Глава III. Анализ послания

166

ГЛАВА III.

АНАЛИЗ ПОСЛАНИЯ.

Характер послания и особенности его языка.

Первое послание св. Апостола Иоанна по своему характеру и особенностям языка и стиля заметно отличается от писаний других новозаветных писателей и в этом отношении, как указано было выше 303), стоит в тесном родстве с 4-м Евангелием. К сказанному там остается прибавить следующее. Послание несомненно носит на себе отпечаток личности своего писателя—Апостола Иоанна и общих особенностей в изложении им христианского учения. Вождь христианских философов, богослов в самом точном смысле этого слова, находившийся в теснейшем общении с воплощенною Премудростью, св. Иоанн и в послании раскрывает глубочайшие тайны в божественном плане искупления, духовные и нравственные отношения между Богом и человеком, миром и диаволом, основные принципы христианской нравственности,—истины, которые имеют свое основание не в этом преходящем мире, а в бесконечном и вечном. Апостол раскрывает эти коренные понятия христианского учения уверенно, легко и свободно: он совершенно владеет ими, ибо пережил их, и они сделались его собственным достоянием. Но писатель хочет укрепить их и в создании читателей; отсюда частые обращения к ним: οἴδατε, οἴδαμεν, δοκιμάζετε, γινώσκωμεν, ἵνα εἰδῆτε и т. п.

Апостол Иоанн не допускает мысли о возможности исключительно теоретического знания: кто от истины, тот всецело принадлежит истине,—она обитает в нем и управляет жизнью во всех ее проявлениях. Поэтому он никогда по мыслит истин религии, как мертвых, холодных форм, которые можно

303) Стрн. 35 сл.

167

знать, не проводя их в жизнь. Религия есть жизнь в полном смысле слова, обнимающая деятельность, силы и дарования всего человека,—жизнь по тому образцу, который всецело осуществлен в Иисусе Христе. Отсюда и в послании преобладающими являются этические понятия: Бог есть свет, любовь, праведность, быть от Бога, быть детьми Божиими, от Бога родиться, в Боге быть и пребывать, вечная жизнь, любовь к братьям, молитва, дерзновение даже на суде и т. д. Догматических понятий в послании очень мало, да и те не многие рассматриваются в нем в большинстве по той своей стороне, по которой они имеют значение для нравственной жизни: явление Сына Божия во плоти, божественное достоинство Иисуса Христа, Его хождение и смерть, Его ходатайство составляют основание и движущий нерв жизни христианина, освобожденного от власти диавола и пребывающего в общении с Отцем и Сыном, и рассматриваются в послании не как абстрактные идеи, по как жизненные опыты, факты, конкретные явления жизни.

С лексической стороны язык послания не отличается богатством и сложностью. Постоянно повторяются одни и те же термины и целые выражения даже в непосредственно следующих одно за другим предложениях, что однако может производить впечатление монотонности и частых повторений только при невнимании к богатству содержания и неисчерпаемой глубине своеобразной речи Апостола Иоанна. Но, с другой стороны, и этот не богатый лексикон резко отличает послание от других новозаветных писаний, разумеется, кроме 4-го Евангелия. У Апостола Иоанна мы видим особый круг терминов, хотя и необширный, но всецело подходящий к раскрываемым истинам; таковы термины: κόσμος, φῶς, σκοτία, ἀντίχριστος, ἐκ τοῦ Θεοῦ εἶναι, κοινωνίαν ἔχειν μετά τινος, φανεροῦν, φαίνειν, ἑωρακέναι, θεᾶσθαι (θεωρεῖν только один раз: III, 17), ζωὴ αἰώνιος, ἡ ἀλήθεια, ἀληθινὸς Θεός, τὸ πνεῦμα τῆς ἀληθείας, μαρτυρεῖν, μαρτυρία, τεκνία, παιδία, ὁ μονογενὴς υἱός, ἀγαπᾷν ἀλλήλους, τὸν αδελφόν, τοὺς ἀδελφούς, νικᾷν, μένειν ἔν τινι, τὴν ψυχὴν τιθέναι.

