На первой страницѣ Библіи, въ самыхъ первыхъ строкахъ рѣшается величайшій вопросъ бытія. Этотъ вопросъ занималъ мысль человѣка изначала, и изначала же почти всѣ люди рѣшали его приблизительно такъ, какъ рѣшаетъ его Библія: міръ сотворенъ или устроенъ Богомъ, говорятъ религіозныя вѣрованія древнихъ и новыхъ народовъ. Но были люди, отчасти въ древнее, а всего болѣе въ новѣйшее время, которые усомнились въ истинѣ этого положенія, и не только усомнились, но и отнеслись къ нему съ нескрываемымъ пренебреженіемъ. Устремляя свою мысль исключительно на предметы видимые и осязаемые, они непонятнымъ образомъ пришли къ заключенію, что, кромѣ видимаго и осязаемаго, нѣтъ никакого другого, самостоятельнаго бытія. Такъ произошло особаго рода міросозерцаніе, или направленіе мысли, извѣстное подъ именемъ матеріализма. Объясняя болѣе или менѣе удовлетворительно многочисленныя явленія видимаго міра дѣйствіемъ силъ физическихъ и химическихъ, присущихъ матеріи (за исключеніемъ впрочемъ существеннѣйшихъ явленій жизни органической), матеріалисты сдѣлали попытку представить происхожденіе міра съ устраненіемъ мысли о Богѣ-Создателѣ. Но здѣсь они натолкнулись на вопросы, разрѣшеніе которыхъ, при наличномъ научномъ знаніи свойствъ, или силъ матеріи и законовъ ихъ дѣйствія, безусловно невозможно. И нигдѣ, можетъ быть,

матеріалистическое міросозерцаніе не обнаружило такъ рѣшительно и такъ наглядно свою несостоятельность, какъ въ попыткѣ объяснить происхожденіе міра безъ Бога. Предполагая, что астрономія вполнѣ удовлетворительно разрѣшаетъ вопросъ о происхожденіи міра, матеріалистъ Бюхнеръ съ непонятною и достойною осужденія самоувѣренностію заявилъ: „чѣмъ болѣе астрономія идетъ впередъ въ своемъ познаніи законовъ и явленій неба, тѣмъ болѣе она вытѣсняетъ идею, или принятіе сверхъестественнаго воздѣйствія, и тѣмъ удобнѣе для нея становится свести къ простѣйшимъ явленіямъ, условливаемымъ самой матеріею, происхожденіе, группированіе и движеніе небесныхъ тѣлъ“¹ … А астрономъ Гершель, по свидѣтельству другого, современнаго астронома, Фламмаріона, вполнѣ раздѣляющаго его воззрѣніе, говорилъ: „чѣмъ болѣе раздвигается область науки, тѣмъ болѣе является доказательствъ существованія вѣчнаго, творческаго и всемогущаго разума“². Это клевета на астрономію, будто она вытѣсняетъ идею сверхъестественнаго воздѣйствія въ вопросѣ о происхожденіи небесныхъ тѣлъ, т. е., всего міра. Астрономія, или вѣрнѣе—нѣкоторые астрономы пытаются мысленно представить процессъ образованія отдѣльныхъ міровыхъ тѣлъ изъ нѣкотораго гипотетическаго первовещества; вопроса же о происхожденіи этого первовещества съ его свойствами, обусловившими явленія послѣдующаго мірообразованія, астрономія не рѣшаетъ, такъ какъ онъ лежитъ внѣ предѣловъ опытной науки. Это матеріализмъ нѣкоторыя данныя астрономіи старается перетолковать въ томъ смыслѣ, чтобы не только въ вопросахъ мірообразованія, но и въ вопросѣ о происхожденіи первоосновъ матеріальнаго бытія для идеи о Богѣ не было мѣста. И какъ наивны, какъ грубы сужденія матеріалистовъ, которыя они

___________________________

1 Kraft und Stoff. 8 Aufl. Seite 51.

2 Богъ въ природѣ. Перев. съ 25 франц. изд. стр. 347.

позволяютъ себѣ за невозможностію представить научно обоснованное мнѣніе по этому предмету. „Я искалъ по всему небу (!?), и нигдѣ не нашелъ слѣда Бога“, говоритъ астрономъ-матеріалистъ Лаландъ¹. А слѣдами этими наполнено все небо, или, лучше сказать—все оно въ своей совокупности есть неизмѣримый и неуничтожимый слѣдъ бытія Божія. Съ такимъ же основаніемъ человѣкъ, не могущій по своей умственной косности мыслить ни о чемъ невидимомъ и неосязаемомъ, хотя бы и всюду дѣйствующемъ, могъ бы сказать: я всюду искалъ и нигдѣ не нашелъ на землѣ силу притяженія, которую ей приписываютъ. Это сравненіе не слѣдуетъ считать преувеличеннымъ или не соотвѣтствующимъ существу дѣла; потому что другой матеріалистъ, Бюхнеръ находитъ страннымъ: „почему творческая сила не написала линіями изъ звѣздъ свое имя на небѣ“. На самомъ дѣлѣ имя это написано на томъ языкѣ безъ словъ, который понятенъ всякому человѣку—и нѣмцу, и китайцу, и французу, и самоѣду; его прочитали и читаютъ милліоны людей, и только умственно слѣпой не можетъ разобрать его. Но Бюхнеру очевидно хотѣлось бы, чтобы оно было написано буквами одного шъ извѣстныхъ ему алфавитовъ и на одномъ изъ извѣстныхъ ему языковъ. Кромѣ того онъ доказываетъ несуществованіе Бога невозможностію увидать Его дѣйствія даже въ самый сильный телескопъ. „Сколь далеко, говоритъ онъ, ни достигалъ бы телескопъ при изслѣдованіи законовъ неба, хотя бы на билліоны и трилліоны миль,—вездѣ встрѣчается одинъ законъ (т. е., законъ притяженія), одинъ и тотъ же механическій порядокъ…. но нигдѣ нельзя усмотрѣть слѣда своевольнаго перста, который управлялъ бы небомъ и указывалъ бы землѣ и кометамъ ихъ пути“². Если это не болѣе, какъ стилистическое упражненіе проповѣдника матеріализма, то съ такимъ же непристойнымъ остро-

____________________________

1 Kraft und Stoff. s. 51.

2 Тамъ же, стр. 53 и 51.

уміемъ какой-нибудь химикъ могъ бы сказать: множество всевозможныхъ тѣлъ разложилъ я на ихъ составныя части, и ни въ одномъ изъ нихъ не открылъ божества, какъ составного его элемента… Въ приведенномъ разсужденіи Бюхвера обращаетъ на себя вниманіе противопоставленіе законовъ, дѣйствующихъ въ природѣ, и своевольнаго перста (mit Willkür begabten Fingers). Это болѣе чѣмъ странный, хотя и основной, аргументъ матеріалистовъ для отрицанія Бога. По ихъ взгляду какъ-то выходитъ, что Высшій Разумъ, господствующій надъ природой, и законы, дѣйствующіе въ природѣ, несовмѣстимы между собою, что, если есть Высшій Разумъ, то законы природы не могутъ существовать; если же они существуютъ, въ чемъ сомнѣваться нельзя, то нѣтъ Высшаго Разума. „Никто не могъ бы понять, говоритъ Бюхнеръ, какимъ образомъ вѣчный и господствующій разумъ согласуется съ неизмѣнными законами природы. Или законы природы управляютъ, или вѣчный разумъ; рядомъ одни съ другимъ въ каждое мгновеніе приходили бы къ столкновенію. Если бы управлялъ вѣчный разумъ, то законы природы были бы излишними; напротивъ господство неизмѣнныхъ законовъ природы исключаетъ всякое постороннее личное вмѣшательство“¹. „Если какая-нибудь личность, говоритъ Молешоттъ, направляетъ матерію къ данной цѣли, то законъ необходимости долженъ былъ бы исчезнуть изъ природы. Каждое явленіе становится тогда достояніемъ игры случая и разнузданнаго произвола“². „Все, говоритъ Туттьль, начиная съ пылинки, носящейся въ свѣтовомъ лучѣ, до человѣческаго разума, исходящаго изъ мозговыхъ массъ,

_________________________

1 Тамъ же, стр. 39.

2 Это прямо взято изъ китайской философіи. „Небо и земля все оживляютъ, говоритъ Чу-хи, но въ нихъ самихъ нѣтъ жизни. Если бы они имѣли волю, все пришло бы въ разстройство и безпорядокъ“. Хрисанѳъ. Религіи древняго міра… Т. 1, стр. 106.

подчинено неизмѣннымъ началамъ. Слѣдовательно Бога нѣтъ“¹. Разумъ не „исходящій“ изъ мозга, а только дѣйствующій чрезъ него, не допускаетъ такого умозаключенія. Для него ясно, что Существо Высочайшее, обладающее всесовершеннымъ разумомъ и всесовершенною волею, давши бытіе природѣ, вложило въ нее и законы навсегда, которые дѣйствуютъ неизмѣнно, по предначертанію создавшаго ихъ. Какимъ образомъ господство разумной личности надъ природою должно отражаться въ послѣдней игрою случая и разнузданнымъ произволомъ—это тайна логики матеріалистовъ, разоблаченіе которой заключается въ томъ, что не имѣя возможности отвергнуть существованіе Бога истиннаго, дѣйствительно существующаго, они создали своего воображаемаго, невозможнаго бога, существо капризное, своевольное (mit Willkür begabten) и отвергли его существованіе, какъ несовмѣстимое съ разумными и неизмѣнными законами природы. Такимъ образомъ отрицательные аргументы матеріалистовъ поражаютъ ихъ собственный вымыслъ, къ истинному же Богу они не имѣютъ никакого отношенія.

Не находя въ данныхъ астрономіи основаній къ отрицанію Бога, какъ Создателя міровой первоматеріи, изъ которой впослѣдствіи образовались всѣ небесныя тѣла, матеріалисты главнымъ образомъ обращаютъ вниманіе на процессъ мірообразованія, предполагаемый астрономическими теоріями, совершившійся по ихъ мнѣнію исключительно силами, присущими матеріи, безъ всякаго воздѣйствія сверхъестественной силы. Отсюда они заключаютъ, что, если міроустроеніе произошло безъ участія божества, то и самое существованіе послѣдняго подвергается сомнѣнію, и идея его должна быть устранена при рѣшеніи всѣхъ вопросовъ міробытія. Въ подтвержденіе они ссылаются на астронома Лапласа, который, воспользовавшись теоріею Гершеля объ образованіи всѣхъ міровыхъ тѣлъ изъ первоначаль-

_______________________

1 Фламмаріонъ. Богъ въ природѣ, стр. 37 и 39.

ной туманной матеріи, а также идеею философа Канта, развилъ ее подробно по отношенію къ нашей солнечной системѣ, и который, на обращенный къ нему вопросъ: почему онъ въ своей системѣ небесной механики нигдѣ не говоритъ о Богѣ?—отвѣчалъ съ непохвальной заносчивостью: „я не нуждался въ этой гипотезѣ“¹. Въ самомъ ли дѣлѣ онъ не нуждался въ „этой гипотезѣ“? Вотъ какъ матеріалисты, примѣнительно къ теоріи Лапласа, представляютъ образованіе міровыхъ тѣлъ. „Все міровое пространство, говоритъ Бурмейстеръ, первоначально было наполнено въ высшей степени разрѣженными парообразными субстанціями, субстратами той матеріи, которая отвердѣвъ составила нынѣшнія міровыя тѣла. По причинѣ чрезвычайнаго разрѣженія отдѣльныхъ составныхъ частей части эти не оказывали никакого дѣйствія однѣ на другія, все оставалось въ хаотическомъ состояніи, пока гдѣ-либо чрезъ первое притяженіе массъ не дано возбужденіе къ различенію матеріи и чрезъ это къ дѣйствію остальныхъ частей на другія. Такія концентраціи происходили одновременно въ безконечно многихъ пунктахъ мірового пространства; эти концентраціи дали поводъ къ образованію твердыхъ ядеръ, изъ взаимнаго притяженія которыхъ Лапласъ выводитъ движеніе отдѣльныхъ тѣлъ мірового пространства и ихъ установленіе въ солнечныя системы“². Итакъ первоначально части матеріи по причинѣ разрѣженнаго состоянія не дѣйствовали другъ на друга; былъ хаосъ, т. е., безразличное, недѣятельное состояніе вещества. Если части матеріи не дѣйствовали другъ на друга, то очевидно потому, что не могли дѣйствовать. А если они не могли дѣйствовать, то такъ и остались бы навсегда недѣйствующими, и былъ бы вѣчный хаосъ. Однако же явилось первое притяженіе массъ. Что это за первое при-

