Ильницкий С. «Просите мира Иерусалиму». Журнал "Путь" №52

(ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ)

На иконостасе церкви св. Царицы Александры в рус­ской духовной Миссии в Иерусалиме начертаны слова 122-го псалма: «Просите мира Иерусалиму». Нигде вся сила этого прошения не может быть так очевидна, как в самом Святом Граде.

Весь мир сейчас тяжко страдает, словно распят он на кресте безблагодатном. Глубокая скорбь, чувство безграничного  страха перед неизвестным будущим овладе­ли людьми. Желая бежать от всего этого, человек напрягает все свои силы и способности для гигантских соору­жений и самых фантастических изобретений, думая таким путем укрепить свое шаткое положение. Одно за другим поразительные открытия, как бы отдергивают за­весу скрытого  и кажется будто вот вот сама вечность воз­наградить усилия «царя природы». Но нет покоя в его душе, тревога и тоска овладевают им, непрерывно воз­растая.

С другой стороны, все глубже ощущается некая богооставленность мира, уходят из него последние святыни и последние светильники, о чем особенно сильно твердят голоса, доходящие из советской России, где борьба между Добром и Злом достигла своего апогея. Творится неви­димый Китеж, до времени сокрытый от глаз, устремив­шихся в соблазнительные дали чисто материального  про­гресса.

С такими мыслями покидаешь нынешнюю Европу. Но все эти настроения куда-то разом исчезают, когда вхо­дишь в Иерусалимский храм Воскресения Христова. Особо благодатное состояние овладевает самой немощной душой. Навсегда останутся незабываемыми минуты ежевоскресной ночной службы, когда Литургия совершается на самом кам-

70

ни Гроба Господня, когда во, время большого входа (после «иже херувимы») все духовенство с Святыми Дарами и все молящиеся, с русским хором во главе, обходят кругом кувуклий Живоносного  Гроба. Как причастен поют ирмосы пасхального  канона, стихиры Пасхи, что придает службе пасхальный характер.

***

Однако, достаточно бывает выйти за порог Храма, чтобы сразу очутиться среди шума восточного  базара, слов­но в громадном муравейнике, в узеньких уличках «су­ки», так хорошо символизирующих нашу встревоженную жизнь, превратившуюся в большое торжище. Снует много­речивая, голосистая, пестрая по нарядам и по цвету лиц толпа, торопливо пробегают перегруженные до отказа осли­ки, важно ступают, имеющие всегда запыленный вид вер­блюды, как будто они только что пришли из пустыни.

Расширяя круг наблюдений, замечаешь, что умерен­ный еврейский национализм, с фатальной неизбежностью, породил жуткий в своей жестокости арабский шовинизм. Борьба этих двух сил только начинается. Если сионисты пионеры несли сюда, хотя и искаженную идею мессианства еврейского  народа, то нынешние пришельцы в Палестину, за небольшим исключением, могут быть названы не людь­ми, возвращающимися в Обетованную землю, а колониста­ми, мечтающими об эксплуатации земель, об интенсивном сельском хозяйстве, о фабричной промышленности. Ку­да ближе кажутся евреи, молящиеся у Стены Плача, целующие камни Соломонова Храма. У этой стены, может быть, больше чем где-нибудь становится ясным до какой сте­пени мы, «в рассеянии сущие» повторяем библейскую судьбу израильского  племени. В одной сионистской сельско-хозяйственной колонии, куда я попал в гости, меня забросали вопросами о России, об эмиграции. Между прочим, я высказал только что приведенную мысль об общ­ности пути русского  и еврейского  народов. Аудитория вполне одобрила эту параллель.

Именно в Палестине становится особенно очевидно, что стремление искусственно решить еврейский вопрос, выделив его из общечеловеческой темы, заранее обречено на неудачу. Прав, конечно, Léon Bloy в своем замечательном произведении «Le Salut par les Juifs», что судьба всего мира соединена с вопросом о спасении через евреев, вернее было бы сказать — вместе с евреями.