Строение речи послания, как и 4-го Евангелия, совершенно простое, не отличается разнообразием синтаксических оборотов и частиц, которыми так богаты послания Апостола Павла. Созерцательному мышлению Апостола Иоанна не свойственен

168

метод логических конструкций и выводов. Он не ищет истины и не исследует ее, но созерцает и наслаждается этим созерцанием. Истина, которую он сообщает читателям, требует только описания, а не логического анализа. Поэтому построение мыслей в послании не периодическое, а чисто арамейское, афористическое. Выражения—краткие и сильные; предложения стоять одно подле другого большею частью без всяких союзов, которые бы обозначали их взаимное отношение: γὰρвстречается только три раза—II, 19; IV, 20; V, 3,—δέ—девять раз и только ὅτι в значении «что» и «потому что» употребляется очень часто и даже там, где можно было бы ожидать γάρ. Обычно же связь устанавливается союзом καί, от которого нельзя требовать точности. В виду этого иногда бывает очень трудно усмотреть строго определенную и несомненную связь в частностях; переход от одной мысли к другой часто более подразумевается, чем ясно выражается,—связь более внутренняя, чем внешне-синтаксическая. Отсюда-то и возникает та трудность в толковании послания Апостола Иоанна, на которую жалуются все экзегеты: обычные приемы филологии часто сталкиваются с непреодолимыми трудностями.

Отрешившись от силлогистического метода в изложении своих мыслей, Апостол Иоанн обычно ставит в начале общее положение, выражающее целое воззрение, иногда даже в одном слове, и затем постепенно раскрывает его содержание в новых отношениях и оборотах и с новых сторон в целом ряде кругов до наиболее конкретных его обнаружений и приложений. Апостол как бы опасается, что употребленные им выражения не вполне исчерпывают сущность того, что он хотел сказать; поэтому он снова и снова возвращается к тому же, чтобы еще прибавить что-либо. С первого взгляда кажется, что в послании без нужды повторяется одна и та же мысль. В этом отношении у него особенно замечательно выражение мысли чрез положение и противоположение, как в отдельных словах, так и в целых предложениях: I, 5: ὁ Θεὸς φῶς ἐστιν— σκοτία ἐν αὐτῷ οὐκ ἔστιν οὐвεμία; I, 7. 8: ἐν τῷ φωτὶ περεπατεῖν— ἐν τῷ σκότει περιπατεῖν; II, 1 5: μὴ ἀγαπᾶτε τὸν κόσμον—ἀγάπη τοῦ πατρός; III, 10: τέκνα τοῦ Θεοῦ—τέκνα τοῦ вιαβόλου; III, 15: ὁ ἁγαπῶν τοὺς ἀδελφούς—ὁ μὴ ἀγαπῶν τὸν ἀδελφόν: IV, 6: ἐκ τοῦ Θεοῦ ἐσμέν—ὃς οὐκ ἕστιν ἐκ τοῦ Θεοῦ: γινώ-

169

σκειν τὸ πνεῦμα τῆς ἀληθείας—γινώσκειν τὸ πνεῦμα τῆς πλάνης (cp. I, 5. 8—10; II, 9. 10; V, 2. 3 и др.). Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что даже там, где за положительным выражением идет отрицательное или наоборот, следующее выражение всегда выдвигает новый момент. Простые антитезисы очень редки; обычно же предикат положения делается субъектом противоположения или наоборот, а противоположение выдвигает новую сторону и ведет далее. Должно упомянуть еще о следующих интересных особенностях послания: 1., Апостол Иоанн часто пользуется анафорой, т. е. введением новой мысли чрез повторение слова, которое было только что употреблено, вследствие чего получается связь на подобие звеньев цепи (ср. напр. I, 1—2 τῆς ζωῆς—καὶ ἡ ζωὴ; I, 3 κοινωνία—καὶ ἡ κοινωνία; II, 1 ἀμάρτητε—καὶ ἐὰν τις ἁμάρτῃ: II, 2 ἡμῶν— ἡμετέρων; II, 5. 6 ἐν αὐτῷ—ἐν αὐτῷ и т. д. Отсюда: 2) Апостол Иоанн для выразительности ставит существительные даже там, где можно было бы употребить относительное или указательное местоимение (напр., I, 1—4 ζωὴ, κοινωνία; I, 5—7 φῶς, σκοτία; II, 15—17 шесть раз κόσμος: IV, 3 — 5 также каждый раз употреблено κόσμος, хотя достаточно было бы местоимения; IV, 6. 7 Θεός. 3) Но наряду с этим у Апостола Иоанна получило особенное значение и употребление местоимения οὗτος, к которому затем присоединяются предложения с ἵνα или ὅτι (I, 5; II, 25; III, 23; V, 3. 6. 14 и др.). Сюда принадлежит также соединение ἐν τούτῳ с ἵνα и ὅτι (III, 16. 19. 20; IV, 9. 10. 13. 17; V, 2), иногда и без ὅτι (IV, 2); ἐν τούτῳ также ставится иногда без следующего предложения с ἵνα и ὅτι и тогда оно указывает на предыдущие предложения.

