоятельствам времени. Отрицание такого различия было бы отрицанием церковной иерархии; епископостается епископом, клирик—клириком, а мирянин— мирянином и на соборе, и каждый действует сообразно своим полномочиям на участие в делах, церкви. Епископы, как высшая в церкви власть, сохраняют при этом руководящее значение, почему обычный порядок соборного делопроизводства определяется формулой: епископы решают при совете и с согласия клира и мирян. Согласие клира и мирян является как, бы коллективным решающим. голосом паствы. Это положение, в виду твердой устойчивости его в истории и в связи с. догматическим учением, может быть принято в. качестве руководящей канонической нормы. 3) Право епископов на участие в соборе основывается не на сугубой епископской благодати, и не на власти, приобретаемой епископами в зависимости от исторического положения данной кафедры или в. зависимости от делегации, а на полномочиях, власти учрежденного апостолами в церкви епископского служения. Формальным. источником такого права является акт поставления, или изречения: следовательно, в епископском составе собора может участвовать всякий, над кем состоялось наречение. 4) Как присутствовавшие на соборе епископы являлись выразителями голоса епископата, так присутствовавшие на соборе клирики являлись выразителями голоса клира. Но насколько представительство епископата определялось в истории более или менее однообразными, устойчивыми нормами, настолько представительство клира в своем составе. и организации зависело от обстоятельств времени. 5) Еще более зависит от исторических условий организация представительства мирян; здесь имеют значение не только обсуждаемые на соборе вопросы, но и государственное положение церкви, и общественно-государственные понятия данного времени.

В заключении статьи автор высказывает несколько общих соображений, в качестве наводящих мыслей, по более практическому, чем научному, вопросу о том, как применить канонические нормы к обстоятельствам нашего

592

времени: а) на собор обязаны явиться по возможности все епископы русской церкви; в случаях извиняющих обстоятельств возможно заместительство. Викарные епископы, по власти своего епископства и по примеру древних хорепископов, участвуют на соборе с такими же правами, как и правящие архиереи; могут участвовать также и архиереи, пребывающие на покое; исключение могли бы составить только епископы, находящиеся под судом и запрещением. Все епископы с равным правом голоса участвуют в решительном голосовании формулы соборного определения, однако приступают к такому голосованию только после и в зависимости от предварительно выяснившегося согласия представителей клира и народа, б) Отсутствие на соборе представителей клира было бы не только отступлением от канонического идеала, но и практически нецелесообразно. Если во времена св. Киприана идеалом епископского правления считалось ничего не творить без совета и согласия пресвитериума, то особенно идеал этот должен быть оживлен и принят во внимание в настоящее время. Представители от клира не могут быть назначены епископами по их выбору: как бы ни был удачно сделан выбор, на посланных епископом представителей всегда будут смотреть как на выразителей взглядов и желаний епископов, пособников и прислужников епископских. Представители от духовенства должны быть избраны самим духовенством на епархиальных съездах. Заслуживает также полного внимания мысль о такой организации выборов, где бы белое духовенство и миряне избирали представителей вместе. Монастыри избирают представителей или совместно с прочим духовенством или особо, в) Что касается участия на соборе мирян, то нельзя ограничиться представительством одной светской власти: такое представительство мирян-паствы не отвечало бы ни современному государственному строю, ни современным общественным понятиям, почему мирянам должна быть непосредственно, как церковному обществу, а не чрез правительство, предоставлена принадлежащая им доля участия в церковных делах и в частности в церковном соборе. По-видимому, более всего отвечало бы и существу дела, и современному положению вещей производство выборов в порядке церковного строя, начиная с приходских собраний и далее по церковным

593

округам; в этих выборах должны получить надлежащее место и некоторые более выдающиеся церковные учреждения, особенно духовно-учебные заведения. Для участия в выборах, с церковной точки зрения, должен быть установлен религиозно-нравственный ценз, г) Древнее право клириков и мирян изъявлять свое согласие или несогласие на известное предложение должно быть как-нибудь технически регламентировано. В этом отношении возможны различные комбинации; нужно только сохранить в технике правило, что епископы решают с согласия паствы.

Мы остановились на подробном изложении содержания статьи Ф. И. Мищенко потому, что, будучи первою по времени появления в печати, она наиболее обстоятельно, вдумчиво и вполне объективно освещает с историко-канонической точки зрения почти все вопросы касательно организации предстоящего собора, не делая преувеличенных выводов из рассмотренного материала. В то же время это дает нам возможность в обозрении статей других авторов, обсуждающих те же вопросы, кратко отмечать только существенные выводы, за исключением тех случаев, когда авторы проводят иные взгляды, устанавливая новые точки зрения.

Следующая по времени напечатания статья прот. Н. Добронравова, «Участие клира и мирян на соборах в первые девять веков христианства», представляет собою реферат, прочитанный в собрании Общества любителей духовного просвещения 1905 г. 2-го декабря, и ставит своей задачей, на основании исторических свидетельств о соборах первых девяти веков, решить практический вопрос: кто имеет право участвовать на церковных соборах, — одни ли только епископы, или и прочие члены Церкви Христовой. Анализ данных о соборах, начиная с Апостольского собора и до Софийского собора 879 г., приводит автора к следующим заключениям: соборы не составлялись из одних епископов, иначе они не представляли бы собою всей церкви. На соборах никогда не запрещалось присутствовать клиру и мирянам; иногда клириков и мирян было даже больше, чем епископов. С расширением пределов церкви и с увеличением числа верующих не все христиане получали возможность присутствовать на соборе; присутствовали только избранные для этого или те, которые по-

594

лучали приглашение от императора. Клирики и миряне являлись на соборе только с совещательным голосом. С дозволения епископов они иногда принимали деятельное участие в соборных рассуждениях, выступали на них с своими предложениями и заявлениями; но решения соборные постановлялись одними только епископами. Должно однако заметить, что епископы не позволяли себе игнорировать мнений, высказываемых клиром и мирянами.—Статья эта представляет некоторый интерес главным образом по историческим справкам относительно древних соборов.

Статья проф. В. А. Соколова, «Предстоящий Всероссийский церковный Собор; его состав и задачи»—блестящее публичное чтение от Союза 17 октября, произнесенное 19 марта в зале Художественно-литературного кружка. Оратор знал свою аудиторию, и потому в его чтении мы не находим многочисленных выписок из документов и подробного анализа исторических свидетельств: он дает только вы воды, стараясь наглядно показать жизненную необходимость практического осуществления велений истории. Чтение начинается яркой характеристикой современного состояния церковной жизни в России. Если судить по внешности, православная вера и народное благочестие у нас, на Руси, процветают. Всюду возвышаются и вновь созидаются величественные храмы; внутри блестят они золотом и красуются художеством; гудят колокола, народ толпится при торжественных богослужениях; сияют десятки хоругвей при крестных ходах: каждое крупное дело, каждое общественное предприятие освящается молебствием; в часовнях и особо-чтимых святых местах—непрерывные толпы богомольцев и многие сотни и тысячи неугасимых свеч и .лампад; плотною стеною обступает народ выходящего из церкви архиерея и целый час готов простоять, чтобы только получить его благословение. Все это прекрасно и с несомненностью свидетельствует о неугасающей силе всенародного русского благочестия. Но кто же не знает, что не в одном этом дело? Нельзя не сознаться, что в нашей православной церкви, при всем ее видимом процветании, оскудела та внутренняя сила духовного единения, которая отличала первохристианскую общину; в ней дело обстоит не совсем благополучно, как на верхних слоях общества, так и в его основе. У так называемой интел-

595

лигенции отношения к церкви имеют далеко не дружественный характер. Чтобы составить себе некоторое понятие об этом грустном явлении, достаточно хотя бы припомнить то, что говорилось на петербургских религиозно-философских собраниях, или познакомиться с теми журнальными и газетными статьями, которые в последнее время писались и пишутся по церковному вопросу. Главная опора, главная сила нашей церкви, конечно, в многомиллионной массе того парода, который всегда так славился своего неизменною преданностью вере православной. Однако нельзя сказать, чтобы и здесь за последнее время положение церкви было цветущим. И простой русский человек, искренно религиозный, покидает веру отцов своих, бросает родной свой храм и уходит в сектантство. И он, подобно русскому интеллигенту, также не находит в церкви полного удовлетворения своим религиозным потребностям. Его отпадение обыкновенно и начинается всегда с недовольства существующим строем жизни церкви, с критики ее верований, ее обрядов и порядков. Почему же так слабо, так бессильно влияние церкви? Современная церковь наша потому и обнаруживает некоторую слабость, что расшаталась, а иногда и совсем утратилась среди ее членов внутренняя сила нравственного единения. Ослабела связь между паствой и ее пастырями.

