Полотебнова А. Очерк этико-религиозного созерцания природы. Журнал "Путь" №41

ОЧЕРК ЭТИКО-РЕЛИГИОЗНОГО СОЗЕРЦАНИЯ ПРИРОДЫ

I.

Любовь к природе есть дар, с которым рождаются: его нельзя приобрести ни образованием, ни воспитанием, ни размышлением. Как рождаются гениальные творцы в области искусства, науки — святые, фанатики великих идей, так рождаются и люди с глубокой, истинной, часто страдальческой любовью к Природе. Разница в том, что у одних эта любовь сознательна, у других бессознательна. Мы знаем только великие имена, прославившие себя в какой-либо области человеческого духа, которые имели этот дар, как Пифагор, Бетховен, Ньютон, Леонардо да Винчи, Франциск Ассизский и др. «Нищие же духом» обладавшие им, простые, часто даже необразованные люди, остались для нас в тени. Потому утверждение, что невероятные истязания, ежедневно подвергающие мученической смерти миллионы подобных нам живых существ не только из коммерческой выгоды, но часто из прихоти, издевательства и потехи, зависят от невежества и бессознательности своих поступков, — есть или фатальное заблуждение, или сделка с собственной совестью. Одно из двух: или Мир есть воплощение творческой мысли Бога, отражение Лика Его на земле — и тогда всякое Его творение свято; или Мир есть результат случайностей, самодовлеющих сил, — и тогда он есть арена грубой борьбы за существование, право силы над слабостью, хитрости над доверчивостью, беспринципности над совестью. Однако тот, кто вдумывался в законы, положенные в основания мироздания, не может не знать, что «борьба за существование» далеко не господствует в нем безраздельно, но урав-

61

новешивается другим законом, ему противоположным — законом Любви, в чем и заключается вечный дуализм материального мира.

Я не буду говорить о миросозерцании древних культур, так как это не входит в задачу настоящего очерка, но хотя жизнь человека протекала тогда гораздо ближе к Природе, населенной светлыми, или грозными видениями богов, от языческого пантеизма еще очень далеко до религиозно-мистической любви к Природе, родившейся вместе с христианством. Существует ошибочное мнение, что Христос не затронул в Своем учении этого великого фактора человеческой жизни: Тот кто избирал для молитвы уединение горных вершин, Кто беседовал с Отцом не в мраморном храме Иерусалимском, но в нерукотворном храме Природы, Кто искал вдохновения на искупительный подвиг среди величественного молчания пустыни, окруженный «меньшою братиею» (*), Кто в притчах поминал то маленьких птичек, которых питает Небесный Отец, то блеющее стадо, Кто выражал Свой восторг перед красотой цветущего поля (**), Чья земная жизнь прошла под открытым куполом неба, — низвел на землю такое благословение, которое породило братство во Христе всею жизнью. Все равно, идет ли эта связь сверху вниз — от любви к Богу к любви к Природе, как отражению Его Божественности, — или наоборот: снизу вверх — от восторженного созерцания красоты и мудрости творения к поклонению ее Творцу. Первое было миросозерцанием Франциска Ассизского, второе — многих великих душ, начиная с Бетховена и Ньютона и кончая Лермонтовым, самым религиозным русским поэтом, достигшим вершин совершенной любви к Природе в Боге в великой поэтической картине «волнующейся нивы». Как глубока была любовь Бетховена, видно не только из бессмертной «Пасторальной» симфонии, но и из слов его, умевшего молча и тайно любить даже недостойных: я люблю дерево больше, чем человека.

Впоследствии теология в вечном опасении ересей разрушила братство человеческой души с мировой душой Природы и лишила ее самого великого, самого древнего источника познания Бога. Теология лишила Природу живой души, сделавши ее исключительным достоянием человеческой гордости и сведя всю сложную психическую жизнь животного мира на безжизненный механизм, действующий под влиянием инстинкта. Но разве наши чувства и мысли не суть продукты эволюции того же инстинкта, заложенного в основание пси-

_____________________

        *) И был со зверьми... от Марка гл. I — 13.