В общем послание носит на себе отпечаток непосредственности, определенности, точности и ясности. Самые глубочайшие истины, которые даже образованному мыслителю доставляют неисчерпаемый материал для исследования, Апостол излагает в самых простых и удобопонятных выражениях. Язык, действительно, единственный в своем роде, увлекающий и очаровывающий непредубежденного читателя. Необходимо только помнить, что к посланию нельзя приступать с тою же меркой и требованиями, какие имеют место в отношении к писаниям Апостола Павла. Упреки, что послание обнаруживает в писателе явные следы старческой слабости, или что ему недостает

170

свежих красок непосредственной жизни, не говоря о предвзятости подобных суждений, объясняются именно недостаточным вниманием к особенностям духа и характера Апостола Иоанна. Послание по стилю, языку, содержанию принадлежит к прекраснейшим писаниям Нового Завета; особенно богато и оригинально оно в том, что касается субъективной, внутренней жизни христианина. Свежий, живой, увлекательный характер послания состоит именно в том, что оно с такою любовью вводит во внутренний опыт истинно-христианской жизни.

План послания.

Разногласия относительно первого послания Апостола Иоанна с особенною силою обнаруживаются в решении вопроса о плане и последовательном расположении мыслей в нем. Каждый изучающий послание предлагает свое собственное деление, свой собственный план, якобы более отвечающий характеру послания и способствующий более правильному уразумению его частностей. И хотя более 40 лет тому назад prof. Ern. Lütkardt утешал себя надеждою, что «с ростом познания истины и понимания Свящ. Писания» все более и более будет возрастать и согласие толкователей относительно данного вопроса 304), тем по менее и в настоящее время во предвидится конца этим разногласиям, и даже нет данных предполагать, что он когда-нибудь наступить. Поэтому раздаются даже голоса, что все бесчисленные попытки доказать стройный план в послании имеют лишь ту заслугу, что взаимно уничтожают друг друга; что, напротив, Апостол совершенно равнодушен к строго логическому, ритмически движущемуся вперед развитию мысли. Группы мыслей будто бы поставлены одна подле другой афористически, без всякой логической связи. Переход от одного отрывка к другому мотивируется только психологически, как и неожиданные возвращения к предметам, о которых была речь раньше 305).

Чем объясняется такое разногласие в вопросе, для решения которого данные, невидимому, находятся пред глазами? Причина заключается в самом способе изложения и раскрытия мыслей в послании: Апостол, как уже было сказано, не пользуется

304) De primae Ioannis epistolae compositione, p. 25.

305) prof. Ad. Jülicher, Einleit. in das N. T., S. 152—153.