Современный епископ—прежде всего и больше всего совершитель торжественных служб, а затем—сановник и администратор. Пастырская сторона его деятельности совершенно заслоняется и оттесняется на задний план его деятельностью как администратора; и это не потому, что он сам желает быть таким; нет, он поставлен в такое положение, что даже при всем своем желании не может быть иным. По видимости, он пользуется высоким, благоговейным почтением, но стоит на каком-то мало доступном для народа пьедестале, и нет у него с паствою живого общения, тесного духовно-нравственного единения. Положение священника, без сомнения, представляет гораздо более удобств для успешной пастырской деятельности. Но и у него сила пастырского влияния значительно подрывается теми неблагоприятными условиями, в какие он поставлен: пастырская деятельность его до крайности стеснена бесчисленным множеством всяких указов и пред-

596

писаний, которые точно определяют каждый его шаг и вместе с бдительным начальством связывают свободное обнаружение живого пастырского духа; опутавшая священника канцелярщина совсем не соответствует истинным задачам пастырского служения, внося в него совершенно не церковный дух мертвящего формализма; возлагаемые иногда обязанности чисто полицейского свойства глубоко подрывают авторитет пастыря церкви; унизительный способ материального обеспечения связывает и парализует его свободное пастырское слово,—все это в совокупности создало какую то преграду между духовенством и другими классами общества. Наконец, воцарившийся в церкви бюрократический строй совершенно устранил общество от всякого участия в церковных делах. Жизнь церкви, как общества людей, соединенных единством веры во Христа и общением в таинствах, под видимым управлением пастырей, ни в чем не проявляется: приход, как община, теперь есть звук пустой; об епархиальной или всероссийской церковной жизни нечего и говорить,—никаких органов для ее проявления не существует, и ни в чем она не обнаруживается. Наша церковь не есть общество в настоящем смысле этого слова, т. е. в смысле самодеятельного, объединенного и организованного целого.

Таким образом, русская церковь, говоря словами Вл. С. Соловьева, «задремала под сенью казенной опеки», и вопрос лишь в том, «как пробудить, чем всколыхнуть эту дремлющую силу». Ответ на этот вопрос ясен сам собою. Если главная беда состоит в разъединении сил церкви, то прежде всего и важнее всего уничтожить это разъединение и устроить жизнь церкви так, чтобы она была действительно обществом, союзом, все члены которого живут в тесном единении, одушевляются общим интересом, чтобы соединенными усилиями достигнуть возможного для человека совершенства и наследовать спасение. Для этого не нужно сочинять для церкви новые уставы, а необходимо лишь уяснить себе со всею полнотой и точностью те вечные основные начала, которые для нее установлены ее Божественным Главою, и у св. Апостолов и их ближайших последователей поучиться тому, как применять и проводить эти начала в жизни. В христианском сознании с самых первых веков и доселе непреложно сохраняется

597

и живет представление о церкви, как теле Христовом, тесно сплоченном целом, члены которого живут и действуют во взаимном единении. Идея соборности церкви, в смысле совокупного действия всех ее членов для достижения единой общей всем цели, нашла выражение в первохристианской общине: малая первохристианская община вся в совокупности сходилась на свои собрания, а получив широкие размеры стала принимать участие в обсуждении возникавших вопросов, посылая на общецерковные собрания своих представителей. После периода апостольского, история первых веков ясно свидетельствует о том, что церковная жизнь в то время неуклонно следовала тому образцу, который был для нее начертан примером апостолов, жила общею жизнью и старательно поддерживала связь своих отдельных членов.

Ничего подобного мы не видим в современной жизни пашой отечественной церкви. Поэтому необходимо восстановить основное, утраченное нами начало церковной жизни, начало соборности, и последовательно провести снизу до верху, чтобы паша церковь жила тою жизнью, которая ей свойственна по ее существу. Очевидно, это реформа громадная: нужно существенно перестроить весь настоящий строй нашей церковной жизни, начиная с самой ее основы, с прихода, и оканчивая вершиной—синодом. Кто же, какая власть может и имеет право взять на себя это великое дело? Власть производить реформу своей внутренней жизни имеет только сама церковь, во всей своей совокупности, л только такому совокупному голосу всей церкви должен подчиняться каждый из ее отдельных членов. Органом, посредством которого выражается этот общий голос церкви, служит собор. Как древняя христианская церковь видела для себя высший авторитет в соборе и к нему прибегала для решения всяких важных вопросов и дел, так и мы теперь, с грустью взирая на современный упадок нашей церковной жизни, с нетерпением ожидаем собора и на него возлагаем все свои надежды. Но для их осуществления необходимо, чтобы этот предстоящий, так горячо желаемый собор действительно получил у нас всеобщее признание и твердый непререкаемый авторитет: одного лишь факта созвания собора еще далеко недостаточно. Эта цель может быть достигнута лишь к том слу-

598

чае, если, собор будет составлен на твердых канонических основаниях, в полном согласии с свидетельствами Слова Божия и христианской древности и не будет с этой стороны доступен каким-либо возражениям. Такой собор должен быть всенародным, т. е. не одна лишь коллегия епископов должна заседать на нем, но и клир и миряне. Факт несомненного участия клира и мирян в соборных заседаниях можно признать доказанным. Но, привлекая своих членов—и епископов, и клир, и мирян—к совокупной деятельности на соборных совещаниях, церковь не придает, однако всем им равного значения. Сопоставляя исторические данные, необходимо вывести то заключение, что вообще на соборе личным правом решающего голоса обладали только епископы, но всей совокупности присутствовавшего клира и народа предоставлялся голос коллективный и при том не совещательный только, но и решающий, к которому епископы должны были прислушиваться и с ним считаться, ибо без народного согласия и их собственное определение, по словам Киприана, не может быть твердым. Таков должен быть и наш предстоящий Всероссийский собор: он должен быть собором епископов, но с допущением в широких размерах участия клира и народа и с предоставлением им коллективного решающего голоса. Только такой собор будет иметь твердый канонический авторитет и потому встретит всеобщее признание. Этот собор твердою рукою возьмется за великое дело обновления нашей церковной жизни и разрешит насущные, настойчивые, наболевшие вопросы, накоплявшиеся веками. Но было бы большою и опасною ошибкой, если бы он сразу взялся за разрешение всех таких вопросов: первому Всероссийскому собору следует ограничить свою задачу. Ближайшая и самая существенная цель его состоит в том, чтобы пробудить, обновить и устроить внутреннюю жизнь церкви, воплотив в ней идею соборности с возможно более широким применением выборного начала на всех ступенях: сюда относятся вопросы: об устройстве церковного прихода, об участии мирян в приходской жизни, о нравах прихода, о приходских собраниях, об отношениях между пастырем и паствой, об избрании членов причта и выборных представителей приходской общины, о размерах епархии, о постановке епархиального

599

управления, об епархиальных собраниях, о церковных округах, об окружных соборах, об избрании епископов, о правах и деятельности митрополитов, о высшем церковном управлении, об организации синода, о власти патриарха, о поместном соборе, о сроке и порядке его созвания, о его составе и деятельности. Ограничив свою задачу, собор избегнет опасности повредить своему авторитету, торопливыми, а потому, быть может, недостаточно полно освещенными и обоснованными решениями. Если предстоящий собор с честью и успехом выполнит свою первую и важнейшую задачу, обновит нашу церковную жизнь на широких основах соборного и выборного начала, то уже тем самым вполне будет обеспечено немедленное разрешение и всех других церковных вопросов. Решение их на соборах последующих будет иметь тем больший авторитет, что эти соборы, организованные при условиях обновленной церковной жизни, будут истинным выражением, несомненным голосом Всероссийского общецерковного сознания.

Свящ. Николай Попов в статье: «По вопросу о составе предстоящего церковного собора», «не принимая на себя всестороннего разбора суждений» протоиер. Н. Добронравова, Ф. И. Мищенко и проф. А. П. Лебедева, (Душеп. Чтен. 1906, № 3) о степени участия на-церковных соборах клира и мирян, все-таки «берет смелость не вполне соглашаться с этими суждениями». Умаление степени участия клира и мирян на соборах, какое встречается даже в работах исследователей, по-видимому, свободных от посторонних влияний, свящ. Н. Попов объясняет главным образом тем, что церковно-историческая наука по данному вопросу застигнута врасплох, неподготовленной: раньше она никогда его специально не обсуждала, ибо и нужды в этом как будто не видела... И вот, в настоящее время исследователи состава церковных соборов так неуверенно говорят о нравах на участие в предстоящем соборе клира и мирян, готовые скорее умалить их участие, чем впасть в ответственную ошибку, тем более, что известные нам теперь каноны относительно этого «не многословны и не договаривают всего». Может быть нашей научной неподготовленностью и поспешностью, с какой теперь вынуждаемся мы трактовать данный вопрос, объясняется и забвение целого

600

ряда фактов, которые, в связи с другими, могли бы привести нас к убеждению и в более активной роли клира и мирян на церковных соборах, чем та, какую предоставлял бы им «лишь совещательный голос». Автор приводит дополнительные факты, которые, по его мнению, говорят о том, что клиру и мирянам принадлежал иногда на соборах и решающий голос. Так, под определениями арелатского собора 314 г. подписались даже два чтеца. Среди подписей первого вселенского собора насчитывается до 12—15 самостоятельных подписей хорепископов, функции которых в IV в. были уже значительно ниже епископских и приближали их к пресвитерам, почему Вальсамон ставит их в ряд с протопопами. Под определениями второго вселенского собора вслед за подписью Мелетия Антиохийского находятся подписи антиохийских же пресвитеров Флавиана и Елпидия, которые вовсе не были заместителями своего епископа и присутствовали на соборе вполне самостоятельно. На четвертом вселенском соборе инициатива соборных решений исходила не только от отцов собора, но и от императорской четы, сената и константинопольского клира. Под четвертым деянием, седьмого вселенского собора по римской редакции подписей вслед за подписями епископов стоить без всяких оговорок более. 130 подписей игуменов, пресвитеров и иноков разных обителей. Далее приводятся данные из истории константинопольских соборов 893, 1156, 1157, 1283—1284 гг. Сравнивая весь известный исторический материал, касающийся участия клира и мирян на соборах, автор приходит к тому выводу, что идея закономерного участия клира и мирян в деятельности соборов, несмотря на стремления узаконить его фактическое нарушение, всегда была присуща церковному сознанию, хотя иногда л в искаженном виде. Клир и миряне сначала в своем большинстве, а потом в лице своих представителей (хорепископов, пресвитеров, диаконов и чтецов, императоров, сената и сановников) присутствовали на соборах, принимали живое и непосредственное участие в обсуждении соборных решений, подавали свои голоса наряду с епископами, самостоятельно подписывали соборные акты. Если бы за клиром и мирянами был хотя и один факт решающего голоса в церковной жизни, то и тогда мы были бы в праве надеяться, что такой факт

601

без нарушения канонов возможен и в настоящее время. Статья заканчивается следующим пожеланием: «да будет же дана возможность и на нашем предстоящем «чрезвычайном» соборе наравне с епископами подавать свои голоса с «благочестивыми решениями» и клиру, и мирянам! Лишь при атом условии можно надеяться на оживление церковной жизни, каким поражают нас христиане первых веков».