______________________

1 Kraft und Stoff. s. 51.

2 Geschichte der Schöpfung. 7 Aufl. s. 148.

тяженіе? Откуда и какъ оно явилось въ недѣятельной, неподвижной матеріи? Не значитъ ли это, что въ извѣстный моментъ матерія получила какой-то толчекъ или новую силу, которой прежде не имѣла?—предположеніе необходимое, разъ допущено первоначальное хаотическое состояніе матеріи. Откуда же она могла получить эту новую силу, которой обусловилось все дальнѣйшее мірообразованіе? Вотъ загадка, неразрѣшеніе которой не позволяетъ безъ нарушенія здраваго смысла устранять изъ процесса мірообразованія идею всемогущаго Творца¹. Бюхнеръ, черпающій изъ теоріи Лапласа основанія для своего матеріалистическаго воззрѣнія на происхожденіе міра, съ огорченіемъ сознается: „почему матерія въ нѣкоторое опредѣленное время получила этотъ опредѣленный видъ движенія—это во всякомъ случаѣ скрыто отъ нашего пониманія“. Дѣйствительно, это скрыто отъ его умственнаго взора; потому что это тотъ перстъ, существованіе котораго онъ отрицаетъ на томъ только основаніи, что его нельзя увидѣть въ телескопъ. И напрасно онъ успокоиваетъ себя предположеніемъ, что „естественно-научное изслѣдованіе не закончило еще своего дѣла, и не невозможно, что оно прольетъ свѣтъ и на моментъ первоначальнаго возникновенія отдѣльныхъ міровыхъ тѣлъ“². Наука никогда и не закончитъ своего дѣла, пока міръ стоитъ, а между тѣмъ она нашла, что теоріи Лапласа противорѣчатъ нѣкоторыя явленія, имѣющія мѣсто въ солнечной системѣ, и поэтому она должна быть отнесена если не къ области вымысловъ, то къ безплоднымъ попыткамъ человѣческаго ума прочитать книгу творенія, не изучивши азбуки того языка, на которомъ она напи-

_________________________

1 Какимъ логическимъ диссонансомъ звучитъ поэтому наивно-школьническая фраза Лапласа: „философъ, покажи мнѣ руку, которая метнула планеты по направленію касательныхъ ихъ круговращеній“. Циммерманнъ. Міръ до сотворенія человѣка. Спб. 1863 г. стр. 36.

2 Kraft und Stoff. s. 52.

сана. Слѣдовательно горделивое заявленіе его, что при изображеніи міроустроенія онъ не нуждался въ предположеніи Божественной дѣятельности, по меньшей мѣрѣ легкомысленно. Нечего говорить о томъ, чтò будетъ или можетъ быть: можетъ быть, прійдетъ время, когда матеріализмъ въ глазахъ всѣхъ просвѣщенныхъ людей явится такимъ же суевѣріемъ, какимъ представляется теперь идолопоклонство. Что касается науки собственно (а не употребленія научныхъ данныхъ отдѣльными лицами подъ вліяніемъ той или иной душевной настроенности), то вопроса о міротвореніи она не касается. Научныя гипотезы говорятъ не о происхожденіи міра, а только о томъ, чѣмъ былъ или могъ быть міръ, какой онъ имѣлъ видъ въ нѣкоторое очень отдаленное прошедшее время. Естественная наука можетъ попытаться начертать исторію міроустроенія; но эта исторія была бы похожа на трудъ того археолога, который далъ бы подробное описаніе, напримѣръ, храма св. Софіи въ Константинополѣ,—указалъ бы его размѣры и планъ, опредѣлилъ бы количество и качество употребленныхъ матеріаловъ, отмѣтилъ позднѣйшія пристройки и передѣлки, показалъ первоначальный видъ зданія, сказалъ бы о мастерахъ и рабочихъ, которые трудились, о препятствіяхъ, какія встрѣчались при постройкѣ, и проч.,—но умолчалъ бы о томъ лицѣ, въ головѣ котораго зародилась мысль построить храмъ, воля котораго собрала и двинула рабочія силы на выполненіе его замысла, власть и богатство котораго дали необходимые матеріалы для сооруженія, словомъ, умолчалъ бы объ императорѣ Юстиніанѣ. Это была бы, пожалуй, исторія храма; но исторія безъ начала. Такою же исторіею безъ ея начала должна быть исторія міроустроенія, составленная по однимъ даннымъ естественной науки, безъ помощи Библіи. Наша задача состоитъ именно въ томъ, чтобы показать самое начало міра и первые моменты его бытія.

Мы не отрицаемъ у науки о природѣ право изслѣдовать міръ до послѣднихъ его предѣловъ. Но

представители ея не должны придавать результатамъ изслѣдованій значеніе, бóльшее того, какое они имѣютъ и могутъ имѣть; потому что всякое человѣческое знаніе только болѣе или менѣе приближается къ объективной истинѣ, но никогда не соотвѣтствуетъ ей вполнѣ. Такъ называемыя научныя истины или законы (даже математическіе)¹ не могутъ быть признаваемы, какъ непогрѣшимые и непреложные; они только вѣхи, или временныя станціи, точки отправленія для дальнѣйшаго изученія безконечнаго множества явленій, изъ которыхъ иныя подтверждаютъ установленный законъ, другія приводятъ къ сомнѣнію въ его вѣрности, третьи даютъ основаніе къ установленію совершенно новаго воззрѣнія и новаго направленія въ изслѣдованіи. Поэтому странно и неразумно, находясь въ пути и не зная еще, гдѣ его конецъ, воображать, что дошли до порога бытія и утверждать, что далѣе уже ничего нѣтъ и не можетъ быть, какъ это дѣлаютъ приверженцы матеріалистической доктрины.

Къ сожалѣнію между представителями науки, кромѣ откровенно матеріалистическаго, существуетъ другое направленіе, столь же, если не болѣе враждебное вопросу о міротвореніи въ той его постановкѣ, какую даетъ ему богословіе. Приверженцы такъ называемаго позитивнаго направленія утверждаютъ: все, чтó не можетъ быть провѣрено опытомъ и наблюденіемъ, должно быть выброшено изъ круга человѣческаго вѣдѣнія… Много можно сказать противъ этого ограниченнаго, насильственно урѣзаннаго и трусливаго мышленія. Въ самомъ дѣлѣ, что это такое, какъ не выраженіе сознанія безсилія, какъ не приглашеніе спокойно сложить руки тамъ, гдѣ представляется

__________________________

1 Знаменитый математикъ Лобачевскій доказалъ, что сумма угловъ треугольника можетъ составить и болѣе двухъ прямыхъ угловъ. Въ математикѣ допускаются вычисленія по приближенію, и минимальныя величины пренебрегаются. Результатъ близко подходитъ къ дѣйствительности, но не совпадаетъ съ нею вполнѣ.

повидимому непреодолимая трудность? Это трусость мысли, возведенная въ принципъ. Въ сущности ни одинъ честный позитивистъ не скажетъ, что онъ безусловно доволенъ своимъ догматомъ, что мысль его никогда не порывается перешагнуть чрезъ тотъ кругъ, которымъ онъ самъ себя произвольно очертилъ. Самые видные представители современнаго естествознанія и позитивной философіи, безспорные авторитеты для всѣхъ, кто вѣритъ въ одну науку, и ни во что болѣе, какъ Гёксли, Тиндаль, Гербертъ Спевсерь, Литрэ (второй основатель позитивизма), въ своихъ сочиненіяхъ невольно даютъ доказательства, по словамъ англійскаго писателя, Самуэля Лилли, „какъ безплодны ихъ попытки успокоиться на натурализмѣ, какъ неотразима для нихъ потребность въ болѣе просторномъ эѳирѣ, въ болѣе божественной атмосферѣ, нежели міръ явленій; какъ настоятельна жажда вырваться изъ темницы чувствъ въ свободу идей. Такъ, Гёксли, проповѣдуя приближеніе „царства матеріи и закона, пока оно совпадаетъ съ знаніемъ, съ чувствомъ, съ дѣйствіемъ“, признаетъ въ то же время „необходимость питать благороднѣйшее и наиболѣе человѣчное изъ человѣческихъ побужденій—выразить, хотя большею частію безмолвно, свое благоговѣніе предъ алтаремъ Невѣдомаго и Непознаваемаго“. Тиндаль, сведя все къ матеріи и движенію, исповѣдуетъ свою вѣру въ Кантовскій трансцедентальный идеализмъ. Гербертъ Спенсеръ (творецъ теоріи эволюціи, считающейся послѣднимъ словомъ науки) отступаетъ отъ своего ученія о силѣ и постоянствѣ силы, когда говоритъ, что относительное не можетъ существовать, даже не можетъ быть представлено безъ абсолютнаго; сознается въ склонности разсматривать „символически“ вселенную, какъ бы одушевленную quasi — психическимъ принципомъ; даже болѣе—признаетъ, какъ самую достовѣрную изъ достовѣрностей, хотя превосходящую знаніе и представленія, существованіе невѣдомой и непознаваемой Силы, не ограниченной въ пространствѣ и не имѣю-

щей ни начала, ни конца во времени. Литтрэ, сильно настаивающій на томъ, чтобы избѣгать всякаго упоминанія о Безконечномъ, признаетъ, хотя и въ очень туманныхъ выраженіяхъ, какую-то „идею перваго порядка“, созерцаніе которой „такъ же спасительно, какъ и страшно“, и самъ пытается какъ бы съ религіознымъ даже благоговѣніемъ созерцать это единство „на тронѣ его мрачнаго (!) величія“. Нѣкоторые новѣйшіе позитивисты допускаютъ Творческую Силу, которая сформовала изъ безформенной пустоты (tohu vabohu?) первоначальныхъ элементовъ міръ, который былъ и нынѣ есть, которая будетъ формовать ряды будущихъ міровъ, когда наша вселенная разсѣется, какъ видѣнія сна, и элементы, ее составляющіе, вступятъ въ новыя соединенія… Психологически, замѣчаетъ по поводу вышеприведенныхъ цитатъ Лилли, невозможно отдѣлаться отъ идеи о Высшей Реальности, заграждаемой отъ насъ вещами, доступными чувствамъ, и недоступной химическому изслѣдованію… Они (упомянутые ученые) свидѣтельствуютъ не только о потребности нашей умственной организаціи, которая побуждаетъ насъ, говоря словами Спенсера, дать форму этому неопредѣленному ощущенію конечной (т. е., первой, высшей) реальности, но также, какъ я осмѣливаюсь предполагать, и о томъ стремленіи человѣческой природы, о которомъ говоритъ блаж. Августинъ: fecisti nos ad Te et inquietum est cor nostrem donec requiestat in Te“¹. Какъ ни кажутся сдержанными и слабыми заявленія вышеназванныхъ ученыхъ и другихъ позднѣйшихъ позитивистовъ, указывающія на необходимость для нихъ признать въ концѣ концовъ бытіе Существа Высочайшаго, все же они достаточны для того, чтобы мысль человѣческая по достоинству оцѣнила грубое и школьнически дерзкое заявленіе основателя позитивизма,

____________________________

1 Прогрессъ. Изъ книги о шибболетахъ Вилліама Самуэля Лилли. Перев. Цвѣткова. Русск. Вѣстн. 1897 г. декабрь, стр. 161—162.

Конта, будто наука устраняетъ всякаго небеснаго отца и „скоро выпроводитъ его изъ своихъ владѣній, поблагодаривъ его за непрошенныя услуги“… Вѣруемъ, что Богъ отпуститъ ему вину, потому что онъ повидимому не вѣдалъ, чтó говорилъ.