         **) От Матфея гл. VI — 29.

62

хики всего живого? В психической жизни животных, — во всяком случае, высших позвоночных, — инстинкт вряд ли играет большую роль, чем в жизни человека. Что знала наука еще недавно о психике Природы, наблюдения над которой так затруднялось неестественными условиями ее жизни: рабством домашних животных, жестоким преследованием диких и безжалостным истязанием тех и других? Если мы еще так мало знаем законы, руководящие психической жизнью человека, то темная душа животного совершенно ускользала от наблюдения ученых и была доступна только «имевшим дар любви», «избранным», смотревшимся, как в зеркало в эту таинственную братскую душу, интуитивно понимая ее язык, ее страдания, ее потребности, объем ее умственной деятельности и возможный в ней прогресс.

Но за последнее время наука стала изучать не только тело, но и душу Природы, что привело к заключению, что животные во многом способны к абстрактному мышлению и синтезу идей. Различие психической деятельности человека и животного не качественное, а количественное и зависит от большего или меньшего совершенства органа души, т.е. тела. Ведь выражение этой деятельности у новорожденного ребенка, или у идиота, несравненно ниже, чем у животных, однако никто не решится отрицать в них душу! Средневековые алхимики в своем искании и предчувствии Истины бывшие предтечами опытной науки последующих веков, недаром пытались создать жизнь: они стали бы богами. При всем своем прогрессе современная наука дошла лишь до создания тела — органической клетки, но заставить ее жить не могла, так как мудрости человеческой положен предел «его же не прейдеши»: «жизнь» есть дыхание Божие, превращающее глину в Адама, а потому все, что «живет» имеет божественное происхождение: в Евангелии слова «жизнь» и «душа» заменяют одно другое, а само наименование «животное» этимологически в славянском языке (живот-жизнь-животное) и еще яснее в латинском (ani-а — animale) совпадает с понятием о душе. Пусть это только мировая душа без человеческой духовной индивидуальности, — все же это дыхание Божие, которое роднит животное с человеком в бесконечной эволюции божественной искры. Тайна одухотворенности мира есть самая древняя, самая мучительная проблема человеческого ума, но ни философия, ни религия, ни наука вопроса этого разрешить не могли, потому что человечество не может его вместить. Ведь наше познание даже собственной души крайне ограничено, так как нам

63

известна только часть Откровения Христова, — та, которая обращалась к массам, т.е. притчи. Тайны же Царствия Божия были доверены избранным и только частью открыты нам Евангелием Иоанна и Апокалипсисом (*).

Но мне могут возразить, что в таком случае надо допустить душу и в самих низших животных организмах и даже в растениях. Почему же и нет? В древности сторонником этой идеи был Аристотель, последующие же исследователи новых веков, как Линней, Де Кандоль, Вормс, Федериго Дельпино и др. утверждали, что физиологическая жизнь растений далеко не ограничивается раздражениями и рефлексами, но что растительная способность приспособляемости к новой и неожиданной среде указывает на нечто вроде «способности выбора». Габерландт нашел в растительном организме центры, совершенно соответствующие органам чувств животных. Способность «выбора» давно уже была замечена в отдельной животной клетке в опытах ее размножения и ее тяготения к другой клетке, или отталкивания от нее, не зависящие ни от каких физических, или химических причин, указывают на первые зачатки «воли». На этой способности живой клетки построили гипотезу, объясняющую невозможность физического сближения индивидуумов, психически тяготеющих друг к другу. Это далеко не своевольное толкование таинственной проблемы «жизни»: загадочное тяготение клетки, конечно, еще не есть свободная воля развитого организма, а лишь залог будущей эволюции психики. И все же этот феномен доказывает справедливость утверждения проф. Вормса, что «там, где есть жизнь, не может быть полной бессознательности. Некоторые великие ученые, как напр. Синней, а в новейшей науке Леманн и Прибрам, сторонники витамистической теории, пошли еще дальше, допуская способность «выбора» в минеральном царстве в удивительном по красоте и сложности процессе образования кристаллов, — и в таком случае мы приходим к христианскому пантеизму Франциска Ассизского, вложившего живую душу во все творчество мироздания, начиная с «брата-волка» и кончая «братом огнем» и «сестрою водой» (**) Не своевольно ли мы называем камни, металлы, облака в их бесчисленных сочетаниях, образованиях и переходах — «мертвой» Природой? Нет ли у них своего языка, если не звукового, то красочного? Возможно ли назвать «мертвой»

_____________________

        *) «Вам дано знать тайны Царствия Божия, а прочим в притчах»... от Матф. гл. VIII — 10.