Ту же цель—доказать права клира и мирян на участие в соборе с решающим голосом—преследует и Н. П. Аксаков в своей статье: «К вопросу о составе церковного собора»: он собственно ставит и решает три вопроса: а) о составе собора или о праве клира и мирян на участие в соборе; б) о способах выбора представителей от клира и мирян и в) о значении на соборе голоса клириков и мирян. Статья носит ь явно полемический оттенок, впрочем, без указания противников, которых, по-видимому, нужно искать между членами предсоборного Присутствия. «При самом приступе к обсуждению вопроса о составе собора мы просили, говорит Н. П. Аксаков,—чтобы был указан тот канон или те каноны, которым или которыми узаконялось бы, что собор не только включает в себя обязательно всех епископов, но и должен состоять только из них или даже может состоять только из них. В равной степени и одновременно с тем просили мы указать, каким канонам или какими канонами возбраняется участвовать на соборах на ряду с епископами клирикам и мирянам и указывает ли хотя один какой-либо канон на то. что собор, включающий в себя наряду с епископами клириков и мирян, не может почитаться закономерным и соответствующим достоинству Церкви и осуществлению потребностей ее Собором. Как мы и предполагали, требующихся указаний не было сделано, да и не могло быть сделано, так как таких указаний в канонах и соборных постановлениях нет. Если же их нет, то отсюда следует сделать заключение, что каноны состава соборов вовсе не определяют, не требуют состава их из одних только епископов и не воспрещают им состоять из епископов, клириков и мирян, если того требует польза церковная и обеспеченность признания решений собора самою Церковью».

602

Так как «ревнители состава соборов из одних только епископов приводят в защиту своих мнений канонический строй, опираются на каноны вообще, т. е. на ими предполагаемый дух канонов, приводят в защиту своих мнении церковно-исторические и догматические данные», то автор считает необходимым вникнуть в церковно-исторические и канонические данные, насколько эти последние получили свое выражение в соборных постановлениях IV и V веков. Результаты исследования он излагает в 14-ти пунктах, сущность которых кратко выражается в 15-ом пункте, где читаем: «состав соборов должен почитаться по самому существу совершенно определенным нижеследующими данными:

а) Примерами апостольских соборов, открывающих и предначертывающих соборную жизнедеятельность Церкви, равно как и верных апостольскому предначертанию соборов первых трех столетий, о коих судными указаниями церковных писателей все же может почитаться вполне засвидетельствованным, что они, следуя апостольскому образцу, включали в себя все части церковного тела или, когда присутствие всего верующего народа представлялось по тем или иным соображениям невозможным, нуждались в объявлении постановлений народу и признании или одобрении с его стороны.

б) Сохраненным и приводимым Афанасием великим издревним и согласующимся со словом Павловым (1 Кор. V, 5) «церковным каноном», по коему собор состоит из «собравшегося народа и приявших власть от Духа с силою Господа нашего Иисуса Христа», т. е. епископов и пресвитеров (разумеется место из окружного послания Афанасия ал., в котором он, порицая неправильный суд над ним, повлекший за собою его низложение, устанавливает и то, как, в случае жалобы на него, должен быть совершен суд по древним канонам: «Если бы действительно имела силу какая-нибудь на меня жалоба, то не арианину и не кому-либо из держащихся арианского мудрования, но по церковным канонам и по слову Павлову (1 Кор. V, 5) собравшемуся народу и тем, которые приняли власть от Духа с силою Господа нашего Иисуса Христа, надлежало все законно исследовать и произвести в присутствии предъявляющих свои требования клириков и мирян». Творения, русск. пер. I, 278).

603

в) Невозможностью предположить, чтобы участник Никейского собора опирался ради охраны канонического строя, «не теперь данного, но прекрасно и твердо переданного отцами нашими», на канон, Никейским собором отмененный, и вытекающею из сего необходимостью признавать пятое Никейское правило подразумевающим этот канон но всей его неприкосновенности и неизменности.

г) Изложением 19 и 16-го определений Антиохийского собора, получающим ясность и истолкование только в предположении, что ими уже подразумевается присутствие «собравшегося народа», к коему должно присоединиться присутствие митрополита...

д) Различием, которое полагает Никейский собор между областным собором (σύνοδος) и сонмом (союзом или коллегиумом) епископов—κοινὸυ τῶν ἐπισκόπων, в силу которого собрание или съезд всех епископов не составляет еще собора и не тожественно с ним.

е) Отсутствием в соборных определениях и других церковных источниках каких-либо указаний на то, что соборы могут и должны состоять из одних только епископов при обязательном исключении из них всех остальных элементов Церкви, состоящей из епископов, клира и верующего народа».

Но весь клир и весь народ Церкви, разумеется, на соборе присутствовать и участвовать не может: необходимо так или иначе произвести надлежащий выбор. Возможны три способа решения этого вопроса. 1) На соборе участвует вся Церковь, а потому всякий член Церкви, клирик ли он или мирянин, может, если желает, участвовать на соборе. Наиболее правильный и наиболее желательный по идее, в принципе, этот путь представляется однако неудобным по чисто практическим соображениям. Прежде всего в таком случае громадный перевес получил бы местный клир и местный народ, и жизненные интересы отдаленных церквей потерпели бы ущерб; затем собор переполнился бы любопытными, любителями двигать слово, репортерами, фельетонистами и такими лжетолкователями церковной истины и церковных интересов, такими ревнителями ломки всего созданного и всего хранимого Церковью, которых ни вся Церковь вообще, ни местные церкви в частности никогда не почитали и не могли бы почитать сво-

604

ими людьми. 2) Но может быть принят и выбор по усмотрению епископа, как по отсутствию для этого канонических оснований, так и пи жизненным, практическим потребностям: выбор и усмотрение епископов приведут к совершенному заглушению голоса Церкви голосом епископов: но тогда лучше создать собор из одних только епископов и не подкреплять голосов их голосами избранных ими единомышленников и привезенных ими спит. Но собор одних епископов не имеет канонического основания. 3) Остается только третья система дополнении епископов на соборах чрез свободный выбор клириков и мирян самою Церковью или точнее—самими церквами, с сохранением за епископами права кассировать выборы в случае нарушения на них общеуставного избирательного порядка, но не иначе, как с донесением о поводах кассации в синод, который и должен признать их уважительными или неуважительными.

Каким правом голоса должны пользоваться на соборе клирики и миряне—решающим или совещательным? В самой постановке этого вопроса не можем,—говорит Н. П. Аксаков,—не усматривать полного смешения понятии о церковном и мирском и применении к делу Церкви совершенно мирской и государственной терминологии. Признавая термины «решающий» и «совещательный» совершенно неприменимыми к делу соборного обсуждения, автор приходит к заключению, что на соборе все должны пользоваться одинаковым голосом. Но эту одинаковость голосов на соборе отнюдь нельзя еще отожествлять с их безразличностью и безусловным равенством для Церкви. Собор, напр., может признать кого-либо заслуживающим отлучения или извержения; но только сонм епископов—τὸ κοινὸν τῶν ἐπισκόπων, по выражению 5 Никейского правила, может действительно отлучить или извергнуть, ибо это—принадлежность их дара. Равным образом, собор не может (может?) признать отлученного или извергнутого заслуживающим обратного принятия в общение или возведение в степень; но только сонм епископов—τὸ κοινὸν τῶν ἐπισκόπων — может действительно принять его или возвести.

Как известно, Высочайше учрежденное Присутствие для разработки вопросов, подлежащих рассмотрению на Всероссийском церковном соборе, выработало уже опреде-

605

ленные положения относительно состава собора, права голоса членов его и способа избрания их. Относящиеся сюда положения заключаются в следующем: 1) Собор состоит из епископов, клириков и мирян; 2) епархиальные епископы обязательно присутствуют на Соборе, викарные же и пребывающие на покое являются на Собор по приглашениям Св. Синода; 3) епархиальные епископы, не могущие явиться на Собор, по благословной вине, посылают на Собор своих заместителей с правом голоса, хотя бы то были и не епископы; 4) клирики и миряне, приглашенные на Собор, участвуют к обсуждении всех соборных дел и вопросов, по соборные определения и постановления составляются и подписываются одними епископами; 5) для предварительного рассмотрения вопросов, как они будут формулированы Собором, образуются, если Собор усмотрит в том надобность, из членов (собора, как епископов, так и клириков и мирян, комиссии, которые и вносят свои заключения на обсуждение Общего Собрания Собора; (и) от каждой епархии, вместе с епископом, являются на собор по два члена: один от клира и один от мирян; 71 кандидаты в члены Собора от епархий но одному из клира и одному из мирян избираются на благочиннических собраниях; списки избранных но благочиниям кандидатов представляются епархиальному архиерею для окончательного из них выбора и утверждения членов Собора: 8) на благочиннических собраниях кандидаты от клира и мирян могут быть избираемы и из лиц других благочиннических округов в пределах епархии; 9) желательно участие на Соборе, на правах членов, представителей монастырей, духовно-учебных заведений и иных церковных учреждений, а равно и частных лиц, известных своею богословскою ученостью или любовью к церковному просвещению и вообще своим усердием к Церкви,—по усмотрению Св. Синода («Церк. Вед.» 1906, № 23). *).

