Толстой особенно упирает на насущность нужды человека в таком сознании. — Маслова «была проститутка, приговоренная к каторге, и, несмотря на это, она составила себе такое мировоззрение, при котором могла одобрять себя и даже гордиться перед людьми своим положением». И она «дорожила таким пониманием жизни больше всего на свете, — и не могла не дорожить им, потому что, изме-

¹) Совершенно иначе, конечно, обстоит дело с правыми мыслителями и особенно с Морасом. Его влияние на молодежь чрезвычайно глубоко; но мы его не касаемся; именно это влияние не коснулось представителей «Третьей Силы», которые нас занимают и которые абсолютно непроницаемы идеям «Action Française».

127

нив такое понимание жизни, она теряла то значение, которое такое понимание давало ей среди людей».

Эти замечания Толстого относятся к категории таких «дубовых истин», как, например, что людям нужно есть, слишком простых и всем известных, чтобы заинтересовать любителей всяких психологических тонкостей. Между тем каждый человек, если он честно и не обманывая себя вглядится в свою жизнь и в свое желание счастья, увидит, что почти все содержание его так называемой «внутренней», жизни состоит из переживаний своих отношений с другими людьми и представлений о впечатлении, производимом на них его особой, — иными словами, из представлений о своем «общественном положении»; и чем более хорошим и почетным представляется ему его положение, чем более значительным и высшим кажется ему круг людей, поддерживающих своими взглядами или прямо выраженным признанием это представление, тем большую истинность и прочность приобретает в нем ощущение бытия своего «я», как бы растущего и исполняющегося силами, волей и счастьем жить. ¹)

И, наоборот, ухудшение «общественного положения» вызывает в человеке, хотя бы он физически оставался вполне здоровым, мучительное чувство уменьшения «очевидности» своей жизни. «On ne voyagerait pas sur la mer pour ne jamais en rien dire». То, о чем никто, никакое сознание, ни одна живая душа не знает и никогда не узнает, кажется напрасным, пропадающим даром, как бы не имеющим существования и каковы бы ни были метафизические идеи человека, в большинстве случаев именно участие в «человеческой комедии», единственном известном всем людям бытии, ощущается им как единственно «несомненная», остающаяся ему жизнь. И если «на миру и смерть красна», то в одиночестве, при полной потере «общественного положения», человеку становится скучно, страшно и нежизненно — «il sent alors son néant, son abandon, son insuffisance, sa dépendance, son impuissance, son vide».

Вероятно, в самой биологической природе человека — «общественного животного» лежит объяснение этой зависимости чувства полноты или уменьшения жизни от изменений «общественного положения», делающей понятным, почему люди так любят все то, что

¹) Существует, конечно, и настоящая внутренняя жизнь, но мистический опыт людей, действительно дорывшихся до самой бездонной, непостижимой измерениями разума и невыразимой языком «нутри» жизни, настолько превышает опыт рядового человека, что вообще лежит за пределами трактуемой в этой статье естественной психологии. Хотя, вероятно, в жизни каждого человека бывают иногда мгновения, когда что-то из этой внутренней жизни врывается в его сознание, «как память об иной отчизне».

128

увеличивает это их положение — лесть, признание, титулы, «сидеть впереди в синагогах», и, наоборот, чувствуют ненависть ко всем, причиняющим им моральный ущерб. Так Маслова почти с ненавистью встретила Нехлюдова, чувствуя, что своими взглядами он разрушал «истинность» дававшего ей уверенность самоуважение и силы жить представления о значении своего места в людском мире.

Так же, как борьба за материальные средства существования, эта борьба за «общественное положение» пронизывает всю человеческую жизнь. Французская буржуазия и до революции была богатой и просвещенной, и тем не менее для человека третьего сословия жизнь при старом режиме была невыносима, так как, какие бы «хорошие манеры» он ни усвоил, в глазах аристократа он все-таки оставался «villain». И для того, чтобы утвердить насущно-необходимую ему «истину» такого понимания жизни, при котором он, буржуа, был бы не только не «vilain», а, наоборот, самый важный и первый человек — «третье сословие должно быть всем»: ему нужно было или заставить аристократов признать эту «истину», или физически их уничтожить.