         **) «Frate lupo», «frate — fuoco», «sorelo — acque» Fioretti di S. Fronc. d'Assisi.

64

воду, этот символ закона вечного движения, — или неуловимый луч, в котором наука узнала разложимое тело, — весь этот мир скрытого динамизма, имеющий такую несокрушимую благую и вместе разрушительную силу? Не звучит ли в спокойной тишине ночи гармония всего мироздания, посягаемая нашими духовными, неведомыми нам самим, чувствами? В Природе нет ничего мертвого, потому что «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых» (*).

На этой высоте мистического созерцания мира всякое творение свято, как отражение Лика Божьего на земле, трепещет ли в нем, как капля росы дыхание Божие, или проявляется в сложной психической деятельности, т.е. обладает ли оно индивидуальной душой человека, или мировой душой Природы. Но так как всех этих мер оказалось недостаточно для обеспечения живой Природе права на жизнь и своей доли законного счастья Господь вложил в сердце избранных глубокое братское чувство сострадания и любви к меньшой братии. Сначала это были только разрозненные попытки, достояние просветленных и святых вроде Франциска Ассизского, потом люди стали сплачиваться в кружки и общества, которые уже открыто восстали против грубой и хищной людской жестокости. К несчастию для человечества эта деятельность проснувшейся совести с самого начала была обречена на неуспех, потому что столкнулась с самым сильным стимулом человеческой жизни: материальной выгодой. Разве возможно было ради утопии всемирного братства отказаться от употребления в пищу трупов животных и использования всех их остатков на одежду и другие продукты большей или меньшей необходимости, составляющие предмет промышленности и торговли? Ведь это значило бы на современном языке подорвать благосостояние страны, разрушить ее естественные богатства! Разве в Европе, гордящейся «христианской» культурой, кто-нибудь думает о «естественном богатстве религиозной мысли и нравственного прогресса? Это есть достояние философской литературы, которую многие изучают, но которая остается мертвым капиталом. Кроме того в так называемые Общества покровительства животных с самого начала замешался нежелательный элемент псевдо-любителей Природы, который способствовал еще большему дискредитированию уже и так непопулярной идеи. Ведь в нашем понимании все положительные ценности заменяются их уродливыми двойниками: добротой мы называем слабость, любовью — каприз, или чувственное вле-

_____________________

        *) От Матфея гл. XXII – 32.

65

чение, честолюбием — тщеславие, умом — практическую сметливость, великодушием — расчет, достоинством — высокомерие и так без конца. Так и любовь к Природе приняла различные формы, смотря по стимулу, ее порождающему.

Самый обыкновенный вид псевдо-любви — это любовь эстетическая: художественное чувство привлекается прекрасным в Природе — чудесной панорамой гор, изобилием роз, красотой форм породистого животного. Красота же всего скромного и простого, хотя и полного глубокого мистического значения, как голая черная земля с ее характерным ароматом, понурая измученная лошадь с немым укором в кротких глазах; растерзанная убитая птичка, валяющаяся в грязи, — остается непонятной, не возбуждает любви. Другой распространенный вид — это любовь эгоистическая: мы любим свою собаку, навязываем ей ленты, кормим печеньем, потому что она полезна нам, или развлекает нас, но нам нет дела до других животных, и мы со спокойной совестью гоним прочь голодную чужую собаку. Мы думаем, что любим птиц, потому что держим их в темнице и наслаждаемся их пением, не вникая в значение их скорбного голоса. Мы искренно верим в свою любовь к Природе даже тогда, когда подходим к ней только для убийства, т.е. для охоты из удовольствия. Природа также привлекает нашу чувственность, как роскошная декорация для наших личных переживаний: мы любим луну, трели соловья, цветущие сады, или восход солнца смотря по тому, что ярче иллюстрирует чувственную потребность минуты, — может быть и не понимая, что это есть только особая форма эгоизма. Тщеславие и сентиментальность также принимают форму любви: мы интересуемся только красивыми породистыми животными, потому что они обращают общее внимание на нас самих, мы гордимся их медалями, полученными на выставках и бегах, но не только вполне равнодушны к судьбе миллионов других живых существ, но и к счастью и благосостоянию самих объектов нашего тщеславия, которое очень часто заставляет их жестоко страдать. Сентиментальность на месте любви есть может быть самая искренняя форма наших заблуждений, но вместе с тем и самая вредная для успеха распространения идеи милосердия к живой Природе, так как неуместное и слащавое выражение нежности к животным, не приносящее им никакой пользы и указывающее на полное непонимание их вызвало общую реакцию и дало оружие против истинной любви жестоким осмеянием чувства милосердия к Природе, наименовав его истеризмом старых