Позитивисты утверждаютъ, что вопросъ о происхожденіи міра неразрѣшимъ для разума, а отсюда выводятъ заключеніе, что это праздный вопросъ. Такъ ли? Вотъ что говоритъ одинъ видный представитель опытной науки, 50 лѣтъ служившій ей вѣрой и правдой и на закатѣ дней, сохраняя полную ясность мысли, отдававшій отчетъ себѣ во всемъ пережитомъ и передуманномъ. „Если смыслъ нашъ (т. е., направленіе, окраска мысли), писалъ онъ, зависимъ отъ нашихъ современныхъ убѣжденій, а они въ свою очередь преходящи и не всегда по своей силѣ и упорству соотвѣтствуютъ нашимъ знаніямъ, то ни одна господствующая доктрина, ни одно умственное направленіе не должно смотрѣть свысока на другія, имъ противорѣчащія доктрины и направленія, а умы безпристрастные, не увлекающіеся и недовѣрчивые не должны пугаться насмѣшекъ, разныхъ кличекъ и обвиненій въ отсталости, нераціональности и безсмысліи. Кто пережилъ уже кое-что на своемъ вѣку, тотъ вспомнитъ, съ какимъ пренебреженіемъ относились въ двадцатыхъ-тридцатыхъ годахъ нашего (XIX) столѣтія гегельянцы и натурфилософы къ скромнымъ и приниженнымъ въ то время эмпирикамъ, платящимъ теперь въ свою очередь прежнимъ мудрецамъ тою же монетою. Всего вѣрнѣе конечно и надежнѣе было бы остановиться на позитивизмѣ, оставить въ покоѣ неизъяснимое, принявъ за аксіому, что существуютъ предметы, не подлежащіе нашему знанію. Но это воззрѣніе на практикѣ дѣлается, подобно другимъ, доктриною, какъ скоро оно будетъ проводиться послѣдовательно и обязательно для его послѣдователей. Доктринерство же односторонне и узко. Можно ли требовать отъ каждаго ума, чтобы онъ обязался не затрогивать тотъ или другой предметъ раз-

мышленія, чтобы онъ остановился именно тамъ, гдѣ ему назначаетъ остановиться другой умъ?… Какъ бы размышленіе и опытъ ни убѣждали меня, что я не въ состояніи выйти изъ очерченнаго вокругъ меня волшебнаго круга, что я не могу разрѣшить ни одной изъ занимающихъ меня проблеммъ,—я не могу осилить мои влеченія и не заниматься тѣмъ, чтó я считаю вопросами моей жизни… Я одинъ изъ тѣхъ, которые еще въ концѣ двадцатыхъ годовъ нашего столѣтія, едва сошедъ со студенческой скамьи, уже почуяли вѣяніе времени и съ жаромъ предались эмпирическому направленію науки, несмотря на то, что вокругъ ихъ еще простирались дебри натуральной и Гегелевской философіи. Прослуживъ вѣрою и правдою этому (тогда еще новому) направленію моей науки слишкомъ 50 лѣтъ, я убѣдился однако же, что для человѣка съ моимъ складомъ ума невозможно оставаться по всѣмъ занимающимъ меня вопросамъ жизни въ этомъ одномъ направленіи, или, другими словами—сдѣлаться позитивистомъ и сказать себѣ: стой, и ни шагу далѣе!… Не мнѣ, посвятившему всю жизнь, и именно самую лучшую часть жизни раціональному эмпиризму,—не мнѣ, говорю, отвергать значеніе опыта. Но… когда лѣта не располагаютъ уже къ увлеченію, то начинаешь понимать, какъ легко можно увлечься не одними мечтами, но и тѣмъ, что такъ трезво, точно и положительно, какъ опытъ и фактъ. Есть вещи на свѣтѣ, къ которымъ и такое надежное средство, какъ опытъ, непримѣнимо, а между тѣмъ эти вещи—это вопросы жизни, безъ разрѣшенія которыхъ для себя, хотя бы приблизительно, умирать не хочется“¹. Къ числу вопросовъ жизни, о которыхъ

_________________________

1 Посмертныя „Записки“ Н. И. Пирогова о „вопросахъ жизни“. Русская Старина. 1884 г. сентябрь и октябрь. Одинъ зеленый юноша, едва соскочившій съ гимназической скамьи, по поводу этихъ „Записокъ“ изрекъ: „Пироговъ написалъ это потому, что уже страдалъ размягченіемъ мозга“… Конечно онъ, какъ эхо, повторилъ слова какого-нибудь своего „развива-

говорилъ врачъ-философъ, принадлежитъ и вопросъ о происхожденіи міра; потому что такое или иное рѣшеніе его освѣщаетъ такъ или иначе смыслъ бытія вообще и въ частности человѣческаго существованія. Примѣровъ недовольства изученіемъ только того, чтó могутъ довести до нашего сознанія пять внѣшнихъ чувствъ, чтó можно видѣть въ телескопъ и микроскопъ, что можно вымѣрять и вывѣсить,—такихъ примѣровъ новѣйшее время представляетъ не мало. Образуются ученыя общества для изслѣдованія такъ называемыхъ оккультическихъ явленій (гипнотизма, телепатіи, пророческихъ сновъ, и проч.); нѣкоторые люди науки со страстью предались изученію спиритизма; другіе изыскиваютъ способы проникнуть въ трудно доступную область таинственной литературы индусовъ и ихъ знаній, надѣясь найти здѣсь новые пути къ познанію вещей. Многіе изъ нихъ обманываются въ своихъ надеждахъ, становятся въ смѣшное положеніе; но не слѣдуетъ думать, что они желали только обманывать другихъ. Все это указываетъ на то, что люди съ болѣе широкими умственными запросами, чѣмъ рядовые работники, покорные слуги господствующей доктрины, не удовлетворяются тѣмъ, чтó могутъ дать для мысли астрономія Секки, физика Гельмгольца, біологія Дарвина, химія Менделеева, и проч. Въ этомъ удостовѣряютъ насъ и беллетристы-философы, слѣдящіе за умственнымъ настроеніемъ вѣка и въ своихъ художественныхъ повѣствованіяхъ изображающіе смутныя стремленія мысли вырваться изъ безжизненной атмосферы не-

________________________

теля“. У людей того времени, къ которому принадлежалъ Пироговъ, даже въ глубокой старости мозгъ сохранялся лучше, чѣмъ у юношей послѣднихъ десятилѣтій XIX вѣка, какъ показываютъ многочисленныя и разнообразныя нервныя страданія, разочарованія жизнію при самомъ разцвѣтѣ жизни, самоубійства почти дѣтей и проч.,—плодъ невѣрія и потери идеаловъ христіанской нравственности, охраняющихъ не только духовное, но и физическое здоровье людей.

вѣрія и возвратиться къ покинутымъ вѣрованіямъ въ царство духа и разума, въ царство Божіе.

Итакъ вопросъ о происхожденіи міра не есть вопросъ празднаго любопытства; онъ вырывается изъ самаго существа мыслящаго духа. Лишь только въ человѣкѣ начинаетъ дѣйствовать разумъ, едва онъ возвысится надъ кругомъ своихъ растительно-животныхъ потребностей, какъ тотчасъ уже задается этимъ вопросомъ и ищетъ посильнаго разрѣшенія его. Мы не знаемъ, былъ ли на свѣтѣ нормально развивающійся ребенокъ, который ни разу не задалъ бы окружающимъ его взрослымъ людямъ вопросъ, требующій въ отвѣтѣ указанія на начало всего существующаго. Какъ только зародится у ребенка представленіе о связи между предметами и явленіями, онъ непремѣнно начинаетъ задавать вопросы, въ родѣ слѣдующихъ: изъ чего дѣлаютъ хлѣбъ?“—Ему отвѣтятъ: изъ муки. „А мука откуда?—Изъ зерна. „А зерно откуда“—Выростаетъ изъ земли. „А земля откуда?“… Отвѣтъ на послѣдній вопросъ зависитъ отъ наличности умственныхъ силъ вопрошаемаго. Но не замѣчательно ли, что мысль ребенка, какъ стрѣла, устремляется къ началу всѣхъ началъ? И это свободно, безъ вліянія какой-либо доктрины; это голосъ самого существа человѣческаго духа. Что касается взрослыхъ людей, то мы опять не знаемъ, былъ ли на свѣтѣ здоровый духомъ человѣкъ, который бы ни разу въ жизни не остановилъ свой взоръ на звѣздномъ небѣ и на минуту не задумался. О чемъ думаетъ въ эту минуту человѣкъ? Если онъ не безъ образованія, то при взглядѣ на необъятное пространство, наполненное и оживленное безчисленными мірами, въ его умѣ возникаетъ вопросъ за вопросомъ. Онъ сопоставляетъ свое пространственное ничтожество съ безпредѣльностію вселенной, въ которой не только наша земля, но и цѣлая солнечная система составляетъ одну точку въ громадномъ кольцѣ, мерцающемъ въ видѣ млечнаго пути и составляющемъ, вѣроятно, только одно изъ звеньевъ необъятной цѣпи мірозданія… Гдѣ конецъ этой цѣпи? Ка-

кая могучая рука кинула ее въ безграничное пространство? Какая сила вызвала къ бытію эти миріады міровъ и установила гармонію между ними?.. И зачѣмъ они раскинулись предъ глазами человѣка въ видѣ вѣчной загадки? Что за гіероглифъ представляетъ звѣздное небо, какой его таинственный смыслъ? Ужели онъ начертанъ только для того, чтобы человѣкъ вѣчно мучился неразгаданною тайной? Нѣтъ, и быть этого не можетъ; человѣкъ можетъ и долженъ узнать эту тайну. О, какъ хотѣлось бы сбросить съ себя эту тяжелую грубую оболочку, сдѣлаться легкимъ и быстрымъ, какъ мысль, летѣть отъ звѣзды къ звѣздѣ, погрузиться въ міровую жизнь и постигнуть всѣ ея тайны!.. Такъ, или приблизительно такъ думаетъ человѣкъ, этотъ мыслящій атомъ вселенной, заброшенный на одинъ изъ безчисленныхъ острововъ ея, но не желающій затеряться въ ней. Какое, казалось бы, ему дѣло до безграничныхъ пространствъ, ему, жизненные интересы котораго повидимому всѣ привязаны къ небольшой земной глыбѣ? Что такое нудитъ его какъ бы оторваться отъ этой глыбы и стремиться обнять необъятное? Очевидно, духъ его не укладывается въ тѣсныя рамки животнаго существованія, и онъ не можетъ питаться однимъ „подножнымъ кормомъ“, который предлагаютъ ему матеріализмъ и позитивная философія. Человѣкъ желаетъ знать, чтò находится за предѣлами его ограниченнаго существованія, нѣтъ ли въ мірѣ жизни особенной, высшей. Онъ наконецъ самъ дивится безграничности своихъ стремленій, кажущихся сверхъестественными въ существѣ ограниченномъ, и—желаетъ знать свое родословіе.

Несмотря однако же на несомнѣнно присущее духу человѣка стремленіе разрѣшить вопросъ о происхожденіи міра и на сознаніе законности этого стремленія, человѣкъ самъ по себѣ не можетъ рѣшить этотъ вопросъ по существу безъ помощи Того, Кому міръ обязанъ своимъ существованіемъ. Тщетно онъ ищетъ отвѣтъ на этотъ вопросъ, вникая умомъ своимъ въ великій механизмъ природы, анализируя и обобщая яв-
16

ленія, подмѣчая скрытыя силы и опредѣляя законы ихъ дѣйствія. Природа по мѣрѣ проникновенія въ ея великія, но доступныя наблюденію, таинства задаетъ рядъ новыхъ и новыхъ вопросовъ, которые тянутся непрерывною цѣпію и подавляютъ духъ своею безконечностію. Сила разсудка отказывается далѣе вести человѣка; цѣпь умозаключеній запутывается и разсыпается. Сильный умъ еще стремится представить въ глубинѣ прошедшаго нѣкоторый простѣйшій видъ бытія, предполагая по аналогіи съ нѣкоторыми наблюдаемыми нынѣ явленіями, что существующему міру дала начало нѣкоторая первоначальная, простѣйшаго вида матерія; но онъ не можетъ не чувствовать, что и это—уже готовое бытіе, со всѣми задатками разнообразныхъ силъ, раскрывшихся впослѣдствіи, что за нимъ должно стоять нѣчто, которое выше и первоначальнѣе его, и которое ускользаетъ отъ опредѣленія на основаніи данныхъ чувственнаго опыта. Допустимъ, что дѣйствительно когда-то было только тончайшее туманное вещество, составленное изъ гипотетическихъ атомовъ, не связанныхъ силою взаимнаго притяженія, но хранившихъ ее въ себѣ, равно и другія, приписываемыя имъ свойства. Неизбѣжно является вопросъ: откуда взялся этотъ начатокъ вещества, обладавшій силами и свойствами родить изъ себя міръ по какому-то разумному, какъ бы напередъ составленному плану? Естествоиспытатель, не желающій признавать ничего, кромѣ матеріи, отвѣчаетъ, что матерія съ ея основными свойствами существуетъ вѣчно. Это неизбѣжный выводъ естествоиспытателя матеріалиста, если онъ захочетъ сказать послѣднее слово. Но мы чувствуемъ, что онъ уже оставилъ свою естественную область и перешагнулъ въ чуждую. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ призналъ гипотетическое первовещество, котораго никто ни-

__________________________

1 Болѣе нежели вѣроятно, что идею этого первовещества естествоиспытатели заимствовали, если не отъ библейской „земли, невидимой и неустроенной“ (tohu vabohu), то изъ