Восточная тишина, в которой веками пребывала Па-

71

­лестина, нарушена войной и послевоенными событиями. Ан­гличане своими техническими усовершенствованиями, беспощадным уничтожением всего прежнего уклада, колоссальным строительством во всех городах, сооружением прекрасных дорог быстро меняют внешний аспект страны, развивают среди местного  населения ажиотаж, по­гоню за богатством, комфортом. В какой ужас от все­го этого пришел бы Константин Леонтьев.

Бесцеремонно, нагло, ни с чем не считаясь, врывается европейская цивилизация в самое сердце Святой Земли. Но нигде так не оскорбительна «модернизация» Святых Мест, как у Генисаретского  озера. Когда оно открывается на горном перевале, то кажется будто громадный сапфир вставлен в оправу из розового  мрамора. На фоне при­родной красоты образ Христа выступает особенно близким.

И вот на берегу, в виду развалин Капернаумского  храма, где Спаситель проповедовал три года, устроено «Галилеа-Лидо», очень смахивающее на загородный кафешантан. В Тивериаде возводятся набережные, на которых вечером ближайшие кафе разворачивают свою бойкую торговлю, а хрипящие радио нарушают покой уснувших вод, по которым некогда скользила ладья Учителя и Его учеников. Конечно, это только начало, ибо во всех отношениях соблазнительно в таком пункте завести мод­ный курорт, со всеми его атрибутами.

Иерусалим, которому больше, чем кому-нибудь дру­гому месту на земле нужен мир, — очутился в потоке ему несвойственных, ненужных страстей. Глядя на это, делается очевидным, что Запад заливает волнами своих настроений те точки нашей планеты, которые долго были им недоступны. В водоворот безумного  эгоизма хотят вовлечь самое светлое и ценное, что есть у челове­чества.

Но пока не вернуть Святому Граду необходимого ему мира не сыскать его и во всем остальном мире, который долго будет еще биться в тенетах темных сил. Здесь в Иерусалиме завязывается узел сложных отношений, и от того, как и кем он будет развязан, может быть, зависит судьба всей вселенной.

***

Есть особая радость для русской души, когда ступаешь на территорию русской Духовной Миссии, либо попадаешь в многочисленные русские монастыри, рассеянные вокруг

72

 Иерусалима, на землях, купленных не без труда у мусульман и у католиков во второй половине прошлого  столетия гениальным провидцем, архимандритом Антонином. Ему удалось приобрести участки земли в Хевро­не у Маврийского  дуба, где три Ангела явились Аврааму, на Елеонской горе, откуда вознесся Господь, Горное селение, где св. Елизавета дала свое целование Богоматери и т. д.

В этих местах покидает ощущение эмигрантства, вы снова под сенью русских обителей, на русской земле, среди русских людей, сохранивших всю красоту и все раз­нообразие нашей речи. Приехавшая накануне войны группа русских паломниц, не имевшая затем возможности вер­нуться на родину, вместе с духовенством и монахинями, являются теперь единственными верными хранителями русского  имущества в Палестине, защищая его от вожделений со всех сторон, до того часа, пока Россия вновь обретет силу религиозного  духа и снова потекут сюда толпы русских паломников.

А в нынешний момент иногда бесконечно грустно бывает во время богослужений в обширных русских церквях, где сиротливо стоит группа старушек-богомолок, — а иногда и никого нет, кроме иеромонаха и псаломщи­ка. Встает тревожный вопрос о необходимости скорейшего  заселения палестинских русских монастырей, ибо старое поколение монахов и монахинь уходит и не видно, пока, их смены.

* **

Нет пределов тем жертвам, которые можно при­нести для того, чтобы побывать в Святых Местах, все они будут сторицей вознаграждены несметным духовным богатством, которое там получаешь. Все в жизни после этого, приобретает иной весь, иную меру.

С. Ильницкий.

73