171

строго-диалектическим методом,—он не доказывает, но видит истину и уверен, что всякий христианин поймет ее так, как он сам понимает, и потому он только утверждает истинное и отрицает ложное. При таком методе каждое утверждение и отрицание выступает пред читателем, как законченное само в себе; связь между отдельными мыслями едва уловимая, хотя и несомненная. Такого рода писания анализировать в высшей степени трудно: чувствуешь, что здесь есть подразделения, но нет возможности точно и с уверенностью указать их и дать оглавление отделам; сознаешь, что отдельные мысли связаны одна с другой, но не можешь уверить себя, что открыты настоящие нити этой связи 306). Помимо этого необходимо иметь в виду и другие, для данного случая очень важные, соображения. Никто из толкователей послания не может сказать, что он в совершенстве постиг систему учения Богослова, точно определил взаимное отношение частностей. А если этого нет, если никто не досягал еще до той превыспренней области, в которой парит ум св. Иоанна, то совершенно понятны и разногласия относительно учения Апостола, какие существуют в наличной богословской литературе; понятно также и то, что при таких условиях трудно определить взаимное отношение мыслей, изложенных в послании, особенно если оно ясно не указано. Далее, как уже было сказано, логика Апостола Иоанна своеобразна и движется путями необычными: последовательность между мыслями и предметами устанавливается им не та, какая, казалось бы, должна быть с точки зрения обычного мышления, но какая существует в идеальной действительности, созерцаемой Апостолом. Отсюда-то и совершенно неожиданные повороты мысли в послании, которые так поражают его экзегетов. Однако должно быть признано, как безусловно несомненное, что у Апостола Иоанна нигде мысли по ставятся без всякой связи; только но всегда ясно указан мотив перехода от одной мысли к другой,—его нужно извлекать из рассмотрения дальнейшего хода речи. Нередко Апостол начинает речь о новом предмете, не называя его определенно, так что только из последующего становится понятным, о чем он говорит. Посему совершению справедливо замечание, что в послании переход от одной группы мыслей

306) Ср. А. Plummer, The Epistles of S. John, p. 42.

172

к другой часто мотивируется чисто психологически. Из этого вытекает прямая обязанность для всякого занимающегося определением хода мыслей в послании обратить внимание и на эту именно сторону, т. о. на те обстоятельства, которые послужили поводом к написанию послания, и на состояние духа Апостола, которое ими обусловливалось и вызывалось. Необходимо помнить, что пред умственным взором Апостола во время написания послания предносился образ врагов истины, льстящих его дорогих чад, коварно увлекающих их в сети диавола и отторгающих от общения с Отцем и Его Сыном Иисусом Христом; предносился и образ этих чад, которым угрожает такая опасность и между которыми, быть может, еще найдутся нетвердые в вере. Апостол поэтому пишет от сердца, исполненного живейшей любви к своим ученикам и возмущенного дерзостью антихристов, отвергающих истину и угрожающих гибелью его возлюбленным чадам. Он далек от того спокойствия, какое усиливаются приписать ему некоторые из новейших толкователей (Haupt., Фаррар). Его сердцу близко благосостояние дорогих чад, и он с тревогою предостерегает их от опасного увлечения лжеучением, притязающим на звание истинного ведения, и с заботливостью старается внедрить в их сознание, или лучше сказать, напомнить о том, что составляет необходимое условие их спасения, и вместе с тем с сердечною болью и негодованием представляет себе хулителей возлюбленного Учителя и Господа. Отсюда вполне естественно, что у него с особенною силою и настойчивостью отмечается то, что, но его воззрению, есть самое существенное и необходимое для читателей его послания; вполне естественно и то, что речь Апостола иногда необходимо прерывается, как бы уклоняется от начатого обсуждении предмета к другому: психологически это не может быть названо неожиданным и противным логическому ходу мыслей. Наконец, необходимо помнить, что мы имеем пред собою письмо, а не богословский трактат; поэтому здесь вполне законна непринужденность в композиции, которая отвечает практическому интересу и увещательному характеру послания. Само собою понятно, что Апостол наперед по составлял плана послания, - мысль его изливалась совершенно свободно. Но, с другой стороны, из-под пера Апостола, которому дано было зреть сокровенные тайны и для которого вся система христиан-

173

ской веры и нравоучения представлялась в ее целом и совершенном виде, где главные и второстепенные, коренные и производные истины занимали вполне определенное и приличествующее им место и снова возводились к нераздельному единству, могло выйти только стройное и упорядоченное послание, с определенною главною и руководящею мыслью, которая проходит чрез все второстепенные, в них получает свое раскрытие и уяснение и в свою очередь освещает взаимную связь последних и их место и значение в достижении преследуемой Апостолом цели.

Не входя в разбор прежних попыток в определении плана послания 307), мы попытаемся, на основании изучения самого послания и сравнительной оценки существующих многочисленных опытов, какие пришлось рассмотреть, установить план послания, который нам представляется более отвечающим содержанию послания.