Н. Сагарда.

*) Окончание следует.

ЖУРНАЛ «ХРИСТИАНСКОЕ ЧТЕНИЕ», СПБ., 1906, № 11

разбивка страниц настоящей электронной статьи соответствует оригиналу

проф. Н. Сагарда

Статьи по вопросу об организации предстоящего поместного собора и о реформе строя церковного управления *).

Всероссийский поместный собор имеет своей задачей произвести коренную реформу строя нашей церковной жизни; в виду этого получает важное значение предварительная научная разработка материала для соборных рассуждений. С этой стороны представляет большой интерес статья известного канониста проф. Н. А. Заозерского: «Проект организации Церковного Устройства на началах патриарше-соборной формы» («Богосл. Вестн.» 1906, январь, стран. 124—144), в которой дан подробный план преобразованного строя церковной жизни в Обычной сжатой форме устава. На первом месте поставлены, так называемые, «Общие положения» в трех пунктах.

1. Церковь есть общество. Его единственная задача— нравственное усовершенствование личности по идеалу Евангелия. Личность достигает своего евангельского совершенствования под непременным условием общественного союза. Существование и жизнь последнего возможны в свою очередь при действовании законов организации и проведении их в жизнь специальными органами власти. Последние в совокупности своей образуют Церковное Управление. Оно имеет свое право на существование постольку, поскольку

*) Окончание. См. октябрь.

754

745

служит целям общества. Посему оно существует в том или другом виде для общества, а не наоборот —общество для него. Оно служит обществу, а не наоборот. И рал общество сознает недостаточность организации данного вида управления, оно видоизменяет последний, улучшает его сообразно с своими целями. Отсюда законность и необходимость реформ организации общества и форм его правительства.

2. Русская Церковь, вмещающаяся на территориях и в пределах Русского Государства, не есть часть государства и его организации—одно из его ведомств: но есть часть внеполитического, вненационального союза—союза единой веры, имеющего своих сочленов и в церковных обществах других государств и народов. ее цель, как союза, своеобразная, иная, чем цель политическая и национальная. ее нравственное единение выступает за предел государственных и национальных территорий. Таким образом, ее организация и управление совершенно независимы от организаций политических и ничего общего с ними не должны иметь.

3. Целое общество русской церкви слагается из менее и менее обширных обществ, действующих автономно и одно от другого независимо, но сплоченных между собою внутренне—единством веросознания и вероисповедания и внешне—юридическою связью их властных представителей. Непрерывно действующими внешними средствами, связывающими эти общества, служат органы церковного управления-собирательные учреждения и отдельные церковно-уполномоченные лица. Общественные союзы, из которых состоит Русская Церковь, следующие: а) все православные христиане России; б) все православные христиане митрополитского округа; в) все христиане епархиального округа; г)—епископского; д) приходского и ж) члены монашеских обществ. Внешне связующие их органы управления—собирательные: 1) Поместный собор всей русской Церкви,—его постоянный, непрерывно действующий орган—патриарший синод; 2) митрополитский округ,—его непрерывно действующий орган—митрополитский синод; 3) епархиальный собор, — его непрерывно действующий исполнительный орган·—епархиальный совет; 41 уездный епископ и его уездный совет; 5) приходское собрание,—его непрерывный

746

исполнительный орган—приходский совет. Отдельные полномочные лица, действующие в качестве непременных председателей этих собирательных органов Церковного управления, следующие: патриарх, митрополиты, архиепископы, хореипископы (или уездные епископы), настоятели приходов; архимандриты и игумены в мужских монастырях и игумении—в женских.

Затем проф. Н. А. Заозерский подробно определяет предметы ведения, состав и порядок рассмотрения дел в каждом из названных собирательных органов управления. Отмечаем главные пункты проекта.

Поместный Собор Русской Церкви есть высший, законодательный, административный и судебный орган по всем предметам церковной жизни. К предметам его ведения относятся: a) распространение и горение света евангельской истины: (миссии внутренние и внешние, внутренняя просветительная миссия, действующая посредством школ, пастырской и проповеднической деятельности, благотворительные учреждения, монашеские общины, просветительные и благотворительные братства и общества); б) освящение человеческой личности благодатным воздействием на нее частною и общественною молитвою и нравственное воспитание путем церковной дисциплины; в) материальные средства церкви— в недвижимых и движимых имуществах, неприкосновенные фонды, поступления и расходы.

По всем этим сторонам церковной жизни Поместному Собору принадлежит власть учредительно-законодательная, власть надзора и контроля и высшая судебная.

В состав членов Собора входят все епископы (лично или чрез представителей), определенное количество клира, монашества и мирян. Епископы обладают решающим голосом, прочие—только совещательным. Председателем Собора должен быть патриарх всей русской Церкви; в случае же рассмотрения дела самого патриарха или за его болезнью председательствует старейший из митрополитов. Обсуждение дел и вопросов должно быть публичным и свободным: должны быть охотно выслушиваемы мнения всех присутствующих на Соборе. Допустимы и комиссии. По всестороннем обсуждении вопроса, каждый из епископов, начиная с младшего, высказывает свое мнение. Желательно единогласное решение, в крайности

747

вопрос решается большинством. Признанное окончательным определение подписывается епископами и получает силу закона поместной церкви.

Патриарший Синод есть непрерывно действующее высшее церковное учреждение административно-исполнительного и судебного характера. Он имеет два отделения: административно-исполнительное и судебное, которые действуют совершенно независимо одно от другого и имеют совершенно особенный состав членов и порядок производства. Состав членов этих отделений определяется избирательным порядком на Поместном Соборе из лиц всех степеней иерархии, монашества и мирян.

Русская православная церковь разделяется на митрополитские округа с митрополитами в качестве представителей их. Высшим органом Окружного управления служит периодически созываемый Окружный собор, под председательством митрополита, и непрерывно действующий исполнительный орган его—митрополитский синод; кроме того в митрополитском округе действует непрерывно митрополитский суд.

Митрополитский округ делится на епархии, из которых каждая вмещает в себя три вида церковно-общественных союзов: а) епархию с центральным пунктом— губернским или областным городом, 6) уезд с уездным городом и в) приход—городской и сельский. Единоличными представителями церковно-общественных союзов епархии служат: архиепископ—целой епархии, епископ—уезда и пресвитер прихода. Епархия управляется периодически созываемым Епархиальным Собранием, под председательством архиепископа, в составе: уездных епископов, представителей приходов, монашества, братств и церковных школ, и непрерывно действующим исполнительным органом его—Епархиальным Советом, под председательством архиепископа, в составе пресвитеров, игуменов и мирян по избранию Епархиального Собрания. Для удобства и скорости течения дел, последние размещаются по отделениям Совета, применительно к тому, как они распределяются к консистории по столам, но устройство этих отделений Совета должно быть совершенно иное по сравнению с устройством консистории. Приблизительно эти отделения должны быть следующий: а) отделение

748

ставленнических дел, б) отделение церковных организаций—приходов, монастырей, соборов, общин, братств и в) епархиальное казначейство. Независимо от Епархиального Совета в епархии учреждается Епархиальный Суд, под председательством епископа губернского уезда из трех протоиереев и архимандритов и трех мирских лиц.

Каждый уезд должен иметь своего епископа. Уездный епископ должен иметь полномочия по рукоположению в пресвитера и прочих клириков, а также и определению в должности игумена и игуменьи и полномочия надзора за всеми приходами, монастырями и прочими церковными учреждениями уезда. Посему он избирается й рукополагается совершенно по чину епископского рукоположения и в отправлении означенных полномочий совершенно независим от архиепископа, хотя в служении и должен возносить его имя. Под председательством уездного епископа пли, за его смертью, под председательством старейшего в уезде архимандрита или протоиерея созывается из представителей приходов и прочих обществ уезда уездное собрание а) пред временем годичного Епархиального Собрания для выбора в него депутатов от уезда и б) когда сделается вакантною кафедра епископа. Для осуществления своих полномочий уездный епископ имеет постоянный Совет, состоящий из членов духовных и мирских. По подобию Епархиального Совета он также разделяется на три отделения, но с меньшим составом лиц, смотря по количеству приходов вообще но численности православного населения уезда.

Приход есть наименее мелкая собирательная единица или часть уезда, имеющая нрава юридического лица, в духовном отношении состоящая под руководством и управлением приходского причта, а в церковно-общественном и экономическом—самоуправляющаяся приходским собранием и приходским советом. Причт прихода в составе своем может иметь одного, двух и трех пресвитеров, диакона, одного, двух и трех чтецов. Приходы· маленькие могут и не иметь чтеца, а только пресвитера и диакона, при чем последний должен при необходимости исправлять должность чтеца. Приходское собрание собирается обязательно однажды в год, но может, по требованию обстоятельств,

749

собираться и несколько раз. Членами приходского собрания, под председательством священника (если них несколько, то по избранию), состоят все прихожане, достигшие 21 года, имеющие постоянное жительство в районе прихода и прожившие не менее трех лет. Членами могут быть и женщины, достигшие того же возраста, не обремененные семейными заботами и не вышедшие замуж. Исполнительным органом приходского собрания служит приходский Совет, состоящий из причта, как непременных членов, и прихожан, избранных на приходском собрании.

