Бубнов Н.Н. Rudolf Otto. Reich Gottes und Menschensohn. Журнал "Путь" №44

Rudolf Otto: Reich Gottes und Menschensohn. 1934.

Известный марбургский протестантский богослов и историк религии Рудольф Отто, автор книги «Das Heilige», посвятил свое новое замечательное религиозно-историческое исследование двум центральным идеям христианства: идеям Царства Божия и Сына Человеческого. Он ставит себе задачей вскрыть первоисточник этих идей в древних религиях Востока и выследить нити, связующие их с христианством, т.е. выяснить посредствующие звенья, через которые они оказали влияние на учение и проповедь Иисуса Христа. При этом им отнюдь не руководит намерение подкопаться под христианство с целью низвести его с его недосягаемо высокого пьедестала и подорвать веру в христианское откровение. Как раз наоборот: основываясь на своей изумительной эрудиции в религиозно-исторической области, автор старается путем критического освещения исторических фактов и анализа религиозных документов, выяснить подлинный характер и подлинное значение евангельского предания, подвести под него прочный исторический фундамент, определить христианству его незаменимое место в развитии религиозной жизни человечества и таким образом преодолеть скептическое отношение к истинам христианской веры.

Исходной точкой своего исследования автор делает вопрос о личности Иисуса Христа, которого он на основании неоспоримых исторических свидетельств характеризует как галилейского странника-проповедника и чудотворного целителя и приурочивает к определенному типу эсхатологических провозвестников, так как главной темой его благовествования бесспорно является тема Царства Небесного. Автор придает большое значение тому обстоятельству, что Иисус галилеянин. Дело в том, что Галилея была страной хотя и иудаизованной, но в то же время широко открытой влиянию различных религиозных учений, проникавших туда с востока. Отсюда следует допустимость и обоснованность предположения, что Иисус вращался не только в замкнутом кругу религиозных представлений односторонне-ортодоксального иудейства, но усваивал религиозные идеи также из других источников.

Концепция Царства Небесного восходит к древнейшей арийской религии, возникшей на почве Индии (Assura-Religion). Отсюда она переходит к иранским племенам в религию Зенд Авесты, пророком которой является Зороастр и которая по сравнению с первой должна быть признана высшей ступенью, ибо содержит знаменательную идею борьбы божественного начала с противобожественным, Ормузда с Ариманом, света с тьмой и кроме того эсхатологии в идее светопреставления. Вполне самостоятельно идея Царства Небесного появляется в еврейской религиозной эволюции. Здесь мы впервые наталкиваемся на нее в апокрифической книге Премудрости Соломоновой. Обе линии развития скрещиваются в позднейшей еврейской апокалиптике, получившей литературное выражение в апокрифической книге Эноха. Эта-то книга и служит, по мнению автора, посредствующим звеном между древними религиями Востока и учением Христа. Автор показывает, что круг ее религиозных представлений не является исключительным продуктом еврейской религиозной мысли, но что мы здесь имеем дело с творческим синтезом, обусловленным соприкосновением двух религиозных миров: арийского и иудейского. В ней сплетаются иранские и

73

иудейские ожидания конца мира. В ней же развивается концепция Сына Человеческого, играющая столь важную роль в учении Христа. Круг религиозных идей Эноховой книги и есть по преимуществу та духовная атмосфера, в которой — как думает автор — складывается учение Иисуса Христа, что однако ничуть не идет в ущерб его религиозной самобытности. Ибо существенные черты этого учения, несмотря на то, отличаются полною оригинальностью и коренятся в духовной личности Иисуса Христа.