Основная мысль послания: общение с Богом и Его Сыном Иисусом Христом составляет сущность христианства, и все усилия истинно верующего должны быть направлены к достижению совершенства в богообщения; только в общении с Богом возможна и действительно дана вечная жизнь. Все послание представляет раскрытие этой основной темы, указывая условия и средства богообщения, а также и неразрывно связанные с ним и в нем данные блага; предостережения от увлечения лжеучением и вытекающие из них увещания и обличения также служат к обоснованию и подтверждению главной мысли. Развивается в послании она таким образом.

Введение.I, 1—4. Содержание апостольской проповеди есть явление вечной Жизни, Которая была у Отца; достоверность этого явления основывается на непосредственном опыте Апостолов— очевидцев. Цель апостольской проповеди—привести верующих в общение с Отцем и Его Сыном Иисусом Христом, а цель настоящего послания та, чтобы радость христиан, проистекающую из богообщения, сделать совершенною.

307) Краткий исторический обзор этих попыток дан Ern. Lüthardt’оми Die Briefe des Apostels Johannes (Kurzgefasster Kommentar zu den heiligen Schriften A. u. N. T., herausgeb. v. H. Strack u. 0. Zöckler. München 1895. 4 Abth.), S. 220—225. Cp. егоже De primae Ioannis epistolae compositione, Lips. 1860.

174

Первая часть.I, 5 —II, 11: Общие условия общения с Богом. Бог есть свет, и нет в Нем никакой тьмы (I, 5). Поэтому тот, кто хочет иметь общение с Богом, должен ходить во свете. Если же мы говорим, что имеем общение с Ним, а ходим во тьме, то мы лжем и не поступаем по истине (I, 6). Хождение во свете запечатлевается общением христиан друг с другом и очищением от всякого греха кровию Иисуса Христа Сына Божия (I, 7). Однако хождение во свете находящихся в общении с Богом христиан не есть совершенная святость, и они всегда нуждаются в очищающем действии крови Иисуса Христа. У каждого христианина есть греховность и грехи, которые он должен признавать и исповедовать. и Бог отпустит их по Своему неложному обетованию. А говорить, что мы безгрешны, значит и себя обманывать и Бога представлять лживым (I, 8—10). Апостол пишет о всеобщей греховности с тою целью, чтобы внушить читателям не потворство греху, а решительную обязанность не грешить; впрочем, если кто и согрешит, то он не должен отчаиваться, так как Христос —Праведник—ходатайствует пред Отцем не за наши только грехи, но и за весь мир (II, 1—2). Определяя частнее, в чем состоит хождение во свете, Апостол говорит, что недостаточно одного теоретического знания Бога: «что мы познали Его, узнаем из того, что мы соблюдаем Его заповеди» (II, 3); без этого нет любви к Богу, нет и общения с Ним (II, 4—6). И это не новая заповедь, так как читатели слышали ее от начала; но она должна быть названа и новою в том смысле, как она осуществлена во Христе и осуществляется в христианах, у которых тьма проходит и истинный свет уже светит (II, 7—8). Яснейшим выражением знания Бога и хождения во свете служит любовь к братьям. Во свете ходит только тот, кто любить брата; напротив, кто ненавидит брата, тот ходит во тьме и, как слепец, но знает, куда идет (II, 9—11).

Вторая часть. II, 12—28: Общение с Богом несовместимо с любовью к миру и усвоением антихристианского учения. Читатели послания уже ходят во свете: грехи им прощены, Безначального они познали и лукавого победили. В этой уверенности Апостол и пишет им (II, 12— 14). Но если они ходят во свете и имеют общение с Богом, то

175

они не должны любить мира и того, что в мире; потому что, кто любит мир, в том нет любви Отчей: любовь к Богу несовместима с любовью к миру, так как все, что в мире— похоть плоти, похоть очей и гордость житейская—не от Бога, но от мира, и только тот пребывает вечно, кто любить Отца. Мир не может дать вечной жизни, потому что он сам преходит, как и похоть его (II, 15 — 17). А что теперь уже последняя година, читатели должны заключить из того, что уже явились многие предтечи последнего предвестника кончины мира— антихриста; «они вышли от нас, но не были наши» (II, 18— 19). Это истинные антихристы, настоящие лжецы, так как они ниспровергают все основы христианства (без которых мир не может существовать): они отвергают, что Иисус есть Христос, отрицая тем самым и Отца (II, 22—23). Впрочем, все это известно читателям: они имеют помазание от Святого, знают все и не нуждаются ни в каком научении. Поэтому, вопреки всем обольщениям лжеучителей, пусть читатели пребывают в том, что слышали от начала; тогда они пребудут в Сыне и Отце, получат обетованную жизнь и в пришествие Его не постыдятся (II, 20—21; 24—28).