66

дев и слабонервных женщин. Насмешка как всемогущее средство повредило деятельности Общества покровительства животным больше, нежели многочисленные выступления открытых противников. Даже в самой среде зоофилов и по сю пору существует материалистическое течение, которое не признает, потому что не понимает любви к Природе, как всемирного братства, но видит ее в применении рациональной зоотехники, т.е. опять-таки использования животного, как материала для убоя и эксплуатации. Удивительно, как мало занимались этим вопросом философы и моралисты новых веков сравнительно с выдающимися умами древних цивилизаций! Однако культурное меньшинство все же не оставило своей святой задачи, несмотря на неблагоприятные условия, в которые ее ставило преобладание в современной жизни материальных интересов и разрозненность и бессистемность деятельности самих зоофилов. Высшее духовное самосознание народов, которому не нужно законодательство, потому что жизнью их руководит нравственный Закон жизни каждого отдельного члена — есть дело будущей духовной эволюции человечества.

В данный момент важнейшей нравственной проблемой является право человека на жизнь и смерть подобных себе живых существ и установление нормы в использовании взаимных интересов. Четыре века назад Леонардо сказал: Придет день, когда люди будут смотреть на убийство животного так же, как на убийство человека (*). День этот еще не пришел и приходится удовлетвориться тем, что вопрос этот стоит на очереди.

Самым преступным злоупотреблением в области неограниченного права на жизнь и смерть животных, позорным пятном на совести человечества, является вивисекция, которая уже давно имеет среди оппозиции своих апостолов и научных противников.

До сих пор все доводы антививисекции основывались на доказательстве научной несостоятельности этой системы, но правильная постановка вопроса может быть только религиозно-нравственная, так как никакие научные открытия не могут стоить терзаний невинного и беззащитного живого существа: раз мы будем стоять на мистическом миропонимании, как отражения божественного Лика, это понятно само собой. Иначе во имя логики пришлось бы признать законность и всякого другого вида насилия над беззащитными и

______________________

        *) Vesra un giorno net quale gli nomini giudicheranno dell' neoisione di un animale nello stesso modo, che essi giudiconooggi di quella di un nome, Leonardo de Vijci.

67

слабыми и допустить полезность питания малолетними детьми и уничтожения стариков, как ненужного балласта.

Второй вопрос — это сомнительная необходимость питания человека трупами животных. Эта теория подтверждается многими научными авторитетами и исследованиями жизни народов, употребляющих исключительно растительную пищу, а также инстинктивным отвращением к мясной пище детей, которых насильно приучают к этому порочному способу питания, развивающему рядом поколений жестокие инстинкты души и безвременное одряхление тела. Если в данный момент нельзя ожидать радикального переворота в системе питания вследствие столкновения все с теми же профессиональными интересами, обогащающими миллионы людей, то во всяком случае пересмотр этого вопроса заставит прекратить ужасы бойни и изменит прежний взгляд на домашний скот, как на мясо для стола. Рядом с этим должны быть уничтожены все кровавые и отвратительные забавы, как расстреливание голубей, (tir à-pigeon), бой быков, охота ради развлечения и т.д. и отведено законное место полудиким сожителям человека, каковы бездомные кошки и собаки и городские птицы, которые во всех цивилизованных странах уже начинают получать права гражданства и поручаются заботам и защите самого населения. Напрасны все невежественные и недобросовестные доводы о чрезмерной плодовитости животных и вытекающей из нее необходимости их убиения: кроме исключительных условий, порождающих по временам нашествия крыс, или саранчи и т.п. экономия Природы сама уравновешивает чрезмерное распространение того, или другого вида, и мудрость ее законов никогда не достигается человеческими расчетами.

Третий насущный вопрос, подлежащий пересмотру — это гуманитарная педагогика: все остальные входят в эти три. Человек рождается с инстинктом жестокости и эгоизма, которые очень ярко выражаются в детях, что ни говори современное педагогическое течение, исповедующее культ ребенка. Познание Природы не может больше иметь в семье и школе характер случайный, стоящий в зависимости от личности воспитателей, оно должно быть основанием христианского воспитания, так как через него ребенок легко и естественно вступает на путь познания Бога. Ежедневное общение его с животным миром — это живые притчи, в которых он учится милосердию и любви. Нам нужны не сухие зоологические книги с разделениями на виды и роды, а любовное познание того божественного чуда жизни и смерти, произрастания семени, закона тяготения светил, распускания цвет-

68

ка, победы любви в темной душе животного над законом инстинкта, — которые нас повсюду окружают. И когда мы открываем глаза ребенка на дивную красоту Земли, мудрость и бессмертие мироздания, его ежедневная полубессознательная молитва сделается францисканской «хвалой» («laude»).