Такова схема строя церковного управления, предложенная проф. Н. А. Заозерским существенно изменяющая наличный порядок церковного управления и жизни.

Менее решительным в преобразовании существующего строя является проф. И. С. Бердников, который в незаконченной еще статье: «К вопросу о преобразовании епархиального управления» (Правосл. Собеседн.» 1906, январь—июнь) рассматривает и оценивает существующие формы и характер епархиального управления и намечает необходимые дополнения и изменения в нем. Статья распадается на следующие части: I. Епископ, как управитель епархии (январь, стран. 20—35); II. Об органах, помогающих епископу в управлении епархией (февраль, стран. 183—211, март, стран. 384 — 397); III. О реформе церковного суда (апрель, стран. 511—535; май стран. 142—164, июнь, стр. 224—234).

I. В качестве недостатков существующего порядка епархиального управления указывают на то, что епископы стоят очень далеко от своей паствы, мало знают подведомое духовенство, не говоря уже о мирянах, мало входят в религиозные нужды своей паствы и мало занимаются просветительною деятельностью по отношению к пасомым, а управляют паствой формально бумажным образом, посредством рассмотрения деловых бумаг и епархиального управления и суда. Эти недостатки, очевидные для всех, зависят от многих причин. Одною из главных причин служит обширность епархий. Эта обширность есть наследие истории, и было бы смелым проектом уничтожить многовековое затруднение одним росчерком пера; но стремиться к возможному уменьшению этого неудобства позволительно. Этого можно достигать постепенным учреждением кафедр уездных епископов, где есть благоприятные для этого усло-

750

вия (в желании общества), с скромной обстановкой и упрощенными формами управления. Другою важною причиною малого знакомства епископа с паствою служит обычай частого перемещения епископов с одной кафедры на другую в виде служебной промоции. Пора прекратить этот неуместный и вредный обычай и необходимо возвратиться к канонической норме. Исключения из общего правила можно допустить только в крайних случаях. С обычаем перемещения имеет связь другой обычай —административного назначения епископов на кафедру по усмотрению церковной или церковной вместе с светскою властью. По духу церковной дисциплины лучшим должен считаться такой порядок ведения церковных дел, в котором принимают участие все составные части церковного общества—иерархия, клир и народ. Этот же порядок всего пригоднее и с практической точки зрения и в данном случае. Участие церковного общества в избрании епископа с самого момента избрания зарождает в нем чувство симпатии и уважения к своему избраннику; а эти чувства составляют важный естественный стимул нравственно-духовного единения пасомых с своим пастырем. Применяя древние правила избрания и поставления епископа к современным обстоятельствам, можно бы формулировать желательный ныне порядок в таком виде. Избрание епископа следует производить в епархиальном городе, где находится праздная епископская кафедра. Кандидат может быть не только местный, но и иногородний. Для производства выборов и поставления епископа назначается по распоряжению патриаршего синода собор епископов не менее троих из соседних епархий. Собор организует избирательное собрание из местного духовенства и церковного общества. Каждый из членов собрания имеет право предложить письменно своего кандидата в епископы, при чем представляются надлежащие сведения о происхождении, возрасте, воспитании, образовании, образе службы и общественной деятельности. После наименования кандидатов следует суждение об их достоинствах и недостатках и наводятся справки. Самое избрание производится в общем присутствии всех членов избирательного собрания посредством закрытой баллотировки. Все дело собрания представляется в патриарший Синод на утверждение. Патриарший Синод, прежде утверж-

751

дения избранного кандидата, должен узнать, не имеет ли светская власть препятствий к допущению избранного лица до управления епархией. В случае неудачи выборов назначаются выборы во второй раз; при неудаче и этих выборов дело назначения кандидата предоставляется центральной церковной власти. Кандидаты епископства должны удовлетворять всем каноническим требованиям и могут быть не только из монахов, но и из лиц белого духовенства под условием соблюдения 12 пр. VI всел. собора.

Поставленная пред будущим собором епископов задача приблизить епархиальное управление к каноническим нормам требует изменения не только в образе избрания епископов, но и в определении пространства полномочий епископской власти. Церковные правила предоставляют епархиальному епископу обширные полномочия по управлению епархией, граничащие с самостоятельностью. Они не видят в этом ничего неблагоприятного для церковной дисциплины. В настоящее время центральной церковной власти не представляется надобности входить в подробности епархиального управления с целью наблюдать за их законностью и направлением в известном угодном правительству духе. Силою вещей это наблюдение обратилось в простую формальность, без нужды увеличивающую переписку и сильно замедляющую правильное течение дел. Поэтому необходимо уменьшить случаи сношений епархиальной власти с Св. Синодом по делам епархиального управления и суда. Впрочем, если бы доверие, внушаемое духовными правилами к епископам, не оправдалось на деле, то эти же правила предусматривают меры к предотвращению и исправлению неправильностей, какие могли бы допустить епископы в епархиальном управлении и суде. Средства эти—надзор высшей церковной власти, начальственная визитация и церковный суд.

II. Епископы православной Церкви всегда имели у себя помощников по управлению делами епископии из среды кафедрального клира. Тем более необходимы помощники ныне у нас при обширности наших епархий и при множестве дел, накопляющихся в течение года в управлении епархией. Ближайшим помощником епархиального архиерея служит викарий. Но чтобы присутствие викария в известной епархии приносило епархиальному архиерею существен-

752

ную помощь в ого деятельности, для этого полномочия викария должны быть определены нарочитой инструкцией, изданной высшею церковною властью, помимо усмотрения епархиального епископа: ему может быть предоставлена большая часть дел епархиального управления, не возбуждающих сомнения по своей определенной постановке.

Потом неизбежным помощником епархиального архиерея по управлению епархией служит Духовная Консистория. Она занимает в епархиальном управлении настолько важное место, что, по мнению некоторых, служит главною двигательною силою в епархии. И такая оценка значения Консистории не может считаться преувеличенной, так как Духовная Консистория, по определению ее устава, есть присутственное место, чрез которое, под непосредственным начальством епархиального архиерея, производятся управление и суд в епархии. Поэтому естественно, что в делопроизводстве Консистории с особенною ясностью обнаруживается все хорошее и все дурное, что присуще нашему управлению. Но так как дурное обыкновенно замечается легче и охотнее, чем доброе, то неудивительно, что духовные консистории сделались ныне мишенью, на которую недовольство церковным управлением направляет свои осуждения и порицания. Проф. И. С. Бердников останавливается на резких суждениях о недостатках духовной консистории г. Елагина (Чего надо желать для нашей Церкви. Вып. I—II. Спб. 1882—5) и архим. Михаила (Семенова) в статье: Епископ и Консистория (Церк. Вестн. 1905, № 29) и более объективном изображении ее положения и значения проф. Н. А. Заозерским (О церковной власти. Сергиев Посад 1894) и, признавая не разделить подлежащею сомнению полезность и даже необходимость консистории, как помогающего епископу органа епархиального управления, одни из предъявляемых обвинений отклоняет, как неосновательные, другие, как не зависящия от самой Консистории, и дает практические указания к устранению сложности и медленности консисторского делопроизводства, которые зависят от строя управления. Главную отличительную черту этого строя составляет то, что в епархиальном управлении о всех, даже самых маловажных делах, доводится до сведения епархиального архиерея, все распоряжения делаются не иначе, как после предварительного доклада архиерею и с его утвер-

753

ждения. Эта безусловная централизация всех дел епархиального управления в непосредственном ведении епархиального архиерея всегда будет служить сильной задержкой в быстром течении епархиальных дел, если ему не положить некоторых границ. С уменьшением переписки епархиального управления с Св. Синодом, с передачею маловажных дел в низшую инстанцию епархиального управления—благочиннический совет, с предоставлением консистории права вершить и обращать к исполнению менее важные дела, не касающиеся пастырства, без предварительного утверждения архиереем, значительно сократится консисторская переписка, увеличится скорость движения дел и облегчится для архиерея просмотр официальных бумаг с увеличением для него часов досуга, которые он может употребить на дела живого пастырства.

Органом низшего епархиального управления служит должность благочинного церквей и благочиннический совет. Проф. И. С. Бердников настаивает на необходимости пересмотра инструкции для благочинных с целью устранения из нее устаревших и потерявших свою силу предписаний и дополнения новыми постановлениями по духовному ведомству; а для организации благочиннических советов рекомендует положение о них, действующее в Казанской епархии с 1894 года, желая в то же время некоторых дополнений и изменений в смысле расширения компетенции этих советов.

По вопросу о съездах духовенства окружных и епархиальных, которые служат выражением участия церковно-общественного фактора в епархиальном управлении, проф. И. С. Бердников ограничивается изложением правил об этих съездах, действующих в Казанской епархии с 1888 года и основанных на общих постановлениях Св. Синода, при чем высказывает пожелание о дополнении их в том отношении, чтобы епархиальные съезды созывались ежегодно в известное время и чтобы их рассмотрению поручались все вопросы епархиальной жизни, которые в данное время обращают на себя внимание с точки зрения пастырства. Хорошо было бы также,—говорит автор,— если бы было издано особое подробное положение о съездах духовенства от лица Св. Синода, применительно к современным потребностям русской церковной жизни.