Третья часть. II, 29 - III, 24а: Дети Божии и дети диавола. Общение с Богом основывается на самом внутреннем, существенно-родственном отношении к Богу, обозначаемом понятием рождения от Бога. Любовь Отца к нам проявилась в том, что мы называемся детьми Божиими; и мы действительно дети Божии. Но что ожидает нас в будущем, мы этого точно не знаем. Все величие этого будущего откроется только впоследствии: мы будем подобны Ему и увидим Его, как Он есть (II, 29—III, 2). Всякий имеющий надежду на это будущее прославление должен очищать себя, как Он чисть, избегать всякого греха, потому что грех есть беззаконие; а Он явился для того, чтобы взять грехи наши. В Нем Самом нет греха; отсюда следует, что, кто в Нем пребывает, тот не согрешает, а кто согрешает, тот не имеет истинного познания о Нем (III, 3—6). Праведность, подобная Его праведности, есть первый признак детей Божиих (III, 7). На противоположной стороне стоят согрешающие,—они от диавола, первовиновника греха. Сын Божий и явится для того, чтобы разрушить дела диавола. Вследствие этой победы Его всякий

176

рожденный от Бога не творит греха, потому что семя Его в нем пребывает; он не может даже грешить, потому что рожден от Бога (III, 8—9). Кроме праведности, признаком детей Божиих, в отличие от детей диавола, служит любовь к брату. Заповедь о любви составляет содержание благовестия, которое христиане слышали от начала (III, 10—11). Типичным представителем детей диавола, лишенных любви, является Канн, убивший брата своего «за то, что дела его были злы, а дела его брата праведны» (III, 12). По соображению с этим поучительным примером не должно удивляться, что мир ненавидит нас. Необходимо только помнить, что любящий брата перешел из смерти в жизнь, а ненавидящий есть человекоубийца. Читатели же знают, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, так как в нем самом нет источника ее (III, 13—15). Какова должна быть любовь христианина, пример этого дал Он, положивший за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев своих. Поэтому должно любить не на словах только, но и на деле. В этом успокоение совести нашей и основание нашего дерзновения пред Богом: чего ни попросим, получим от Него, потому что соблюдаем Его заповеди (III, 16—22). Наконец, к указанным признакам детей Божиих присоединяется еще один: заповедь Его та, чтобы мы веровали в Сына Его Иисуса Христа. Только при соблюдении этих заповедей возможно богообщение (III, 23—24а).

Четвертая часть. III, 246—IV, 21: Свидетель и залог богообщения—Дух от Бога, обнаруживающийся в исповедании Иисуса, как во плоти пришедшего Христа, и в людей к братьям. Что мы действительно сподобились богообщения, об этом мы узнаем по данному нам свыше Духу Божию (III, 246). Этот Дух и свидетельствует присутствие или отсутствие в нас необходимого и коренного признака богосыновства. Появилось много «духов» и при тем таких, которые ложно толкуют веру в Иисуса Христа Сына Божия. Поэтому Апостол дает отличительный признак Духа Божия и духа заблуждения: Дух, Который исповедует Иисуса, как пришедшего во плоти Христа, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса, как пришедшего во плоти Христа, не есть от Бога,—это—дух антихриста; о котором читатели слышали, что Он придет и теперь есть уже в мире (IV,