Обращаясь к объяснению евангельской проповеди Спасителя, автор решительно — и, как мне кажется, с полным правом — отвергает точку зрения диалектического богословия. Все попытки толковать учение Христа при помощи понятий этого богословия, а тем паче родственной ему современной экзистенциальной философии (Гейдеггер, Ясперс) в своем стремлении к его модернизации только искажают его. В проповеди Иисуса дело идет совсем не о существовании (Existenz) человека (которое конечно предполагается), но об его оправдании перед Богом. Благовествование Христа обещает человеку не обеспечение его существования (ведь таковое возможно и в аду), но его спасение (Heil). Вопрос же о спасении никоим образом не может быть сведен к вопросу о существовании. Излюбленное в диалектическом богословии и в экзистенциальной философии понятие «кризиса» по мнению автора неприложимо к учению Христа и только затемняет его.

Противопоставляя личность Христа личности Иоанна Крестителя, автор указывает на некоторые отличительные оригинальные черты его проповеди. Тогда как Иоанн Креститель прежде всего призывает людей к покаянию и грозит им судом Божьего гнева, проповедь Иисуса Христа есть по преимуществу обетование Царства Небесного. Но важнее всего то, что идея Царства Небесного у Иисуса Христа отличается полною оригинальностью. В ее своеобразном антиномизме сказывается иррациональность эсхатологии Христа: с одной стороны Царство Небесное наступит в будущем, с другой оно уже действует в настоящем, чем между прочим и объясняется власть Христа над бесами, которых он изгоняет из одержимых ими. С этой точки зрения Oтто глубокомысленно толкует изречение Евангелия: he basileia biazetai (Mф. 12, II) и притчи о Царстве Небесном.

Идея Сына Человеческого равным образом отмечена у Христа новой многозначительной чертой, о которой в прежних концепциях этой идеи и помину не было и которая в то время должна была казаться в высшей степени парадоксальной, особенно в связи с мессианскими чаяниями евреев. Эта черта заключается в пророчествах Христа о будущем страдании Сына Человеческого, в тезисе, что искупительное страдание входит в призвание Мессии. В этом тезисе Христос осуществил синтез идеи Сына Человеческого с личностью страждущего и умирающего Раба Божия из ветхозаветной книги пророка Исаии.

Я здесь, конечно, не могу следить детально за тщательным и тонким критическим анализом евангельских текстов, мастерски проведенным автором. В нем главное достоинство книги и он свидетельствует о глубоком проникновении в дух Христова учения и о конгениальном понимании религиозной сущности христианства. Замечу только, что две последние части книги посвящены разбору евангельских текстов о Тайной Вечери и о харизматической деятельности Христа, как чудотворца и

74

пророка, и толкованию этих текстов в связи с центральными идеями Царства Небесного и Сына Человеческого.

Отмечу в заключение интересную сравнительную оценку религиозных идей, попутно данную автором в конце отдела В. своей книги. Он говорит здесь о том, что на почве арийства возникли две глубокие концепции об отношении человечества к трансцендентно-божественному: Платоновская концепция мира вечных божественных идей, возвышающихся под быванием и тленностью и являющихся источником всех животворных истин человеческого бытия и могучая мистическая концепция древней Индии о Вечно-Едином, в котором растворяется множественность, раздельность и расщепленность мирового бытия и которое совпадает с внутреннею сущностью человека. По меньшей мере, равноценной этим двум концепциям, скорее даже более сильной и глубокой, автор признает иранскую идею борьбы божественного начала с демоническим и задачи человека ратовать за Бога против князя тьмы. Но и эта великая идея, по убеждению автора, получает свою настоящую глубину только тогда, когда она исполнена и пронизана основной истиной религии Израиля: вы должны быть святы, ибо Я свят. Раскрытие сокровенного смысла этого библейского речения приводит к дальнейшей истине, что святым может быть только тот, кого освятит Бог. Идея эта завершается в 53 главе книги пророка Исаии в иррациональном, никакой теорией не объемлемом переживании круга учеников, обретающих искупление и освящение в смиренно-добровольном, Богу преданном страдании их учителя.

Таким образом, Отто приходит к заключению, что самая глубокая идея, которую мы встречаем в религиозной истории человечества возникла не в умозрении греков, индусов или иранцев, но родилась в еврейских душах.

Николай Бубнов.