754

Из вопроса о реформе церковного суда рассмотрен пока один отдел —«ведомство церковного суда». Проф. И. С. Бердников подробно анализирует действующее законодательство в нашей церкви с весьма интересными справками из проекта Положения, выработанного Комитетом 1870 года и деятельности этого Комитета. Вывод из справок о ведомстве церковного суда тот, что теперь уже осуществилась давнишняя мечта либеральной части нашего общества об изъятии из ведомства духовного суда судебного процесса по делам бракоразводным; исполнилось также желание нашей светской юриспруденции об освобождении уголовного суда от попечения об интересах православной церкви путем наложения церковной епитимии. Теперь и православной церкви остается надеяться, что деятельности ее суда не только по отношению к лицам духовным, но и по отношению к мирянам не будет поставлено никаких, препятствий и стеснений со стороны органов государственной власти.

Еще более частного вопроса в церковном управлении касается свящ. Н. А. Романский в статье: «Институт благочинных и выборное начало в применении к русской церковной администрации» («Богосл. Вестн.» 1906, февраль, стрн. 323—344). Изложив историю института благочинных, автор с большим сочувствием останавливается на оживлении жизни духовенства в 60-х годах прошлого столетия и пробудившегося в нем желания провести последовательно выборное начало в особенности в отношении к должности благочинного. Опыт выборного начала по отношению к благочинным, возвышавшего личность пастырей церкви и возвращавшего им нравственное достоинство, по мнению автора, показал, что выборные благочинные, стоя ближе к избравшему их духовенству и пользуясь его доверием, по возможности старались самым делом оправдать доверие и заботились о благе церковном. Однако прекрасная перспектива, расстилавшаяся пред духовенством по случаю церковного оживления вследствие великих государственных реформ, с начала 80-х годов начинает омрачаться указами и предписаниями, стремившимися все возвратить в прежнее дореформенное состояние. В 1881 г. предписало было (указ. Св. Синода от 5 апреля за № 5) назначать благочинных по личному внимательному выбору

755

архиереев. Этим указом совершенно парализовано било выборное начало, которое уже стало приносить добрые плоды во всех епархиях. С назначением благочинных самый институт благочинных по отношению к подведомому духовенству принял характер не руководства духовною жизнью духовенства и приходов, но силы подавляющей, начальствования с постоянной угрозой доносить и доносить архиерею. Благочинные обращаются в угодливое око и ухо епархиальных архиереев и консисторий и главную заботу полагают в успешном исполнении канцелярской работы: тот из них достойнее и выше в глазах начальства, кто бывает исправнее и педантичнее в этой работе.

Для оживления приходской жизни, о которой сейчас столько забот у высшей церковной власти, в настоящее время необходимо, крайне необходимо реформировать институт благочинных. Надо поставить дело так, чтобы благочинный был не «оком» епархиального архиерея, не доносчиком на духовенство, не чиновником в делопроизводстве, не угрозою для подведомого духовенства, но жизненным центром духовной жизни духовенства и обывателей благочиннического округа, воодушевляющим и объединяющим началом, сердцем, все собою согревающим и умягчающим, умиротворяющим, искренним другом, добрым братом, бескорыстным помощником и опытным, непременно с инициативою руководителем. Необходимо пересмотреть и переработать благочинническую инструкцию, этот пережиток старины с его мрачным, удушливым характером шпионства и доносов, и восстановить выборное начало.

Назрела потребность, — говорит автор, — чтобы и все вообще церковно-административные должности, не исключая и консистории, были замещаемы выборными лицами. При этом по отношению к членам консистории необходимо поставить условием свободу от других обязанностей, кроме обязанностей приходского священника. Срок службы четырехлетний; утверждение членов консистории предоставить власти епархиального архиерея, во избежание увеличения делопроизводства в Св. Синоде. Желательно было бы ввести в присутствие консистории избранника и из среды сельского духовенства, но так как это почти не применимо на практике, то вопрос об этом приходится оставить открытым.

756

II.

Вопрос об отношении между церковью и государством.

В рассуждениях о реформе строя церковной жизни обычно значительную долго вины в упадке ее относят на счет опеки над церковью со стороны государства и к освобождению от этой опеки в том виде, как она осуществлялась до последнего времени, видят одно из условий, без которых невозможно успешное проведение самой реформы. В таком случае сам собою и неизбежно возникает вопрос чрезвычайной важности и жизненного значения, именно о том, каковы должны быть нормальные отношения государства к церкви, и решение его тем более неотложно, что, по справедливому замечанию проф. В. Н. Мышцына, «едва ли не каждый церковный вопрос в своей последней стадии упирается в общий вопрос об отношении церкви и государства и им в значительной степени предрешается». Но насколько важен этот вопрос, настолько же и трудно найти основательное и определенное решение его, в котором дано было бы надлежащее значение существенно разнородным принципам, лежащим в основе жизни церковной и государственной, и приняты были бы во внимание и соображение с одной стороны предания и заветы русской истории и с другой—возможность такого рода явлений, как, напр., печальные факты из церковно-политической деятельности современного французского правительства, служащие красноречивым показателем того, как борьба против союза церкви и государства может обратиться в борьбу против церкви и даже христианства. Вопрос о желательных нормальных отношениях церкви и государства в России, при коренном изменении строя государственной жизни, у нас еще только выдвигается, и потому интересно· ознакомиться с опытами его решения, хотя бы даже эти опыты представлялись на суд читателя с разными оговорками относительно того, что высказываемыми соображениями рассматриваемый предмет, конечно, не исчерпывается. Один из таких опытов принадлежит преосвящ. епископу Евдокиму, другой—проф. В. Н. Мышцыну.

Преосвящ. епископ Евдоким свой взгляд на желательные отношения между церковью и государством раскрывает

757

в статье «Царь и патриарх (к характеристике взаимных отношений)», напечатанной в «Богосл. Вестн.» (1906, апрель, стран. 739—767), при чем все рассуждения зиждутся на предполагаемом восстановлении в русской церкви патриаршества; без патриаршества вся начертанная автором система отношений между церковью и государством теряет необходимую почву. «Кажется близится время,—говорит автор,—когда Русская Церковь будет возглавлена Первосвятителем Патриархом. Много лет прошло с того дня, когда на св. Руси сошел в могилу ее последний Патриарх. Многие теперь перестали ясно понимать величавый нравственный облик Первосвятителя Русской Церкви—Патриарха, многими в настоящее время смутно представляется и его широкая церковно-общественная деятельность. Не ясны стали для нас и отношения Патриарха к Государям и Государей к Патриархам. В литературе по этим вопросам высказываются нередко диаметрально-противоположенные взгляды». Автор хочет бросить хотя бы только один луч света в эту темную область; для этой цели он берет в пример патриарха «средних, так сказать, размеров», именно патр. Иосифа в его отношениях к Алексею Михайловичу, как они обрисовываются в известном письме царя Алексея Михайловича к новгородскому митрополиту Никону о последних днях жизни патриарха Иосифа, смерти и погребении его и о действиях самого царя в качестве душеприказчика. Приводя обширные извлечения из этого письма, автор приглашает при чтении его попутно вспоминать отношения государей последних двух веков к первосвятителям русской церкви; это сравнение даст ему возможность воочию увидеть, какая действительно несоизмеримая пропасть лежит в данном случае между нашими временами и временами давно минувшими. Для нас важны только выводы, к каким приходит автор на основании указанного письма, а они заключаются в следующем.

«Царь и Патриарх, олицетворявшие собою Церковь и государство, в своих взаимных отношениях были не господин и слуга, не господин и подчиненный, а два великих равноправных строителя русской земли. Первый — строитель по преимуществу ее земной стороны, второй — благодатный строитель земно-небесной стороны. Помогая непрестанно взаимно друг другу, эти две великие власти и

758

силы, не путаются, не вмешиваются в дела друг друга, не переступают известной черты, резко разграничивающей круги их деятельности. Один занимает первое место в церкви, другой — в государстве. Патриарх не раболепствует, не трепещет и не унижается перед Царем, и Царь не унижается перед Патриархом. У нас не было ни крайностей Рима, ни крайностей Византии».

«И как в настоящее время отрадно читать в древних памятниках русской истории о том, как Государь и Патриарх часто вместе бывали за богослужением, как во время обряда хождения патриарха на «осляти» Государь не считал неприличным для себя даже вести «осля», как они делили вместе радость и горе народные, запросто ходили друг к другу, как два хороших равноправных знакомых, обменивались даже различными подарками». «Уже по этим добрым, глубоко человеческим отношениям Государя к Патриарху можно судить о той реальной великой силе, какую церковь имела в давно минувшее время. Эту силу тогда государству приходилось признавать и везде и всюду с нею считаться. ее нельзя было безнаказанно игнорировать». И это совершенно справедливо, так как церковная власть взлелеяла русское государство и его властителя до подобающего роста и могущества. Под сенью Христовою представители церкви воспитали русское государство до роста московского царства. Потому то епископы, с митрополитом и потом патриархом во главе, были главными и любимыми советниками, думными людьми князей и царей русских. В далекое доброе старое время духовенство, принимая живое участие в делах общественных и государственных, присутствовало и в Боярской Думе, и на земских соборах и присутствовало далеко не для «виду» только. «И много веков жизнь русских людей текла под главным воздействием великих неизменных начал православного христианства, проводимых в жизнь представителями Церкви. Эти начала соответствовали природным свойствам русского народного духа и сделались главною основою всего миросозерцания частной и общественной жизни до Петровской Руси, когда вера одушевляла все стороны гражданского быта, все отрасли государственного строя».