177

1—3). Последнее замечание дает Апостолу повод предостеречь читателей от могущего произойти из сознания близости и силы антихриста малодушия: в них пребывающий сильнее того, который в мире, и победа их—совершившийся факт. Мы исповедуем эту истину, следовательно, мы от Бога, и знающий Бога слушает нас. По сему-то узнаем Духа истины и духа заблуждения (IV, 4-6). Другим обнаружением Духа от Бога является любовь, которая здесь возводится к своему первоисточнику. «Возлюбленные! будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога; кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог любовь» (IV, 7—8). А что Бог действительно любовь, это видно из того, что Он послал в мир Единородного Своего Сына, чтобы мы получили жизнь чрез Него, и при том так, что не мы возлюбили Бога, но Он прежде возлюбил нас грешных. Если Бог так возлюбил нас, то и мы должны любить друг друга. Если мы так поступаем, то Бог пребывает в нас и дает нам знать это чрез Духа Своего. Сами Апостолы были свидетелями этого обнаружения любви божественной; и кто верует в этот факт, кто исповедует, что Иисус есть Сын Божий, в том пребывает Бог и он в Боге пребывает (IV, 9—16). Любовь к Богу должна достигнуть такого совершенства, чтобы мы имели дерзновение в день суда, чтобы в нас не было никакого страха, потому что совершенная любовь изгоняет страх. Но если любовь Божия к нам обязывает нас взаимно любить Его, то нужно помнить, что мы только тогда действительно любим Бога, когда любим ближних, ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит (IV, 17—21)?

Пятая часть.V, 1-17: Основание богообщения—вера в Иисуса Христа Сына Божия. Всякий верующий, что Иисус есть Христос, от Бога рожден, отсюда также вытекает любовь к братьям, потому что всякий любящий родившего любит и рожденного от него. Посему мы не можем не любить детей Божиих, когда любим Бога и соблюдаем Его заповеди (V, 1—2). Заповеди Его вовсе не тяжелы, так как у рожденных от Бога есть сила, побеждающая мир со всеми его искушениями: это—вера в Сына Божия (V, 3—5). Таким образом, и начало и совершенство христианской жизни возведено к одному основанию—вере; на ней-то теперь и останавливается

178

Апостол. В виду современных колебаний он приводит несомненные свидетельства ее истинности, утверждающие, что Иисус есть действительно Сын Божий, дарующий Своим последователям жизнь вечную. Свидетельство истинности этой веры то, что Он пришел водою и кровию. Свидетельствует о Нем и Дух, Который есть истина. Свидетельство это тем тверже, что оно есть свидетельство трех—Духа, воды и крови: «и сии три об одном» (V, 6-8). Если при таких условиях принимается свидетельство человеческое, то тем больше должно быть принято свидетельство Божие. А здесь речь идет действительно о свидетельстве Божием. Верующий имеет и внутреннее свидетельство в пользу несомненной достоверности возвещенной истины; свидетельство это состоит в том, что Бог даровал нам жизнь вечную, и сия жизнь в Сыне Его: «имеющий Сына (Божия) имеет жизнь; не имеющий Сына Божия не имеет жизни» (V, 7—12). Таково значение веры. Посему в послании, написанном верующим во имя Сына Божия, Апостол утверждает читателей в той уверенности, что, веруя в Сына Божия, они имеют жизнь вечную. В этой же вере христиане убеждены и в том, что молитвы их, которые они возносят к Богу, будут во всем услышаны. Пользуясь таким дерзновением, они должны направлять его, по заповеди о любви к ближним, на молитву о согрешающем брате, да даст Бог и ему жизнь. Впрочем, здесь нужно различать грех к смерти и грех не к смерти, хотя и всякая неправда есть грех (V, 13—17).

Заключение. V, 18—21. В связи с последним замечанием о грехе Апостол опять напоминает, что рожденный от Бога не согрешает, и лукавый не прикасается к нему. Это мы знаем; знаем и то, что мы от Бога, а весь мир лежит во власти лукавого, знаем, наконец и то, что Сын Божий пришел и просветил нас познанием истинного Бога, чтобы нам быть в Истинном чрез Его Сына Иисуса Христа. «Сей есть истинный Бог и жизнь вечная»,—заканчивает Апостол тем же, чем и начал.—Возбудив в читателях сознание их теснейшего общения с истинным Богом и Сыном Его Иисусом Христом, Апостол живо представил себе условия и обстановку, среди которых приходится им жить и бороться, и потому неожиданно дает заключительное нежное, но в то же время и решительное предостережение: «дети, храните себя от идолов»!