когда ни гдѣ не видалъ, онъ оставилъ область въ опытѣ даннаго и вступилъ въ область чистаго умозрѣнія. Что же онъ сдѣлалъ? Онъ вступилъ въ эту область и внезапно остановился, несмотря на требованіе логики умозрѣнія идти далѣе. Между тѣмъ логика умозрѣнія продолжаетъ спрашивать: почему именно вещество, представляемое въ такомъ видѣ, есть начало всего дальнѣйшаго мірообразованія? Не составляетъ ли оно въ свою очередь нѣчто послѣдующее, произведеніе нѣкоторой, болѣе первоначальной силы? Ничто не мѣшаетъ принять такое заключеніе, послѣ того какъ естествоиспытатель пришелъ къ признанію существованія незнаемаго первовещества. Я не могу обычными въ наукѣ пріемами доказать существованіе силы, лежащей позади простѣйшаго первовещества; равно и естествоиспытатель не можетъ доказать дѣйствительное существованіе этого воображаемаго первовещества. Здѣсь начинается область вѣры. Когда естествоиспытатель, не признающій Высшаго Разума, говоритъ о нѣкоторомъ особенномъ первовеществѣ, какъ вѣчной и единственной основѣ всего міра со всею его разнообразною жизнію, онъ произноситъ первый членъ своего символа вѣры. Что принуждаетъ его выйти изъ области такъ называемаго положительнаго знанія и вторгнуться въ область умозрѣнія и вѣры? Потребность человѣческаго духа, въ которомъ вѣра такой же существенный элементъ, какъ и опытное знаніе. Его (этотъ элементъ) можно пренебрегать теоретически, на словахъ, но на дѣлѣ, въ жизни, въ процессѣ всякаго умственнаго труда онъ обнаруживаетъ свое вліяніе даже на того, кто утверждаетъ, что онъ стоитъ внѣ вѣры. Тотъ, чья мысль безсильна подняться выше гипотети-

_________________________

космогоническихъ представленій о хаосѣ. Туманныя пятна, въ которыхъ нѣкоторые изъ нихъ хотѣли видѣть остатки первовещества, еще не сформировавшагося въ міры, при усовершенствованіи телескопа оказываются группами очень отдаленныхъ звѣздъ.

ческой первоматеріи, существующей будто бы вѣчно и механически образовавшей изъ себя весь міръ, кто способенъ сковать свою мысль авторитетомъ какого-нибудь Фогта или Молешотта, тотъ можетъ довольствоваться символомъ вѣры матеріалистовъ; но чья мысль способна къ высшимъ запросамъ, кто не можетъ удовлетвориться немудреною теоріею механическаго образованія міра изъ невѣдомыхъ атомовъ, тотъ благоговѣйно исповѣдуетъ другой символъ вѣры: „вѣрую во единаго Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимымъ же всѣмъ и невидимымъ“.—Итакъ вопросъ о происхожденіи міра принадлежитъ къ числу тѣхъ, которые мы, по вдохновенному выраженію апостола „вѣрою разумѣваемъ“¹. Хотя постановка этого вопроса, сужденіе о его важности, оцѣнка различныхъ путей, которыми человѣкъ пытался разрѣшить его, и проч., принадлежитъ разуму, но послѣднее, существеннѣйшее основаніе къ его разрѣшенію коренится въ вѣрѣ; разумъ въ своихъ усиліяхъ разрѣшить этотъ вопрос, тогда только стоитъ на вѣрномъ пути, когда не находится во враждѣ съ вѣрой.

Вѣра въ сотвореніе міра Богомъ стара, какъ родъ человѣческій. Въ древнѣйшихъ памятникахъ религіозной жизни людей,—которые составляютъ въ то же время первые памятники исторіи человѣчества вообще,—встрѣчаются изображенія міротворенія, въ основѣ которыхъ болѣе или менѣе ясно лежитъ вѣра въ Бога, какъ Творца всего сущаго. Эта вѣра не есть явленіе временъ позднѣйшихъ, не результатъ изученія природы или философскихъ размышленій. Обращеніе духа человѣческаго къ чувственной природѣ, изученіе ея подъ подавляющимъ дѣйствіемъ воображенія и страха предъ ея необъятностью и таинственностію, стремленія философовъ все заключить въ ясныя логическія формулы

_______________________

1 Евр. 11, 3.

не только не питали вѣру, но скорѣе колебали и затемняли. Она есть порожденіе первобытнаго откровенія, т. е. той внутренней, таинственной связи (religio), которая необходимо должна была образоваться между сознательною, разумною тварію и ея Создателемъ. Вотъ почему она обща всѣмъ людямъ на всякихъ ступеняхъ развитія и явилась ранѣе всякаго знанія и всякой философіи. Вѣра въ происхожденіе міра отъ Бога есть прямой, непосредственный выводъ изъ живой вѣры въ бытіе Божіе. Вѣрующій въ бытіе Божіе не можетъ и представить происхожденіе міра какъ-нибудь иначе, помимо Бога. Зиждительство Бога есть одно изъ наиболѣе удобопредставляемыхъ, такъ сказать, наглядныхъ свойствъ, съ которыми человѣкомъ можетъ быть мыслимо существо Божіе. Потому-то первая страница книги Божественнаго Откровенія и говоритъ о Богѣ, какъ Творцѣ всего. Отрицатели Божественнаго Откровенія, опираясь на нѣкоторыя черты сходства между библейскимъ повѣствованіемъ о міротвореніи и древними языческими космогоніями, не хотятъ видѣть существеннаго различія между первыми и послѣдними и этимъ думаютъ подорвать вѣру въ безусловную истину, заключающуюся въ библейскомъ изображеніи міротворенія. Искренно не видѣть громаднаго и существеннаго различія между библейскимъ изображеніемъ міротворенія и космогоническими представленіями языческихъ народовъ можетъ только тотъ, кто не знаетъ хорошо ни того, ни другого. Правда, между ними есть черты сходства, и самая главная между ними—происхожденіе міра отъ Бога, что можно объяснить только сохраненіемъ въ памяти человѣка язычника слѣдовъ истиннаго, никогда не прерывавшагося въ средѣ какого-либо благочестиваго поколѣнія, Откровенія и неуничтожимостью вѣры въ Существо Высочайшее. Но ближайшее и подробнѣйшее изученіе языческихъ космогоній показываетъ, что въ нихъ изображается не столько исторія происхожденія міра, сколько исторія заблужденій человѣческаго духа, картина того,

какъ онъ скрытую въ его глубинѣ истину не столько раскрывалъ, сколько затемнялъ и искажалъ. По мѣрѣ того, какъ чувственныя влеченія брали перевѣсъ надъ стремленіями духа, человѣкъ обращалъ свой взоръ на видимый міръ, на природу съ ея доступными наблюденію и осязательно чувствуемыми явленіями, поражался ею и обольщался. Мало по малу роскошь творенія заслонила отъ него идею Творца, природа съ ея могучими и таинственными силами стала на мѣсто Бога, понятіе о Немъ затемнилось и исказилось, а вмѣстѣ съ тѣмъ исказились и представленія о Его творческой дѣятельности. И чѣмъ болѣе мысль человѣка блуждала по стихіямъ міра сего, тѣмъ болѣе утрачивались въ космогоніяхъ слѣды истиннаго Откровенія, тѣмъ болѣе изображенія происхожденія міра являлись наивными и фантастичными. Чтобы убѣдиться въ этомъ, достаточно бросить взглядъ на нѣкоторыя, наиболѣе характерныя языческія космогоніи.

Если мы обратимся къ индусамъ, народу, наиболѣе богатому памятниками древней религіозной жизни, создавшему необыкновенно развитую миѳологію и обладающему исключительной способностью къ религіозной философіи; то встрѣтимъ слѣдующія явленія по занимающему насъ предмету. Въ Ведахъ, древнѣйшемъ памятникѣ религіозныхъ представленій индусовъ, нѣтъ полнаго и связнаго изображенія міротворенія. Въ молитвенныхъ обращеніяхъ къ божеству,—изъ которыхъ собственно и состоятъ Веды,—встрѣчаются только краткія, отрывочныя выраженія, характеризующія представленія индусовъ, какъ о самомъ божествѣ, такъ и о его творческой дѣятельности. Вотъ эти выраженія: „о, Индра! ты одинъ произвелъ все существующее… Это Индра, который распространилъ землю и поддерживаетъ ее… Отъ него для людей дни, лошади, растенія, коровы, воды, лѣса… Обитая въ глубинѣ блистающаго эѳира, изъ своей природы могучей и гордой ты создалъ для нашего блага землю по образу твоего величія; ты пробѣгаешь благополучно небо, окружен-

ный водами… Царь всѣхъ боговъ, не имѣющій равнаго себѣ, богъ Индра, проявляющій себя въ молніяхъ, сообщаетъ всѣмъ существамъ движеніе и жизнь¹ … О, Индра! Земля была безпорядочная и измѣнчивая масса; это ты, Индра, распростеръ ея безмѣрность и утвердилъ ее на ея основаніи. Богъ высокій (généreux), ты укрѣпилъ небо и землю. Небо лежитъ на тысячи неуничтожимыхъ столбовъ“². Кромѣ Индры признавались и другіе творцы міра: Вишну, Агни, Савитри и Пуруша. Обращеніе къ Савитри: „это ты творилъ, ты одушевляешь всѣ эти двуногія и четвероногія существа“. Пуруша—существо нематеріальное, душа міра, который онъ сотворилъ и родилъ. Онъ сотворилъ его не одинъ. Какъ божество мужескаго пола, онъ соединился съ Прадганой (Pradhana), матеріей, и отъ этого союза произошли всѣ существа. Онъ имѣетъ тысячу головъ, тысячу глазъ, тысячу ногъ; онъ замѣсилъ землю своими шестью пальцами и образовалъ изъ нея шаръ, надъ которымъ и господствуетъ. Объ Агни говорится: „того, кто есть нашъ отецъ, кто породилъ и содержитъ всѣ существа, знаетъ каждый народъ. Единственный, онъ создалъ другихъ боговъ. Все существующее признаетъ его за повелителя… Воды носили въ своемъ лонѣ того, который выше неба и земли, боговъ и Азуръ, который даетъ свѣтъ всѣмъ божественнымъ существамъ… Да, воды носили въ своемъ нѣдрѣ того, который даетъ свѣтъ всѣмъ божественнымъ существамъ. На пупѣ несозданнаго (бога) покоилось (яйцо), въ которомъ находились всѣ міры³ … Агни есть въ землѣ, въ травѣ; воды содержатъ Агни. Агни есть въ камнѣ, въ человѣкѣ; много Агни въ звѣряхъ и лошадяхъ“. Кромѣ молитвенныхъ обращеній къ разнымъ богамъ, какъ творцамъ того или другого, заслуживаютъ вниманія такія же обращенія къ міру и къ землѣ. „Восхваляю міръ,

____________________________

1 Maury. Croyances et légendes de l'antiquite. Paris, 1863. 2 édition. p. 117—118.

2 Тамъже, p. 124.