Но давно прошли эти века «христианского государства»

759

на Руси. Давно уже церковь потеряла свой всеобъемлющий характер. Теперь она по внешнему своему положению теснее, уже русского государства. ее организация и управление есть не что иное, как одна ив частей государственного управления. Причина этого заключается в том, что Петр Т дерзко попрал и уничтожил соборную форму правления. Стихийным характером своих преобразований он уничтожил восемь веков благотворно существовавшее на Руси постоянное совещательное учреждение для обсуждения князьями и царями всех дел княжества и царства — Думу Боярскую, с присутствием в ней епископов. Долгие годы «неблаговедрия» для церкви лишили ее той широкой жизненно практической деятельности, какою она некогда так славилась. Церковные деятели ушли в себя, замкнулись от народа и живого непосредственного общения с ним старательно отгородились, по примеру гражданской власти, и в своей жизни стали больше походить на богатых чиновников, помещиков, магнатов... Удаление от вековых традиций и идеалов привело к замене «святорусского монизма» дуализмом церковно-государственной жизни. Пути русских церкви и государства разошлись. Единой Святой Руси не стало: она дуализировалась в без религиозную государственность и безжизненную церковность, которые теперь более чем в несогласии. Возникло как бы государство в государстве. Государство старается отгородиться от церкви, церковь от государства.

Что же необходимо для того, чтобы в настоящее время восстановить полноту культурного влияния церкви на русский народ в его государственной жизни?

«Пусть восстанут во всей своей былой силе лживой непосредственности Государь и Патриарх, эти две великие, могучие, живые, зиждущие силы, эти два великих строителя русской земли, два центра народно-церковной жизни, эти как бы две совести и как бы два разума народные, эти как бы два ока, смотрящие в глубь и ширь земли, и в высь небес, обнимающие собою всю совокупность земно-небесных человеческих отношений. Пусть каждый из них снимет с себя немецкие заморские кафтаны, надетые насильно, грубою рукою «стихийного человека», и .пусть станут они в настоящее время перед русским народом во всей своей былой величавой простоте, красоте, силе и бли-

760

зости к действительной жизни. Пусть за Царем станет русский народ не в облике забитого, загнанного, невежественного, почти раздетого и разутого, полуголодного раба, а в облике свободного гражданина, просвещенного, сознательного, верующего, сытого, довольного, горячо любящего свою родину, работающего на общем поприще культурных народов и вносящего в сокровищницу Божьего мира из своей славянской души свои великие дары. Пусть станет он за Царем в облике как бы родного сына, а не раба»... «Пусть и за Патриархом станет все русское духовенство одною тесно сплоченною семьей, не разорванное как теперь на множество различных клочков, групп, благодаря чиновникам и различным произволам, не .сбитое с пути, заморенное и запуганное до того, что даже заповеди Христа иногда оно ставит ниже неразумных распоряжений различных людей—временщиков и притом иногда еще и весьма неважных. В хорошей семье никто никому не раб. Все свободны и все одинаково дороги друг для друга. За иерархией пусть свободно соберутся у своего общего отца духовного, как бы общей совести своей, и миряне, опять не как рабы, а как сыны свободы. Пусть эта новая семья пересмотрит свои житейские уставы, которые теперь изжиты и многих уже не удовлетворяют, скажет по всем вопросам христианского жизнепонимания и жизнеустроения свое новое свободное слово, полное одной самобытной правды Христовой, взрощенной на полях и нивах славянских душ»... Пусть будет у нас «един Пастырь», на которого были бы обращены очи всякого и которого можно было бы видеть отовсюду; пусть будет у нас средоточие нашей церковно-общественной жизни, т. е. патриарх. Мы тогда будем знать, куда и к кому нам идти с своими нуждами и радостями...

Заканчивая статью, автор говорит: «самопознание наше определяется двумя словами: «Святая Русь». И в этих словах, выражающих необъятную глубину народного исторического самосознания, весь секрет нашего церковно-государственного обновления и все средства к нему. Будь настоящая Россия религиозною, «Святою Русью», какою бы силою для ее политического успокоения был бы ее церковный Собор, волею Царя созванный, и как бы стала сильна св. Русь и совне и изнутри».

761

Ко многим пожеланиям преосв. епископа Евдокима каждый православный русский присоединится от всей души; но рассуждения его об отношении между церковью и государством, по нашему мнению, не могут иметь практического значения и мало помогают выяснению этого важного вопроса, так как они в сущности сводятся к пожеланиям, для осуществления которых нет реальной почвы. И прежде всего наличность в литературе диаметрально противоположных взглядов на церковно-общественную деятельность патриархов и на взаимные отношения между патриархами к государями в сильной степени колеблет силу приведенных соображений автора, а против чрезмерной идеализации отношений царя Алексея Михайловича к интересам церкви всегда возможно указание на знаменитое «Уложение», изданное за несколько лет до послания царя к митрополиту Никону; значение этого государственного акта взвесил и проницательно оценил Никон, когда с такою настойчивостью добивался уничтожения опасного и ненавистного «Уложения», предоставляющего государству такие широкие полномочия во всех почти областях церковной жизни. Далее, необходимо показать, что и в настоящее время возможны такие же отношении между царем и патриархом, церковью и государством, какие были при совершенно отличном укладе русской государственной жизни, который «попран» и «уничтожен» хотя и «грубою рукою стихийного человека», но двести лет тому назад. Такого периода нельзя вычеркнуть из истории государства, потому что он наложил глубокий и неизгладимый отпечаток на всю его жизнь. В этом отношении нельзя не считаться и с совершившеюся в последнее время существенною переменою в строе государственного управления, когда в решении вопроса об отношении государства к церкви примут участие и представители народа. Наконец, интересы церкви требуют, чтобы ее положение в отношении к государству было определено самым точным образом и не ставилось в зависимость от неустойчивых настроений и случайных характеров исторических деятелей и их личных отношений. Нельзя забывать, что после патр. Иосифа, в царствование того же Алексея Михайловича, был патриархом и Никон, которого и власть была исключительно огромна, но за то и судьба исключительно печальна...

762

Проф. В. Н. Мышцин в решении вопроса об отношении церкви и государства («Государство и церковь» в «Богосл. Вестн.» 1906 г., май, стран. 155 — 174) выходит из принципа свободы совести, непреложного как с церковно-христианской, так и с истинно-государственной точки зрения. Этот принцип, по наблюдениям автора, почти всегда, был покрыт туманом вековых предрассудков: требование свободы совести казалось противникам этой свободы провозглашением полной равноценности всех вероисповеданий, выражением безразличного и индифферентного отношения людей к качеству той и другой веры, признанием нравственной необязательности христианства. Между тем защитники свободы совести и не думают отрицать абсолютной обязательности веры Христовой. Говоря о свободе совести, они понимают ее в чисто юридическом смысле, а именно: вера, как дело совести, не должна терпеть никаких принуждений и насилий и потому не может быть объектом гражданского права. Это положение одинаково бесспорно как с церковной, так и с современной государственной точки зрения. «Христианство, как религия духа, свободы, любви, не допускает в деле веры никакого насилия, в какой бы форме оно ни обнаруживалось. Оно отвергает в жизни церкви не только меч, как средство принуждения, но и самую власть, как орган принуждения. Внесение в область веры принудительного элемента нарушает абсолютное различие между церковью и государством, между верой и правом, духовной и светской властью, ц открывает полный простор для всяких религиозных насилий, вплоть до физического преследования». Но евангельская истина свободы совести вполне ясно вставала пред сознанием христиан лишь тогда, когда карающий меч был обращен против них; не исключая и лучших своих представителей, они всегда имели некоторое тяготение к ограничению свободы совести, что и обнаруживалось, как только они сами получали возможность оказывать внешнее давление на своих противников по вере. «Но, имея свои корни в слабости и несовершенстве естественной человеческой природы и потому едва ли вполне устранимый в жизни церкви, элемент принудительности не должен закрывать собою истинно-христианский идеал духовной свободы, признающий лишь нравственный авторитет любви, но не внешний авторитет

763

власти и силы». «Пусть идеал церковной свободы неосуществим для церкви во всей его полноте, но она ни на одну минуту не должна забывать о нем и к нему должна направлять русло не только религиозной, но и общественной жизни. Церковь должна стремиться осуществить идеал безвластия и быть союзом свободы и любви. Свобода должна открыть полный простор личности, индивидуализировать человечество; любовь, не нарушая свободы и индивидуальности, должна собрать людей в едино стадо, социализировать их. Только в таком идеале церкви найдет свое примирение противоположность индивидуализма и социализма, личности и общества; только здесь возможно решение главнейших проблем жизни». Мы должны особенно настаивать на этом идеале непринудительной церкви, так как православная церковь, в отличие от католиков и протестантов, хранит в себе возможность осуществления его.