Джузеппе Мадзини, деятель смутного и геройского политического периода, натура типа активного, а не созерцательного, но «имевшего дар Любви», так описывает свои впечатления от перевала через Альпы: «Я переехал С. Готард... панорама божественная: подобная Богу. Никто не знает что такое Поэзия, которую находим там на верху на высшей точке дороги, окруженной цепями Альп в вечном молчании, которое говорит о Боге. В Альпах невозможен атеизм».

Пока — только «избранные». Но настанет время, когда человек научится понимать язык животного в красноречивом разнообразии жеста и мимики, оценит его наивную любовь, которая не видит в нас недочетов и любит старых, безобразных и бедных наравне с красивыми и молодыми. Всматриваясь в психическую жизнь Природы, он прочтет в глазах ее тайну, о которой и не подозревал: единство божественного плана всего живого, — услышит в пении птиц, блеянии стада, аромате цветка, веселом лае собаки, играющей на цветущем лугу, безыскусственную хвалу, которая есть та же молитва. И это приобщение к дыханию всего Мира вытеснит из души его все преходящее, ничтожное, порочное, чтобы открыть сердце любви...

Когда же, Господи?

Нам неизвестны времена и сроки...

II.

В современной жизни человечества Природа имеет два имени: зоотехника и агрикультура, и кажется практический материализм нигде не пошел дальше. Природа сделалась парией для человека, предметом грубой, хищнической эксплуатации и только в глубине души избранных, мудрых и немудрых тоска по всемирном братстве всего живого рождала великие произведения искусства, подвиги Любви, обращение души к Богу. И человек проложил свой кровавый след во имя цивилизации и экономического блага от пустынь Африки до девственных снегов полюса, где в неведении людской жестокости животные еще недавно подходили к нему с детским доверием и любопытством и избивались ружьями и палками. Ведь эти существа имели толь-

69

ко тело, — что их было щадить! Человек разорвал всякую связь с Природой: вместо того, чтобы разделить с нею — господство над землей, приобщить домашних животных к человеческой семье, к труду добывания насущного хлеба и вознаградить сторицею этот бескорыстный труд, без которого невозможен никакой человеческий прогресс, он сделал их рабами, над которыми взял себе даже право жизни и смерти. Кого же удивляет, что в культурных центрах рядом с магазинами изящных золотых вещей и научных книг, рядом с церквами и школами висят окровавленные трупы мучительно убитых домашних животных для удовлетворения гастрономических наслаждений! Человек, оторвавшись от Природы, потерял всякий нравственный критерий, вообразив, что животный мир — это сырой материал для эксплуатации, где все дозволено: как можно колотить молотом грудь Матери-Земли для добывания золота, из-за которого потом люди будут убивать друг друга, подстерегая за углом с ружьем и кинжалом, так можно забивать палками и кнутом с гвоздями на конце живое тело лошади, перегруженной непосильной тяжестью, так можно мучительно убивать домашний скот, сдирая с него шкуру еще с полуживого, отнимать у него и резать при нем его детей... Он изобрел целую систему истязаний, перед которыми бледнеют пытки Инквизиции и под видом излечивания человеческих немощей выбросил на псевдо-ученый рынок сотни тысяч выгодных, но научно-сомнительных продуктов, приносящих колоссальный доход ценою мученичества подобных себе живых существ. Везде, где человек подходит к Природе, он приносит смерть, предательство, муки и кровь. Он ничего не видит в ней кроме трупа, который можно съесть, сырого материала, который можно выгодно использовать! «Facciamo la nostra vita dalla morte d'altrui»! (*) Он осквернил божественный храм Природы, осквернил закон Любви, вложенный в божественное Творчество. И везде, куда ступает его нога, замирает разноголосая хвала, поднимающаяся к небу, все живое бежит и прячется с замирающим сердцем, полевые цветы топчутся грубою ногой, трава орошается кровью и вместо песни свободы и радости раздается выстрел и стон....