3 Pp. 118. 120. 121.

вѣчно возобновляющійся, терпѣніе земли, которая радуется нашимъ молитвамъ… Дай намъ обитать на тебѣ, о, Земля, ты которая даешь прохладу и пропитаніе, которая снабжена пищею и жирными блюдами… Земля есть наша мать, я сынъ Земли… Пусть Земля дастъ мнѣ дыханіе и жизнь, пусть міръ дастъ мнѣ жить долгіе годы… Мать земля, утверди и устрой меня, чтобы все мнѣ было во благо; ты подруга неба; дай мнѣ благополучіе и счастіе¹… И тотчасъ всѣ существа явились на свѣтъ. Безъ болѣзни небо и земля родили великаго Бога. Эта совокупность существъ одушевленныхъ и неодушевленныхъ приходитъ въ движеніе: птицы, четвероногія, животныя всякаго вида и всякаго рода. Я воспѣваю въ этотъ день древнее, вѣковѣчное твореніе нашего отца, нашего великаго предка“². Относительно послѣднихъ словъ Maury замѣчаетъ, что поэтъ здѣсь дѣлаетъ намекъ на Ману, Адама Ведъ, который есть типъ и отецъ человѣчества, глава тварей.—Такъ древній индусъ выражалъ свои мысли о существахъ творящихъ и творимыхъ. Что же мы здѣсь видимъ? Мы видимъ здѣсь, какъ и во всѣхъ другихъ языческихъ религіяхъ, нѣкоторый слѣдъ первобытнаго истиннаго откровенія, состоящій въ признаніи происхожденія міра отъ понимаемаго такъ или иначе Высшаго Существа. Но это именно только слѣдъ, и онъ тотчасъ же теряется въ хаосѣ представленій, не имѣющихъ ничего общаго съ тѣми идеями, которыми проникнуто библейское повѣствованіе о міротвореніи. На всѣхъ представленіяхъ о божествѣ и его дѣятельности лежитъ печать то наивнаго, то грубаго натурализма, отличающагося отъ чистаго матеріализма только наклонностью къ поэтичному олицетворенію и нѣкоторому одухотворенію силъ и явленій природы. Мысль язычника неудержимо тяготѣетъ къ обыденнымъ явленіямъ окружающей природы, тонетъ въ нихъ и не можетъ подняться на ту высоту, на которой когда-то держало ее перво-

________________________

1 Pp. 126. 127.

2 P. 128.

бытное откровеніе. Каждое поразительное и непонятное проявленіе силъ природы разбивало идею единаго Бога и давало поводъ къ измышленію особаго Бога, многихъ боговъ. Индра, съ именемъ котораго удержалось почему-то всего болѣе представленіе о творцѣ всего существующаго, есть не болѣе, какъ сила, производящая громъ, молнію и дождь. Рядомъ съ нимъ являются: Вишну (онъ же Варуна)—олицетвореніе воздуха и воды, Агни—олицетвореніе силы, заключающейся въ огнѣ, Савитри—олицетвореніе солнца, и проч. Нѣкоторые боги творятъ еще другихъ какихъ-то боговъ. Итакъ, рядомъ съ натурализмомъ, какъ его неизбѣжный спутникъ, мы видимъ многобожіе, общее всѣмъ, такъ называемымъ естественнымъ, т. е., языческимъ религіямъ. Обязанные своимъ происхожденіемъ явленіямъ природы, боги не могутъ возвыситься надъ ней, живутъ въ ней: живутъ въ водѣ, въ землѣ, въ растеніяхъ, въ камняхъ, въ лошадяхъ. Божество низведено въ природу, а природа возведена въ божество. Это уже пантеизмъ—дальнѣйшее искаженіе понятія объ истинномъ Богѣ. Трудно и разобрать, чтò творецъ и чтò тварь: съ одной стороны боги творятъ видимую природу, съ другой „небо и земля родили великаго бога“, почему и весь міръ, въ частности земля, и даже прародитель людей восхваляются на ряду съ богами, какъ податели жизни и великаго благополучія для людей. Утрата правильнаго понятія о божествѣ повлекла за собою самые фантастическіе, недостойные божества образы его творческой дѣятельности: оно надѣляется безчисленнымъ множествомъ головъ, глазъ, ногъ и шестью пальцами, чтобы „замѣсить землю и образовать шаръ“; оно нуждается въ женѣ—матеріи, чтобы отъ союза съ нею произвести всѣ существа; у него на пупѣ яйцо съ зародышами всѣхъ міровъ… Maury изумительнымъ образомъ находитъ и въ женѣ Пуруши, и въ яйцѣ на пупѣ Агни „наиболѣе возвышенную форму“ повѣствованія о міротвореніи¹ и „приближеніе къ метафизическому пониманію“ его². Систематикамъ, пре-

_______________________

1 P. 120.

2 P. 119.

слѣдующимъ какую-либо идею и подгоняющимъ подъ нее факты, обычно видѣть въ фактахъ не то, что въ нихъ есть, а то, что имъ (систематикамъ) нужно. На простой же, не предубѣжденный взглядъ здѣсь обнаруживается только крайняя грань грубо-наивнаго натурализма въ пониманіи творческой дѣятельности божества. Язычникъ кругомъ себя видѣлъ, что происхожденіе живыхъ существъ обусловлено междуполовыми отношеніями, что въ яйцѣ невидимо заключенъ зародышъ жизни, и вотъ онъ безъ всякаго стѣсненія переносить на божество то, что само же божество дало ему самому, четвероногимъ и птицамъ—„измѣняетъ славу нетлѣннаго Бога въ подобіе тлѣннаго человѣка, птицъ и скотовъ“ (Рим. 1, 23).

Въ памятникахъ, относящихся къ болѣе позднему времени, міротвореніе изображается болѣе подробно и болѣе связно; но съ внутренней стороны не лучше, если не хуже. Когда содержаніе Ведъ подверглось обработкѣ, стали его объяснять и расширять, явилось такое сказаніе: „въ началѣ было одно Уадъ (вѣчное существо), и ничего внѣ его, ни дѣятельнаго, ни покоящагося. Оно подумало: я хочу вывести міры, и вывело изъ себя міръ—воду, свѣтъ, преходящее и волны. Вода стала надъ небомъ, которое носитъ ее на себѣ, свѣтъ простерся въ воздухѣ, преходящее стало землей, въ глубинѣ помѣстились также воды. Потомъ оно помыслило: я хочу создать стражей міра, и образовало изъ воды Пурушу (живое существо въ формѣ человѣка). Пуруша взглянулъ, и изъ устъ его показалось яйцо, изъ него вышла рѣчь, а изъ рѣчи огонь; изъ носа его вышло дыханіе и распростерлось въ воздухѣ. Открылись глаза, и изъ глазъ вышелъ блескъ свѣта, а изъ блеска солнце. Начали дѣйствовать уши—изъ нихъ вышелъ слухъ, а изъ слуха образовалось пространство. Открылись поры кожи, изъ нея вышли волосы, изъ которыхъ выросли растенія. Открылась грудь—изъ нея вышло сердце, а изъ сердца луна; открылись внутренности, и изъ нихъ явилось разрушающее дыханіе и

смерть¹… Здѣсь мы опять видимъ слѣдъ вѣры въ происхожденіе міра отъ нѣкотораго высшаго, вѣчнаго существа. Но представленіе объ этомъ стоитъ какъ-то отрывочно, особнякомъ; оно совершенно неожиданно смѣняется такой наивной фантазіей о происхожденіи отдѣльныхъ областей творенія, которая переноситъ насъ въ міръ дѣтства, когда кукольный міръ казался дѣйствительнымъ міромъ, и воображеніе не стѣснялось никакими реальными преградами. Мыслящему человѣку стыдно находить какое бы то ни было родственное отношеніе этого созданія младенческаго воображенія къ библейскому изображенію міротворенія. Когда творецъ міра сталъ мыслиться подъ именемъ Брамы (Brahma), и образовалась каста, усвоившая себѣ названіе отъ имени этого божества, о твореніи міра разсказывалось такъ: „Брама создалъ землю изъ своей ноги, воздухъ изъ своего чрева, небо изъ своего черепа; онъ создалъ также три божества: Агни, которому поручилъ охрану земли, Baiy (Vayou) для охраны вѣтра, или воздуха и Адитіа (Aditya) для охраны неба. Образовавши такимъ образомъ міръ, онъ произвелъ три Веды: Ригъ, которая происходитъ отъ Агни, Яджуръ, которая происходитъ отъ Baiy, и Саманъ, которая происходитъ отъ Адитіа“². Относительно этого краткаго сказанія достаточно замѣтить, что здѣсь господствуетъ тотъ же натуралистическій антропоморфизмъ и тотъ же политеизмъ, чтò и въ ведическихъ представленіяхъ о Богѣ и твореніи, съ прибавленіемъ браминской идеи о сверхъестественномъ происхожденіи священныхъ для индуса книгъ. Самое же полное изображеніе міротворенія по памятникамъ браминской религіозной философіи такое: „въ началѣ всѣхъ вещей вселенная (universum) покоилась въ лонѣ вѣчнаго. Бирмагъ (Брахма) плавалъ по водамъ на листкѣ лотоса (водяная лилія, кувшинка), и глазами своихъ четырехъ головъ ничего не видалъ,

________________________

1 Хрисанѳъ. Религіи древняго міра въ ихъ отношеніи къ христіанству. Т. 1‑й, стр. 233.

2 Maury, указ. соч., стр. 128.

кромѣ воды и мрака. Поэтому онъ углубился мыслію внутрь себя: откуда я? кто я такой?.. Сто божественныхъ годовъ¹ пребывалъ онъ въ этомъ самосозерцаніи безъ пользы и безъ просвѣтленія своего знанія. И произошло въ немъ великое безпокойство. Тогда достигъ до его слуха голосъ: обратись съ молитвой къ Бгагаватъ (вѣчное существо). Вирмагъ обращается, усаживается на лотосѣ въ созерцательное положеніе (т. е., вѣроятно, положивши подбородокъ на поставленныя перпендикулярно голѣни, закрывши уши руками и устремивши глаза на кончикъ носа) и размышляетъ о вѣчномъ существѣ. Бгагаватъ является въ видѣ мужа съ тысячью головъ. Бирмагъ молится. Вѣчному это было благоугодно. Онъ разсѣваетъ мракъ и открываетъ Вирмѣ знаніе. Послѣ того, какъ мракъ разсѣялся, и знаніе Бирмы открылось, онъ увидалъ въ зерцалѣ вѣчнаго существа безконечныя образы земного міра, какъ бы погруженные въ глубокій сонъ. Послѣ этого вѣчный даетъ ему новое повелѣніе: „Бирмагъ, возвратись къ твоему созерцанію, и когда ты строгимъ покаяніемъ (sic!) и созерцаніемъ достигнетъ познанія моего всемогущества, я дамъ тебѣ силу производить и развить міръ изъ скрытой въ моемъ лонѣ жизни“. Бирмагъ снова погружается въ созерцаніе, молится и кается 100 божественныхъ годовъ. По истеченіи этого времени онъ получаетъ зиждительную силу. Онъ создаетъ великое пространство, обращаетъ свою дѣятельность на начала вещей; создаетъ 7 сургъ, или звѣздныхъ сферъ, создаетъ землю съ ея свѣтилами, солнцемъ и луною, 7 паталъ, или низшихъ пространствъ. Создалъ Ломуса (Lomus), великаго муни (духовное существо): но онъ совершенно погрузился въ размышленіе и самосозерцаніе и скрылся въ странѣ Айгудіа (въ области рѣки Ганга, мѣстопребываніи древнѣйшихъ владыкъ Индіи). Когда Бирмагъ-создатель увидалъ, что Ломусъ

_________________________

1 Одинъ божественный годъ равняется 4,320,000,000 человѣческихъ годовъ.

пропалъ для міра, онъ создалъ 9 ришисовъ, одушевленныхъ существъ… Но и эти ришисы погрузились въ самосозерцаніе. Тогда для заселенія міра Вирмагъ родилъ отъ своей жены Сарбутти 100 сыновей, изъ которыхъ старшій тоже родилъ 100 сыновей. Но и эти порожденія явились только обитателями сургъ, т. е., набесныхъ пространствъ, и великанами, обитателями паталъ, т. е., низшихъ пространствъ, и не погодились для заселенія земли. Тогда Вирмагъ создалъ изъ своихъ устъ сына Врахмана (жреца) и далъ ему четыре Веды, четыре слова своихъ четырехъ устъ. Но Врахманъ чувствовалъ себя одинокимъ и страшился дикихъ лѣсныхъ звѣрей. Тогда Вирмагъ создалъ изъ своей правой руки Каэттриса (воина) и изъ своей лѣвой руки его жену Шатерани. Но Каэттрисъ, занятый день и ночь охраненіемъ своего брата, Врахмана, не имѣлъ возможности добывать себѣ пропитаніе. Тогда Вирмагъ создалъ изъ своего праваго бедра третьяго сына, Ваиса, предназначеннаго къ земледѣлію, ремесламъ и торговлѣ, и изъ своего лѣваго бедра—его жену Басани. Когда же и эти не могли справиться съ своими дѣлами, Бирмагъ создалъ изъ своей правой стопы четвертаго сына, Судера, предназначеннаго ко всѣмъ низкимъ, рабскимъ занятіямъ, и изъ своей лѣвой стопы—его жену Судерани. Это были праотцы четырехъ кастъ, которыя населили землю и получили четыре Веды, съ которыми должны были сообразовать свою жизнь. Однако Брахманъ жаловался, что онъ одинъ между братьями своими остался безъ подруги. Бирмагъ отвѣчалъ ему, что онъ не долженъ разсѣеваться, а долженъ только прилежать къ ученію, молитвѣ и богослуженію. Но Брахманъ продолжалъ настойчиво просить. Тогда Бирмагъ въ гнѣвѣ далъ ему Даинтани, женщину изъ поколѣнія исполиновъ, отъ которой и произошли всѣ брамины“¹. — Если бы мы на минуту даже отрѣшились отъ мысли,