Принцип свободы совести непреложен и с истинно-государственной точки зрения. «Государственное право но может исходить из каких-либо религиозных верований и догматических положений. У него нет и быть не может религиозного критерия. Поэтому оно совершенно нейтрально в вопросах веры; оно, можно сказать, безрелигиозно. Это значит не то, конечно, что народ, составляющий государство, должен быть совершенно равнодушен к религии и к церкви, но то, что он, как государство, как орган, ограничивающий права граждан, не в праве вступать в область религии с своими принудительными средствами. Лица, союзы, классы, весь народ—могут употреблять все нравственные усилия к распространению христианской веры, но государство должно быть в этом случае немым и глухим как потому, что всякое его вмешательство несет в дело веры под той или другой формой меч, нетерпимый в этой области, так и потому, что оно не обладает догматическим критерием». «Если государство, как принудительная власть, должно стоять вне веры и догматов, относясь безразлично к религиозным вопросам, то оно не в нраве не только прямыми средствами преследовать и угнетать те или другие вероисповедания, но и косвенными путями оказывать давление на население в пользу той или иной веры. Всякое предпочтение, даруемое законом представителям одной веры пред представителями другой,

764

есть в сущности такое же нарушение и церковного и государственного принципа свободы совести, как и прямое преследование. Государство должно относиться одинаково ко всем религиям и ко всем религиозным обществам. Исключение должны составлять лишь религии, которые в своих проявлениях грозят государственной безопасности и общественному порядку, вторгаясь таким образом в область государственного права. Таким образом принцип свободы совести последовательно приводит к полному отделению церкви и государства, к такому отделению, при котором государство является индифферентным к церкви: не запрещает, не преследует ее, но и не покровительствует ей, не подчиняется церкви и не стремится подчинить ее себе».

Почему идея отделения церкви от государства представляется у нас каким-то страшилищем, причина этого, по мнению автора, кроется прежде всего в недоразумении. «Как свобода совести кажется многим обезразличением всяких исповеданий, так и мысль о свободной церкви в свободном государстве кажется для многих принципиальным отрицанием истинности христианства и православной церкви». Но здесь смешиваются две совершенно различные вещи: обособление церкви и государства с отрицанием и уничтожением церкви, устранение насилия и принуждения в делах веры с признанием нравственной необязательности религиозных идеалов. «Народ, составляющий государство, нравственно обязан глубоко ценить христианские религиозные идеалы и прилагать все нравственные силы к созиданию церкви Христовой, но из самого уважения к ней он не должен к этому святая святых прикасаться своими принудительными внешними средствами». Враждебное отношение к идее отделения церкви от государства нашло себе поддержку в бестактной политике французского правительства, серьезно скомпрометировавшего самый принцип. Но французское правительство допустило грубую ошибку, превратив борьбу против союза церкви и государства в борьбу против церкви и даже христианства, почему отделение церкви от государства во Франции ни в каком случае не может давать истинного представления о самом принципе отделения.

Наконец, расторжение союза между церковью и госу-

765

дарством внушает многим опасении за будущий судьбы церкви. «Но в этом опасении одинаково мало как веры и непобедимость церкви, так и психологической и исторической наблюдательности. Может быть ничто так не ослабляет и не парализует духовные силы человека и общества, как внешнее содействие, покровительство, привилегии. Чем острее стальной меч, тем тупее меч духовный». Покровительство государства церкви убивают дух, порождает раболепие, усыпляет святое мужество, вносит обмирщение в церковь, развращает представителей церкви страхом за потерю покровительства. «Напротив, вся история церкви от первых гонений на христиан вплоть до бисмарковского культуркампфа, свидетельствует о том, что преследования государства всегда внутренне укрепляли церковь, пробуждали ее от блаженного сна и в конце концов содействовали ее внешнему распространению».

Но, не смотря на всю теоретическую правильность принципа отделения церкви от государства, было бы ошибкой думать, что оно может быть осуществлено в России в наше время. «Государство и церковь до такой степени подверглись у нас процессу диффузии, что произвести полное разъединение их сразу немыслимо. Законы не могут слишком опережать жизнь: иначе они не будут иметь под собою реальной почвы и останутся лишь на бумаге. С другой стороны, проводить принцип свободы путем насилия над совестью и мировоззрением народной массы по может входить в задачу государства». В других государствах, где состоялось отделение церкви от государства (в Америке, в Ирландии, во Франции), были особенные благоприятные для этого обстоятельства, каких у нас нет. Кроме того, в самом существе государства кроются по-видимому неустранимые причины небезразличного отношения его к тем или другим религиозным обществам. Государство никогда не ограничивает своих задач и охраной свободы и прав граждан; оно преследует всегда определенные конкретные цели, которые в разное время и у разных народов бывают различны. Естественно, смотря на все с точки зрения этих целей, оно не может совершенно одинаково относиться к религиозным общинам, содействующим и препятствующим осуществлению его намерений. Это обстоятельство ставит некоторые церковные общины

766

в более тесное соприкосновение с государством, в отношении взаимного покровительства, при которых и церковь и государство стараются найти друг в друге орудие своих целей. Но последнее на деле более удается государству, чем церкви». Церковная политика западноевропейских государств ясно показывает, как дорожит современное культурное государство остатками прежних связей с церковью. «Преследуя свои собственные, но конечно не религиозные интересы, оно не желает окончательно выпустить из своих рук церковную сферу и, чтобы иметь больше возможности регулирования и контроля над нею, оно не прочь предоставить более влиятельным вероисповеданиям некоторые привилегии, хорошо помня непреложный закон do ut des. Чем больше дает оно привилегий, тем более оно получает возможности оказывать на него влияние. Привилегированность превращается обыкновенно в государственность».

Таким образом, указанные два обстоятельства, именно невозможность сразу порвать тесный союз православной, церкви с государством и чрезвычайная трудность для государства с полным безразличием относиться ко всем вероисповеданиям, «едва ли могут оставить сомнение в Томь, что в ближайшем будущем принцип отделения церкви от государства, о котором .мечтают наши радикальные политические партии, не может быть проведен в России. И хотя церковная политика нашего правительства скоро направится в сторону этого принципа, однако она не избежит тех стадий, на которых стоят теперь европейские государства. Да и к ним перейдет она вероятно не сразу. Первою задачею ее будет несомненно более последовательное проведение начал веротерпимости, чем то, какое имеет место в указе 17 апреля 1905 года», в смысле устранения остающихся в силе некоторых старых полицейских мер к охране православной и вообще христианской веры. Освободив церковь от своей полицейской защиты, государство вместе с тем освободит ее от своей полицейской опеки. «Оно предоставит церкви права широкого самоуправления и откажется от всякого прямого вмешательства во внутреннюю церковную жизнь. Однако полная автономия едва ли будет дана церкви. Косвенное влияние на церковную жизнь государство, вероятно, сохранит,

767

хотя и будить подходит к ней исключительно со стороны культурно-государственных интересов и видов. Одним из средств для некоторого регулирования церковной жизнью будут, конечно, те привилегии, которые государство не решится, да и не пожелает отнять у церкви. К числу их относится прежде всего государственная субсидия церкви». С государственной точки зрения материальная помощь церковным общинам не представляет ничего ненормального с одной стороны потому, что религиозный культ есть одни из самых общих человеческих потребностей, и (»хранение его и возможное содействие должно составлять одну из обязанностей государства по отношению к гражданам: с другой стороны просветительная и воспитательная деятельность церкви имеет положительное значение для культурных целей государства и потому дает право на государственное покровительство. Оно может выражаться и в материальной форме. «За получаемую от государства субсидию православной церкви и впредь придется платиться некоторой долей церковной свободы. Перспектива нерадостная, хотя, по-видимому, неизбежная. Приходится утешаться тем, что пока не достигнута религиозная свобода внутри церкви, нельзя быть слишком чувствительным и к некоторым ограничениям ее со стороны государства, тем более, что одно зло в данном случае может даже находить себе противоядие в другом. Однако было бы гораздо лучше, если бы церковь постаралась встать на собственные ноги и приготовиться ко всяким превратностям в будущем».

Проф. В. Н. Мышцын сам предупреждает, что своими «общими соображениями» он не думал исчерпать рассматриваемый предмет, и в его статье мы действительно не находим определенного ответа на вопрос, каковы должны быть отношения между церковью и государством в России: в ней представлена собственно попытка выяснить почву и установить основания для решения вопроса. Положительный результат статьи—это ясный выводя», что вообще вопрос об отношении между церковью и государством в высшей степени сложный и трудный, а у нас в России в особенности: теоретические соображения неизбежно сталкиваются с противоположными имя» фактами живой действительности. И прежде всего: принцип свободы совести приводит к полному отделению церкви от государства, но с другой

768

стороны одна ли устраним и жизни церкви элемент принудительности, который имеет свои корни и слабости и несовершенстве естественной человеческой природы. Непреложен принцип свободы совести и с истинно государственной точки зрения: но в то же время «в самом существе государства кроются, невидимому, неустранимые причины небезразличного отношения его к тем или другим религиозным общинам». Действие этих причин обнаруживается даже там, где уже проведено отделение церкви от государства (напр., в Америке) и в особенности сказывается в западноевропейских государствах, где церковная политика «построена на принципе паритетного отношения к различным вероисповеданиям», и при всем том остается еще довольно значительная зависимость религиозных общин от государства. У нас же «процесс диффузии», которому в сильной степени подверглись церковь и государство, делает невозможным в ближайшем будущем проведение принципа отделения церкви от государства. Весьма важно, что автор не увлекается теоретическою правильностью принципа отделения церкви от государства до игнорирования ясных указаний действительной жизни и тем дает прекрасный урок публицистам даже из церковной среды, провозглашающим необходимость отделения, церкви от государства теперь же и без всяких ограничений. Но все таки вопрос о том, и каких конкретных формах должны выразиться отношения между церковью и государством у нас в ближайшее время, какими средствами может воспользоваться церковь, чтобы «стать на собственные ноги и приготовиться ко всяким превратностям в будущем», какие пути ведут к идеалу истинной свободы,—вопрос об злом остается открытым.

Н. Сагарда.

Страница сгенерирована за 0.27 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com