Невольно является вопрос: неужели Мать-земля, породившая в своих недрах былинку и дремучие леса, мотылька и гигантов животного царства в дивном разнообразии красоты формы и краски, допускает подобное нечестие? Неу-

_____________________

         *) Мы строим нашу жизнь на смертях других. Леонардо да Винчи.

70

жели Отец, создавший с такою божественною мудростью жизнь, — вложивший в микроскопическую животную и растительную клетку динамизм всякой возможности тела и духа, обрек миллионы своих прекраснейших творений на муки и смерть и не протянул им руки помощи, не покрыл их покровом Своей защиты? Не сказано ли в Евангелии, что «ни одна малая птица не забыта у Бога? (*)». Да, Он протянул им руку помощи и послал двоякую защиту: положительную и отрицательную.

Земля сама рождает эту естественную физическую защиту в каждом живом организме. Наиболее сильным даны зубы, когти, рога, копыта. Более слабым — яд, шипы, колючки, железы с зловонною жидкостью, быстрота и легкость бега и полета, хитрость в заметании следов, неприступность гнезд и нар на скалах и под землею, твердый покров тела, приспособляемость формы и окраски к обитаемой среде, фацетированное устройство глаза, тончайшее развитие пяти чувств. Для защиты вида и рода дана необыкновенная плодовитость, проявляющаяся с особенной силой в низших организмах.

Но хитрость и коварство человека превозмогли эту сложную и мудрую систему самозащиты: где не помогали капканы и сети, были пущены в ход выдрессированные на преследование охотники из той же животной семьи, а куда не доставали собаки и ястреба, достало ружье. И кровь, заливавшая грудь Матери-земли поднималась к Небу и взывала о мщении. И защита пришла в возмездии: чем большим мукам подвергался на бойнях домашний скот, чем более жестокой травле подвергалась дичь на охоте, тем более токсинов развивалось в их намученном теле и человек, питаясь трупами своих жертв, заражал, сам того не зная, свой организм мучительными и смертоносными болезнями, как склероз, артрит, рак, гангрена. Но как будто этого еще не было достаточно, он стал умышленно развивать болезни в животных, предназначенных для гастрономических наслаждений и пожирая больные органы в Страсбургских пирогах и заплывшей жиром свинине подписывал свой собственный смертный приговор. Вырубив леса и застроив поля каменными городами, он неблагоприятно изменил атмосферные влияния и заразив воздух зловредным дыханием фабрик и скученного населения, открыл свои легкие туберкулезу и рахитизму: крошечные, невидимые простому глазу живые существа сделались мстителями за своих стар-

_____________________

         *) Евангелие от Луки XII.

71

ших братьев, бессильных против коварства человека, и Земля покрылась страшными, мрачными зданиями, за стенами которых в грязи, при сомнительном уходе и помощи умирало бедное население городов. «Естественное богатство» стран, состоящее из свободных даров Природы, т.е. ее растительного и животного населения, постепенно разрушалось жадностью и хищностью человека: домашний скот, голодный и измученный работой, давал плохое мясо, стоявшее низко на рынке, рыба была почти вся выловлена, потому что ей не давали даже времени размножаться, дикие животные и певчие птички перебиты, редкие экземпляры животных постепенно исчезали и в жадности все большего и большего приобретения человек дошел до святотатственного надругания над щедростью Природы, как это недавно было с сотнями тысяч кило кофе, который выбрасывали в море только чтобы не продавать дешевле, когда рядом умирали с голода миллионы себе подобных!

Но если материальные потери, болезни, обнищание, заставившие задуматься просвещенные умы, не остановили человека в его преступной деятельности разрушения, жестокости и жадности, то тем менее поняли они гибельное влияние своей «рациональной экономической системы» на нравственную сферу жизни и могли только с ужасом констатировать увеличивающуюся с каждым годом преступность. Воспитанные в исключительно эгоистических интересах материальных благ, многие с детства принимавшие участие в ремесле резания ягнят и кур, люди до того исказили в себе подобие Божие, что потеряли всякое понятие об истинных ценностях. В лабораториях молодежь научалась равнодушно подвергать самым утонченным пыткам невинных животных, которые среди мук и стонов лизали руки своих палачей и все это, разрушая нервную систему, подготовляло почву для всякого рода нравственных извращений и создавало поколения, расположенные ко всем порокам, которые ужасали потом то самое человеческое общество, которое их породило.

Анастасия Полотебнева.

72