__________________________

1 Creuser. Symbolik und Mythologie. 3 Ausg. 1836. B. I, S. 404—407.

что въ повѣствованіи Моисея о міротвореніи заключается богооткровенная истина, и приняли его за произведеніе человѣческаго ума, то и тогда оно представляется на неизмѣримой высотѣ предъ наивнымъ созданіемъ фантазіи индійскаго мудреца. Нѣтъ сомнѣнія, что и въ вышеизложенной космогоніи въ общемъ сохранился слѣдъ вѣры въ происхожденіе міра отъ Бога; но утрата правильнаго понятія о Богѣ¹ произвела необыкновенную путаницу въ представленіяхъ какъ о самомъ творцѣ, такъ и о его дѣятельности. Кто такой этотъ Бирмагъ, или, какъ обыкновенно онъ называется, Брама, творецъ всего міра? Это какое-то странное, неуловимое для пониманія существо. Онъ творитъ міръ не самостоятельно, и въ сущности повидимому ничего не могъ сдѣлать безъ помощи нѣкотораго „вѣчнаго существа“. Но только повидимому. Въ какомъ отношеніи онъ стоитъ къ этому „вѣчному существу“? По другому, болѣе краткому космогоническому сказанію, заключающемуся въ „Законѣ Ману“, погруженный въ свою мысль извести изъ своей сущности различныя созданія, „вѣчный“ произвелъ сначала воду и въ ней положилъ сѣмя жизни. Сѣмя это стало яйцомъ, а въ немъ верховное существо родило само себя, или открылось въ формѣ Брамы „прародителя всѣхъ существъ“². Итакъ Брама

____________________

1 До какой степени исказилось представленіе о Богѣ, видно изъ слѣдующаго. Идея единаго истиннаго Бога еще просвѣчивала въ представленіи Парабрамы, т. е., первобрамы, отъ котораго произошло все, въ томъ числѣ и Брама, посредникъ при твореніи міра. Когда индусъ сталъ рѣшать вопросъ: что побудило Парабраму выйти изъ своего спокойнаго, безразличнаго состоянія, чтобы сотворить міръ, онъ придумалъ Майю. „Вѣчный произвелъ міръ въ соединеніи съ своею Майя“. Представляемая сначала какъ нѣчто отвлеченное и безформенное, какъ желаніе и стремленіе къ творенію, она затѣмъ стала мыслиться, какъ женщина, „божественная матеръ бытія“. Далѣе она представлялась уже, какъ темное начало, окружающее „вѣчнаго“ и нудящее его къ творенію, даже—какъ „блудница, обольщающая вѣчнаго“. (Хрисанѳъ. Указ. соч. Т. 1, стр. 240—241).

2 Хрисанѳъ. Указ. соч. Т. 1, стр. 235.

—это то же „вѣчное существо“, родившее само себя. Но только послѣ саморожденія оно утратило способность къ творенію и даже перестало понимать само себя: откуда оно, и кто оно такое? Какимъ-то образомъ оно само себѣ явилось на помощь подъ именемъ Бгагаватъ, предписало самому же себѣ молиться и въ чемъ-то каяться неизмѣримое число годовъ и, наконецъ, просвѣтило само себя и дало себѣ силу все сотворить. Но, и вооружившись этою силою, оно творитъ какъ бы ощупью, терпитъ какъ будто неудачи: созданныя имъ существа не оправдываютъ его надеждъ, и оно творитъ новыя и новыя существа, пока не набрело на мысль… положить въ основаніе творенія дѣленіе индусовъ на касты… Мысль человѣческая, утратившая точку опоры въ правильномъ, заимствованномъ изъ Откровенія, понятіи объ истинномъ Богѣ, бьется безпомощно въ кругу, и не можетъ изъ него выйти. Ученые толкователи миѳовъ полагаютъ, что Брама—это сама природа, представляемая отвлеченно, въ ея основныхъ силахъ, что твореніе Брамы есть безсознательная дѣятельность самой природы, развившей изъ своихъ основныхъ силъ отдѣльныя явленія и предметы существующаго міра. Въ такомъ случаѣ индійская космогонія изображаетъ не твореніе міра, а саморазвитіе міра, т. е. переходъ его изъ нѣкотораго предыдущаго состоянія въ послѣдующее. Но въ ней несомнѣнно присутствуетъ и идея о существѣ, которое выше и первоначальнѣе міра. Не утративъ совсѣмъ эту идею и подавляемый представленіемъ о природѣ, дѣйствующей повидимому совершенно самостоятельно, индусъ-язычникъ слилъ, или, вѣрнѣе, смѣшалъ то и другое, но не могъ объединить. Въ наукѣ о религіи и въ философіи такое міропониманіе названо пантеизмомъ: Богъ вездѣ, во всей природѣ, и въ то же время его (какъ личнаго, разумно-сознательнаго существа) нигдѣ нѣтъ; Богъ—это природа, а природа—Богъ. Въ движеніи религіознаго сознанія пантеизмъ не составляетъ шагъ впередъ къ болѣе правильному пониманію божества сравнительно

съ предшествовавшимъ натурализмомъ, скорѣе напротивъ. Древній натурализмъ не отрицалъ бытіе личнаго Бога; онъ только наивно принималъ за самого Бога какое-либо явленіе или предметъ видимой природы, при чемъ не свойствами и качествами явленія или предмета природы обусловливалось представленіе о свойствахъ и качествахъ божества, а скорѣе напротивъ—свойства и качества предметовъ природы идеализировались примѣнительно къ представленіямъ о божествѣ. Философское обобщеніе явленій и предметовъ природы, представленіе нѣкоторой внутренней силы, дающей жизнь природѣ и управляющей всѣми многообразными явленіями ея, но не отдѣльной отъ нея, принадлежащей ей же самой, какъ-бы одухотворило природу въ глазахъ человѣка-язычника и соблазнило его еще жившую въ его душѣ идею премірнаго Бога отожествить съ представленіемъ этой внутренней силы природы. Такъ произошелъ пантеизмъ, который не природу надѣлилъ божественными качествами, а божество низвелъ въ природу, обезличилъ его, приписавъ ему свойства неразумныхъ и безсознательныхъ силъ природы. Исходя изъ такого мутнаго и зыбкаго основанія, какъ пантеизмъ, индусъ не могъ создать космогонію, хотя сколько-нибудь достойную имени исторіи міротворенія. Міръ представлялся ему какимъ-то преобразованіемъ премірнаго божества, уклоненіемъ его отъ своей истинной сущности, погруженіемъ въ вещество. И это произошло не отъ святого хотѣнія, которое, не измѣняя его сущности, вызвало бы къ бытію кругъ существъ низшаго порядка, непричастныхъ всей полнотѣ божественной жизни, а принудительно, по вліянію Майи—темнаго начала, окружающаго божество, обольщающаго его измѣнить свою совершенную духовную сущность въ менѣе совершенную, вещественную. Твореніе міра представляется такимъ образомъ какимъ-то саморазрушеніемъ божества, или уничиженіемъ. Такимъ воззрѣніемъ опредѣлились своеобразныя особенности индійской космогоніи. Вмѣсто разумнаго изображенія величественныхъ дѣйствій все-

могущаго Духа, полагавшаго начала вещамъ и повелѣвавшаго этимъ началамъ въ послѣдовательномъ порядкѣ развивать изъ себя отдѣльныя стихіи и предметы образующагося міра, индусъ употребилъ въ дѣло свою своевольную фантазію, которая создала чудовищные образы четырехголовыхъ и тысячеголовыхъ божествъ и безотчетно допускала при самыхъ первичныхъ процессахъ мірообразованія существованіе предметовъ, которые могли явиться только по завершеніи міротворенія. Онъ нарисовалъ творца въ образѣ кающагося грѣшника и усадилъ его на плавающій по водѣ листокъ лотоса. Пусть разыскивающіе философскія глубины въ миѳахъ будутъ правы, представляя листокъ лотоса выразительнымъ символомъ производительной силы природы на томъ будто-бы основаніи, что въ сѣмени этого растенія уже содержатся листки его въ ихъ надлежащей формѣ¹. Но все же неожиданное появленіе листка одного изъ самыхъ обыкновенныхъ водяныхъ растеній въ тотъ моментъ, когда творецъ еще только готовился къ творенію, когда еще не было ни земли, ни солнца, производитъ странное впечатлѣніе, какое-то чувство дисгармоніи, чего-то ни съ чѣмъ несообразнаго. Это похоже на то, какъ если бы мы приготовились прослушать величественную музыкальную піэсу, и вдругъ въ самомъ началѣ услыхали бы фальшивую ноту. Это похоже также на то, какъ если бы Моисей такъ началъ изображеніе міротворенія: сидѣлъ Господь подъ дубомъ мамрійскимъ и повелѣлъ явиться небу и землѣ. Брама-творецъ, плавающій среди необъятныхъ водъ на широкомъ листѣ озерной кувшинки—это, если угодно, поэтическій образъ, характеризующій міропониманіе того, чье воображеніе создало его; но наивность его равняется только наивности этого міропониманія, и его немыслимо ставить въ какое бы то ни было сравненіе съ образомъ Духа Божія, оживлявшаго началомъ жизни первозданное хаотическое вещество. Составитель индій-

______________________

1 Creuzer. Указ. соч. Т. 1, стр. 405.

ской космогоніи представляетъ творческую дѣятельность своего бога подъ угломъ человѣческой точки зрѣнія, въ узкой сферѣ своего человѣческаго кругозора, привязаннаго къ землѣ, въ частности къ Индіи и къ ея людямъ съ ихъ бытовыми условіями и житейскими интересами. Брама, послѣ нѣсколькихъ неудачныхъ попытокъ заселить землю разумными существами, при чемъ прибѣгалъ даже къ содѣйствію своей жены, творитъ наконецъ человѣка, но не человѣка вообще, а индуса, и прежде всего брамина. Не подлежитъ ни малѣйшему сомнѣнію, что космогонію сочинилъ браминъ, и сочинилъ въ своемъ интересѣ. Красной нитью проходитъ чрезъ всю космогонію своеобразная браминская идея о созерцаніи, самоуглубленіи, объ отрѣшеніи отъ всякихъ условій матеріальнаго бытія, какъ объ высшемъ выраженіи нормальной жизни. Космогонія заставляетъ творца міра созерцать, молиться и каяться безчисленные милліоны годовъ, потомъ творить рядъ существъ, которыя до того углублялись въ самосозерцаніе, что не годились для обыкновенной жизни на землѣ. Наконецъ Врама изъ благороднѣйшей части своего тѣла, головы, творитъ брамина, родоначальника высшей, господствующей касты, и изъ другихъ, менѣе благородныхъ частей своего тѣла, и именно ради брамина, для его безбѣднаго существованія, творитъ родоначальниковъ другихъ, низшихъ кастъ. Такимъ образомъ браминъ, измышляя исторію міротворенія, не задумался дать ей такой видъ, чтобы она служила оправданіемъ и утвержденіемъ его исключительнаго, господственнаго положенія среди другихъ насельниковъ Индіи… Въ какомъ недосягаемомъ величіи является рядомъ съ этимъ произведеніемъ человѣческой фантазіи сказаніе Моисея—простое и возвышенное, безупречное и безпристрастное, чуждое всякой примѣси земного, ограниченнаго, человѣческаго! Моисей написалъ: „сотворилъ Богъ человѣка, по образу Своему сотворилъ его, мужа и жену“, а не сказалъ, что Онъ сотворилъ сначала левита, а потомъ простого еврея и наконецъ

раба. Такъ и должно быть: здѣсь пророческое видѣніе истины, а тамъ человѣческое измышленіе.