Самой странной и поразительной особенностью новой европейской истории является то, что такое вызывающее потрясение «основ», такое изменение сознания, когда человек перестает соглашаться, чтобы его считали «vilain», охватывает не только (что было бы естественно) представителей какой-нибудь определенной, экономически и политически подымающейся социальной группы, а все более и более широкие массы самой «подлой черни». Современный европейский человек, хотя бы он был самого «низкого» происхождения, уже не верит, что «подлость» его положения в обществе является чем-то естественным, «богоустановленным», справедливым и хорошим, и почитает себя таким же человеком, как самый «благородный».

Не может быть сомнения, откуда взялось это сознание, что все люди равны по своему происхождению и поэтому должны быть равными и в своих правах. Недаром же римские императоры гнали христиан, верным инстинктом чувствуя, какую опасность для общества представляло противоестественное учение, согласно которому каждый человек, даже и раб и «жид», был сыном Божиим, равным по рождению самому «божественному» Цезарю. Но постепенно все утряслось, и само христианство было приспособлено таким образом, что тот порядок, — «почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют над нами» — по поводу которого в Евангелии прямо сказано: «но между вами да не будет так», вновь оказался порядком «богоустановленным» и подобным небесной иерархии. И тем не менее в один прекрасный день американские пуритане провозгласили в продолжение многих веков скрываемую от

129

порабощенного и невежественного, «подлого» народа истину равенства происхождения всех людей и абсолютной ценности каждого человека — сына Божьего, несоизмеримой с достоинством принадлежности к той или иной касте земной иерархии.

Было бы слишком долго останавливаться на том, как, начиная с конца 18-го века, это сознание в «секуляризированном» виде «прав человека и гражданина», все шире распространяется в мире. И если теперь, вероятно, меньше, чем в средние века, людей, действительно, хотя бы отдаленно, понимающих весь страшный смысл христианской личной жизни, достигаемой только через смерть всего того, что обыкновенно человек и считает своим «я» — свое имя, общественное положение и т. д., — то каждый человек современной европейской культуры твердо усвоил, по крайней мере, ту часть этой истины, что он такой же человек, как «султан в великолепном серале» и поэтому должен иметь и такие же права. Все вдруг как бы поняли, что люди не рождаются подобно пчелам: рабочими или трутнями или царицей, и что «кухаркин сын» может так же управлять государством, как «природный» государь.

Соединяясь со свойственной каждому человеку потребностью занимать хорошее и уважительное положение, это сознание изменило душу народных масс. Новые вожди, хотя бы самые реакционные, верным инстинктом знают, что для того, чтобы прийти к власти, теперь уже недостаточно опираться на какую-нибудь одну подымающуюся группу, а нужно и всей основной массе населения обещать самое высокое и почетное общественное положение. Там пришел к власти Гитлер, утвердив «истину» такого понимания жизни, при котором каждый немец может считать себя первым и самого благородного («арийского») происхождения человеком. Да и сила коммунистической пропаганды объясняется, верно, не только тем, что люди вдруг начинают верить в научную истинность марксизма, или даже в то, что при коммунизме станет сытнее жить, но и обетованием всем «голодным и рабам» славы самого высокого общественного положения.

Но если практика политического действия и демагоги интуицией цинизма и опытом знают вожделения и инстинкты человека и умеют пользоваться этим знанием для достижения своих, часто преступных и безумных целей, то мыслители, занимающиеся вопросами социального творчества, большую часть жизни проводящие в научной «кабинетной» работе, часто бывают совершенно лишены способности чувствовать, из чего сделаны живые люди. Это, иногда, делает честь чистоте их души, но между тем без знания, в чем имеет нужду социально-животная природа человеческого сердца (в частности потребность занимать хорошее и уважительное положение) не может быть правильно проектирована такая новая социальная атмосфера, в

130

которой людям было бы легче и лучше жить, и радостно действовать, в которой, действительно, «жить станет лучше, жить станет веселее».

Нельзя не считаться и с тем, что сейчас в советской России бесчисленные чернорабочие «стахановцы», если бы даже они и жили хуже европейских безработных, все-таки чувствуют себя такими же героями и «знатными людьми», как в буржуазных странах только банкиры и «шмуклеры», и что все эти люди, даже когда они окончательно перестанут быть большевиками, не захотят отказаться от своей «рабоче-крестьянской» славы, так как, по приведенным в начале этой статьи словам Толстого, человек больше всего на свете дорожит таким пониманием жизни, при котором он может одобрять себя и гордиться своим положением.

В. Варшавский.

Страница сгенерирована за 0.01 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com