Такими же и подобными несовершенствами страдаютъ въ большей или меньшей мѣрѣ всѣ языческія космогоніи. Почти въ центрѣ Азіи, на склонахъ Алтайскихъ горъ миссіонеромъ, прот. Стефаномъ Ландышевымъ записана со словъ инородцевъ космогонія, замѣчательная по своей полнотѣ и связности, превосходящая въ этомъ отношеніи всѣ другія космогоніи, за исключеніемъ индійской. „Когда не было ни неба, ни земли, былъ одинъ Ульгень. Онъ носился и какъ бы трепеталъ надъ безбрежнымъ моремъ, подобно летучей мыши, и не имѣлъ тверди—мѣста, гдѣ бы стать. Тогда услышалъ онъ голосъ, говорившій въ немъ: „впереди держи, впереди держи! Вотъ камень изъ воды!“ Ульгень протянулъ руку, ловилъ предъ собой, и попался ему въ руку высунувшійся камень. Онъ сѣлъ на него и произнося: впереди держи!—думалъ, чтò творить и какъ творить. Вдругъ выходитъ изъ воды Агъ-энэ (бѣлая мать) и говоритъ: „чтò прійдетъ тебѣ на мысль творить, скажи только: сдѣлалъ, совершилось,—такъ и будетъ“. Сказавъ это, Агъ-энэ скрылась, и болѣе никогда никому не показывалась. Тогда Ульгень ощутилъ въ себѣ мысль, или какъ бы вспомнилъ и произнесъ: да будетъ земля, да будетъ земля,—и земля сотворилась. А Ульгень потомъ продолжалъ произносить: впереди держи, впереди держи!—и смотря вверхъ, ощутилъ въ себѣ мысль и сказалъ: да будетъ небо. При его словѣ сотворилось небо. Ульгень все продолжалъ говорить: впереди держи, впереди держи!—и твердилъ эти слова до окончанія созданія всѣхъ тварей“. Дальнѣйшая дѣятельность Ульгеня изображается уже не въ связномъ сказаніи, а въ отрывочныхъ изображеніяхъ. Такъ между прочимъ сообщается, что онъ создалъ три великія рыбы и поставилъ ихъ въ морѣ подъ землею, чтобы они держали ее и не колебали. Въ семь дней Ульгень сотворилъ весь міръ. Шесть дней творилъ, а седьмой день спалъ, въ осьмой всталъ. Кромѣ

нашего міра сотворено еще 99 міровъ; они имѣютъ каждый свою землю, свое небо и свой адъ, и въ каждомъ по одному человѣку создано. Небо нашего міра самое меньшее и земля самая меньшая и низшая. Существуетъ 83 слоя небесъ, одинъ другого выше. Въ нашемъ мірѣ Богъ сотворилъ вдругъ 7 человѣкъ мужскаго пола. При нихъ создалъ 7 деревьевъ. Кости человѣка взялъ изъ камыша, тѣло изъ глины. Устроивъ составъ человѣка, дунулъ въ носъ и уши его, и такимъ образомъ вошла въ человѣка душа и умъ“¹.—Космогонія эта страдаетъ тѣми же недостатками, какъ и индійская: то же существованіе предметовъ видимаго міра прежде созданія самаго міра—вода, надъ которой носится творецъ; камень, за который онъ ухватился. Точно такъ же затемненная мысль блуждаетъ и не можетъ удержаться на высотѣ идеи абсолютнаго всемогущества и всесовершеннаго Разума, который самъ все сотворилъ изъ ничего. Богъ изложенной космогоніи сначала какъ бы не знаетъ, чтò ему дѣлать; онъ точно сейчасъ проснулся и еще не имѣетъ ни одной ясной мысли (какъ и Брама). Чтобы вывести его изъ этого безпомощнаго состоянія, потребовалось вмѣшательство какой-то посторонней разумной силы (Агъ-энэ). Но и послѣ этого онъ все еще безсознательно твердитъ первую попавшую ему на умъ мысль: впереди держи,—чтобы возбудить въ себѣ какую-нибудь новую мысль. Въ своемъ идейномъ содержаніи эта космогонія напоминаетъ индійскую космогонію; но это содержаніе облеклось въ оригинальныя формы религіозныхъ представленій того народа, который далъ космогоніи ея настоящій видъ. По всей вѣроятности главное содержаніе ея монголо-буддійское, чѣмъ и объясняется ея связь съ началами религіозной философіи индусовъ. Что касается такихъ представленій, заключающихся въ разсматриваемой космогоніи, какъ семидневное (или

_________________________

1 Космологія и ѳеогонія алтайцевъ. Прав. Собесѣдн. 1886 г. мартъ, стр. 308—312.

шестидневное твореніе) и созданіе человѣка изъ земли (глины), при чемъ душа въ него была введена чрезъ дуновеніе въ носъ и уши, то объ этомъ можно думать двояко. Можно думать, что это слѣды истинной, Откровенной исторіи міротворенія, хранившіеся у первоначальнаго человѣчества и разнесенные людьми по всему лицу земли. Дѣйствительно, таковые слѣды, и особенно преданія о нѣкоторыхъ событіяхъ первобытной совокупной (до разсѣянія) жизни человѣчества, явственно сохранились особенно у племенъ, жившихъ уединенно, вдали отъ центровъ древней культуры, сохранявшихъ простоту жизни и мышленія, не затемненнаго порывами воображенія, распаленнаго или ожесточенной борьбой съ врагами, или страстями, питавшимися обиліемъ чувственныхъ благъ. Но съ другой стороны позволительно думать, что библейскимъ характеромъ нѣкоторыхъ своихъ частей эта космогонія обязана позднѣйшему заимствованію. Въ ея прототипѣ, индійской космогоніи, нѣтъ и слѣдовъ распредѣленія творенія по днямъ, а также образованія тѣла человѣка изъ земли. Притомъ нельзя не замѣтить, что представленія о шестидневномъ твореніи и объ образѣ созданія человѣка не являются во внутренней связи съ основнымъ разсказомъ о творческой дѣятельности Ульгеня, кажутся чуждыми ему, извнѣ привнесенными. Шестидневное твореніе предполагаетъ всемогущество и разумъ, который напередъ знаетъ, чтò и какъ сотворить. Ульгень же, равно и Брама, сначала сами не знаютъ, чтò и какъ творить, затѣмъ творятъ какъ бы безсознательно и даже съ ошибками (твореніе Ульгенемъ Эрлика)¹. Съ характеромъ творческой дѣятельности Ульгеня сообразнѣе прикосновенное къ этой же космогоніи представленіе о произведеніи двухъ человѣковъ изъ двухъ большихъ черныхъ камней на краяхъ земли чрезъ простое повелѣніе². Сбивчивость представленія о дняхъ творенія (въ семь дней сотворилъ Ульгень міръ. Шесть дней

_______________________

1 Въ указанномъ мѣстѣ, стр. 311—312.

2 Стр. 309.

творилъ, а седьмой день спалъ) указываетъ на отсутствіе органической связи его съ ходомъ творенія, на механическое усвоеніе отвнѣ. Ѳеогоническая часть космогоніи заключаетъ въ себѣ ясно выраженное дуалистическое начало въ сказаніи объ Эрликѣ, который появился неизвѣстно откуда, былъ оживленъ Ульгенемъ, но сталъ постояннымъ его противникомъ и врагомъ¹. Его дѣятельность, враждебная Ульгеню, очень напоминаетъ дѣятельность Аримана, враждебную Ормузду. Очень вѣроятно, что дуалистическое начало проникло въ среднюю Азію изъ Ирана. Изъ Ирана же чрезъ посредство іудеевъ разсѣянія могли быть занесены сюда и отрывки библейскихъ представленій о міротвореніи. Въ Афганистанѣ живетъ одно племя, которое сохраняетъ нѣкоторые обычаи и вѣрованія, несомнѣнно іудейскія. Полагаютъ, что оно произошло отъ колоніи іудеевъ, нѣкогда осѣвшей здѣсь. Іудейство, проникшее нѣкогда до юговосточныхъ степей Европейской Россіи (хозары), могло отразить свое вліяніе и по ту сторону Каспійскаго моря, въ степяхъ Монголіи и на югозападной окраинѣ Сибири.—Какъ бы то ни было впрочемъ,—если указанныя библейскія черты разсматриваемой космогоніи считать и за самостоятельно сохранившіеся здѣсь слѣды истинной, Откровенной исторіи мірозданія, то и въ такомъ случаѣ эта космогонія по своему основному характеру и по множеству частностей столь же далека отъ истиннаго, библейскаго изображенія міротворенія, какъ и всѣ остальныя языческія космогоніи.

Полную противоположность индусамъ по своему душевному складу представляютъ китайцы. На сколько индусъ одаренъ способностью къ глубокому философскому пониманію вещей и съ помощью своего богатаго воображенія для самыхъ отвлеченныхъ предметовъ создавать образы, на столько китаецъ лишенъ этой способности. Отсюда у индуса богатое развитіе миѳологіи и религіозно-философской литературы, дающее возмож-

______________________

1 Тамъ же, стр. 311—312.

ность сравнительно легко опредѣлить его міросозерцаніе, и почти полное отсутствіе миѳологіи и религіозно-философской метафизики у китайца, такъ что чрезвычайно трудно привести въ ясность его вѣрованія и міропониманіе. Ясно только то, что ни одинъ народъ повидимому такъ не утратилъ правильное понятіе объ истинномъ Богѣ, какъ китайцы, и нигдѣ эта утрата, это притупленіе мысли о божественномъ не отразились такъ наглядно въ бѣдности и странности космогоническихъ представленій. Китаецъ представляется совершеннымъ матеріалистомъ: его мысль не отрывается отъ видимаго, осязаемаго, конкретнаго. Для него Богъ—видимое небо, т. е., та величественная полусфера, которая постоянно и не измѣняясь простирается надъ нимъ и кругомъ его. Онъ молится: „синее небо, широко простертое надъ нами! дай мнѣ больше не терпѣть скорби“¹. И земля—тоже божество, потому что она тоже постоянно и неизмѣнно противолежитъ небу. Но она находится внизу, подъ небомъ; и потому она—низшее божество. Правда, китайскіе философы не принимаютъ, какъ народъ, небо и землю за самое божество; для нихъ это только символы божества. Но они въ своемъ отвлеченіи, или, такъ сказать, одухотвореніи этихъ чувственныхъ символовъ не пошли дальше представленія силы, начала дѣятельнаго (небо) и матеріи, начала страдательнаго (земля), а также разумности, законосообразности въ ихъ взаимодѣйствіи. „Янъ и Инъ (т. е., небо и земля) во взаимодѣйствіи есть Дао (разумъ)“, говорятъ китайскіе философы². Этотъ Дао, т. е., законосообразность въ дѣйствіяхъ силы и матеріи, или вообще въ явленіяхъ природы, и есть повидимому богъ китайцевъ. Небо и земля все раждаютъ; въ нихъ есть разумъ, но нѣтъ воли. „Если бы они имѣли волю, все пришло бы даже въ разстройство и безпорядокъ“³. Богъ безъ воли—чтò же это такое?

_________________________

1 Хрисанѳъ. Указ. соч. Т. 1, стр. 104.

2 Тамъ же, стр. 106.

3 Тамъ же.

Сами китайскіе мудрецы вѣроятно не знаютъ, чтò это такое. Величайшій изъ нихъ, Конфуцій предпочиталъ даже не говорить (а можетъ быть, и не думать) о томъ, что выходитъ да предѣлы чувственнаго¹. „Я предпочитаю не говорить о многомъ“ сказалъ онъ ученикамъ. „Если вы, сказали ученики, не говорите, то что можемъ сказать мы, ваши ученики?“—„А говоритъ ли небо?“ отвѣчалъ учитель. Когда же его послѣдователи попытались дойти до перваго начала всѣхъ вещей, то могли только сказать, что это Тхай-сюй, т. е., великая пустота². Что и какъ могло произойти изъ пустоты? И, если даже представлять богомъ китайцевъ Дао, т. е. законосообразность въ круговоротѣ явленій природы, то какъ представить эту законосообразность лежащею внѣ и прежде самыхъ явленій? Этой невозможностью и объясняется отсутствіе у китайца представленія о міротвореніи въ собственномъ смыслѣ. Онъ вѣритъ въ какого-то бога, но не въ такого, которому можно было бы приписать сотвореніе міра. Поэтому космогонія китайцевъ состоитъ только или въ общемъ положеніи: „небо и земля родители всего сущаго. Въ началѣ были небо и земля—двоица, отъ которой родились десять тысячъ существъ“ (т. е., всѣ существа)³,—или въ неудачной (въ смыслѣ полноты и систематичности) попыткѣ перечня предметовъ и явленій природы и жизни, реальныхъ и отвлеченныхъ, и нѣкоторой классификаціи ихъ сообразно съ двойственнымъ началомъ бытія. По ученію философа Чу-хи, пытавшагося двойство возвести къ единству, отдавая предпочтеніе небу предъ землей, существуетъ первосила, Тай-цзи. Но этотъ Тай-цзи проявляется въ мірѣ всетаки двумя сторонами: болѣе духовной и дѣятельной и болѣе грубой и недѣятельной. Этому же философу принадлежитъ и вышеупомянутый космогоническій, такъ сказать, перечень предметовъ и явленій природы. Вотъ этотъ перечень:

________________________

1 Онъ говорилъ больше о предметахъ историческихъ, объ обрядахъ, о добродѣтели и проч.

2 Тамъ же, стр. 104.

3 Стр. 99.

Начало дѣятельное.	Начало страдательное.
Основная сила.	Основная матерія.
Движеніе.	Покой.
Янъ.	Инъ.
Единство.	Двойство.
Нечетныя числа.
Нечетныя числа.	Четныя числа.
Начало.	Конецъ.
Жизнь.	Смерть.
Душа.	Тѣло.
Духъ.	Природа.
Свѣтъ.	Тьма.
День.	Ночь.
Тепло.	Холодъ.
Небо.	Земля.
Весна и лѣто.	Осень и зима.
Югъ.	Сѣверъ.
Мужескій полъ.	Женскій полъ.
Удовольствіе.	Скорбь.
Добро.	Зло¹.

Можно увеличить перечень подобныхъ противоположностей вдвое, втрое и въ большее число разъ (положеніе и отрицаніе, центръ и окружность, влажность и сухость, здоровье и болѣзнь, верхъ и низъ, и проч.), безъ всякаго уясненія образа происхожденія міра въ его цѣломъ и въ частяхъ. Для китайца, молитвенно призывающаго „синее небо, широко простертое надъ нимъ“, и считающаго началомъ всего Тхай-сюй (великую пустоту), происхожденіе міра такая же темная загадка, какъ и для современнаго матеріалиста, преклонившаго колѣна предъ созданнымъ имъ себѣ кумиромъ бездушной матеріи.

Переходя на западъ, къ другимъ центрамъ древней культуры, мы встрѣчаемъ персидскую космогонію. Изученіе памятника религіозной жизни древнихъ персовъ, Зенд-авесты, показываетъ, что въ наиболѣе древ-

_______________________

1 Стр. 130.

нее время у персовъ сохранялся остатокъ вѣры въ единаго истиннаго Бога. Было время, когда Агура-мазда (Ормуздъ) повидимому считался единымъ всемогущимъ божествомъ. Объ этомъ можно судить по тѣмъ возвышеннымъ, истинно божественнымъ чертамъ, съ какими онъ является въ гимнахъ древнейшей части Зенд-авесты. „Кто, какъ не ты, Агура, удерживаешь отъ паденія (въ пустое пространство) небесныя силы (свѣтила), кто хранитъ воды и растенія, кто далъ вѣтрамъ и облакамъ силу и скорость движенія; кто, какъ не ты, виновникъ мысли, разума, скрытаго во всемъ этомъ, во всѣхъ явленіяхъ міра? Скажи мнѣ, кто этотъ великій художникъ, что далъ намъ свѣтъ и тьму, сонъ и бодрствованіе, дни и ночи; кто одарилъ насъ вмѣстѣ съ тѣмъ и разумомъ?… Ты, единственный источникъ всякаго блага“¹. Однако этотъ богъ уже не представляется чисто духовнымъ существомъ: онъ „облеченъ въ прекрасное тѣло“ и имѣетъ душу. У него даже есть жены, сыновья и дочери². Такое грубое искаженіе представленія объ истинномъ Богѣ повлекло за собою дальнѣйшее помраченіе религіозной мысли, которое выразилось въ своеобразномъ персидскомъ дуализмѣ. Рядомъ съ Ормуздомъ, богомъ свѣта и добра, появился равносильный ему Ариманъ, богъ тьмы и зла. Этотъ дуализмъ отразился и на космогоніи персовъ: міръ творятъ совмѣстно Ормуздъ и Ариманъ, и творятъ его не ради его самого, а ради борьбы между собою, какъ орудіе этой борьбы и поприще ея. Притомъ они не представляются существами изначальными; Ормуздъ прежде созданія міра живетъ въ какомъ-то „несозданномъ свѣтѣ“, а Ариманъ въ „безначальной тьмѣ“. Ихъ раздѣляетъ другъ отъ друга „срединный міръ самосозданный“³. Позднѣйшая религіозная философія персовъ стремилась свести дуализмъ къ какому-нибудь единству и нашла его въ понятіи о Заруана-акарана, безконечномъ времени, которое и стало мыслиться какъ начало,

____________________

1 Тамъ же; стр. 518.

2 Стр. 522.

3 Стр. 543—544.

произведшее Ормузда и Аримана. Но Заруана-акарана, какъ безначальное время, существовавшее ранѣе бытія Ормузда и Аримана, для философа осталось отвлеченнымъ, безкачественнымъ понятіемъ; въ живомъ же религіозномъ сознаніи народа дуализмъ и даже грубый антопоморфизмъ остались. Это видно изъ слѣдующаго миѳа: „Акарана (т. е., вѣчный) въ продолженіе тысячи лѣтъ приносилъ жертвы и молился, чтобы получить сына. По прошествіи этого времени онъ впалъ въ сомнѣніе. Вслѣдствіе этого у него родились два сына: одинъ-плодъ его молитвы, другой-плодъ его сомнѣнія. Онъ рѣшилъ дать господство тому, кто первый явится на свѣтъ. Ариманъ прогрызъ утробу и первый предсталъ предъ Заруана акарана. Онъ показался очень мрачнымъ, и Заруана хотѣлъ возвратить его внутрь себя. Но Ариманъ напомнилъ обѣщаніе и „вѣчный“ далъ ему господство на девять тысячъ лѣтъ“¹. Такимъ образомъ дуализмъ остался во всей силѣ² и опредѣлилъ собою представленіе о ходѣ міротворенія. Живя каждый въ своей сферѣ—Ормуздъ въ несозданномъ свѣтѣ, а Ариманъ въ несозданной тьмѣ,—они готовились къ борьбѣ. Ормуздъ повидимому предупредилъ, и наполнилъ „самосозданое пространство“, отдѣлявшее его отъ Аримана, своимъ твореніемъ. „Онъ возбудился и произнесъ слово (honover), которымъ было создано все существующее, которое онъ и теперь продолжаетъ произносить во всю ширину устъ своихъ“³. Прежде созданія видимаго міра онъ сотворилъ великое множество добрыхъ духовъ высшаго и низшаго порядка (1000 разъ 10000)⁴. Ариманъ съ своей стороны создалъ такое же количество злыхъ духовъ. Но борьба еще не начиналась. Она началась тотчасъ, какъ Ормуздъ создалъ небо съ солнцемъ, луною и звѣздами и землю.

______________________

1 Тамъ же, стр. 550.

2 Изначальный богъ самъ обнаружилъ свое несовершенство и извелъ изъ себя міровое зло.

3 Creuzer. Указ. соч., стр. 205.

4 Стр. 204.

Когда Ариманъ увидалъ это созданіе, онъ пробѣжалъ небо и въ образѣ змѣя спустился на землю, чтобы все разрушить. Онъ попытался сдѣлать это посредствомъ созданныхъ имъ кометъ. Но Ормуздъ навелъ на землю потопъ, чтобы прогнать съ нея слугъ Аримана. Тѣмъ не менѣе часть міра осталась во власти Аримана, и на землѣ, кромѣ свѣта, появились мракъ, ночь, стужа, разрушительный вѣтеръ и „нечистый“ (губительный) огонь, и проч. Для противодѣйствія Ариману на поврежденной имъ землѣ, Ормуздъ послалъ на нее своихъ духовъ въ тѣлесномъ видѣ. Первымъ изъ нихъ былъ „волъ первобытный“ (bos primogenus), отъ котораго должны были произойти всѣ животныя и растенія на землѣ. Ариманъ тотчасъ напалъ на него и умертвилъ. Но когда съ одной стороны духъ оставлялъ вола, изъ другой его стороны вышелъ первочеловѣкъ, Кайомортъ. Духъ вола, скорбя и сѣтуя, поднялся на небо, но взялъ сѣмя его и скрылъ на лунѣ (у духа луны). Изъ этого сѣмени и изъ тѣла вола произошли на землѣ чистыя растенія (изъ мозга и внутренностей деревья и трава, изъ роговъ—плоды, изъ крови—виноградныя ягоды, изъ хвоста—хлѣбные злаки) и животныя, полезныя и кроткія. Ариманъ постарался испортить и это твореніе: въ царство растеній онъ внесъ растенія сорныя и ядовитыя, а въ царствѣ животныхъ появились змѣи, волки, мухи и другія вредныя и кровожадныя животныя. И Кайомортъ жилъ недолго, всего 30 лѣтъ, и былъ убитъ злыми духами. Но его сѣмя не уничтожилось на землѣ, и отъ него произошли первые мужъ и жена—Мешіа и Мешіана, родоначальники настоящихъ людей. Все твореніе продолжалось 365 дней: небо сотворено въ 45 дней, вода—въ 60 дней, земля—въ 75, растенія—въ 80, животныя—въ 80, человѣкъ—въ 75 дней¹.—Несмотря на явные слѣды библейскихъ представленій о міротвореніи, занесенныхъ къ персамъ іу-

______________________

1 Хрисанѳъ. Указ. соч., стр. 556—9. Creuzer. Указ. соч., стр. 204—5.

деями и именно: твореніе міра словомъ и повелѣніемъ Ормузда, Ариманъ въ образѣ змѣя и шесть послѣдовательныхъ періодовъ міротворенія (хотя и не равныхъ), персидская космогонія въ общемъ отстоитъ отъ библейскаго изображенія міротворенія едвали не дальше всѣхъ другихъ языческихъ космогоній. Религіозныя воззрѣнія персовъ подвергались разнообразнымъ вліяніямъ со стороны. Кромѣ іудейскаго, на нихъ отразились вліянія: индійское, греческое, повидимому халдейское и даже христіанское. Но существенная и наиболѣе рѣзко выраженная особенность персидскаго міровоззрѣнія—дуализмъ прикрылъ собою, или растворилъ въ себѣ всѣ эти вліянія настолько, что выдѣлилъ персидскую религію изъ всѣхъ другихъ, поставивъ ее какъ бы посрединѣ между монотеизмомъ и чистымъ политеизмомъ. Это однако же не возвысило персидскую религію надъ другими языческими. Дуализмъ, съ его двумя равносильными божествами, разрушаетъ идею единства въ существѣ Бога и въ Его творческой дѣятельности даже болѣе, чѣмъ политеизмъ, съ его многочисленными, но подчиненными главному богу божествами. Поэтому предполагать для персидской космогоніи и для библейскаго изображенія міротворенія одинъ источникъ—болѣе нежели странно; а предполагать зависимость послѣдняго отъ первой, какъ это дѣлаютъ враги Библіи¹, нелѣпо.

Въ Тигро-Ефратской долинѣ, мѣстѣ первоначальнаго послѣ потопа размноженія людей, гдѣ положены были и первые зачатки человѣческой культуры и откуда, какъ изъ центра, были разнесены по другимъ странамъ, впервые очевидно родилось и язычество, или то устремленіе человѣческой мысли, которое повело къ разрушенію первобытной, истинной вѣры въ Бога. Въ этомъ предположеніи утверждаютъ насъ, какъ повѣствованіе Библіи о богопротивномъ дѣяніи людей въ долинѣ Сеннааръ, вызвавшемъ особенное дѣйствіе Про-

_______________________

1 Alt. Theologishe Briefe. Т. 1, стр. 226.

мысла Божія, такъ и нѣкоторыя особенности ассиро-вавилонскаго язычества, въ силу которыхъ оно между всѣми другими видами язычества представляется наиболѣе типичнымъ и какъ бы изначальнымъ. Обширная долина междурѣчья, лишенная рѣзкихъ повышеній и пониженій почвы, не поражавшая людей грозными и разрушительными явленіями природы—ни тропическими грозами и ливнями Индіи, ни землетрясеніями Ирана, ни песчаными ураганами Ливіи,—обладающая благораствореннымъ и прозрачнымъ воздухомъ, поражала людей главнымъ образомъ видомъ величественнаго неба съ его яркими, какъ нигдѣ въ иномъ мѣстѣ, звѣздами. Когда поврежденная грѣхомъ природа стала наклоняться къ чувственности, когда эта чувственность стала заслонять въ сознаніи идею премірнаго Бога, и человѣку для мысли о Богѣ и для поклоненія Ему потребовался видимый образъ, онъ обратилъ взоръ свой на свѣтила небесныя и обоготворилъ ихъ. Отсюда звѣздопоклонническій характеръ ассиро-вавилонской религіи по преимуществу. Но отъ этого она не стала болѣе возвышенною и духовною сравнительно съ другими языческими религіями, скорѣе напротивъ. Крайнему развитію политеизма не оказалось никакихъ преградъ. „Кадили солнцу и лунѣ, и созвѣздіямъ, и всему воинству небесному“, говоритъ писатель 4 кн. Цар. о звѣздопоклонникахъ (23, 5). Можно думать, что сколько звѣздъ, столько было и боговъ. Ассирійскія таблицы съ генеалогіей боговъ заключаютъ великое множество названій различныхъ божествъ¹, между которыми трудно и усмотрѣть какое-либо существенное различіе. Хотя въ изслѣдованіяхъ ассиро-вавилонской религіи и различаются боги по классамъ (первая тріада, вторая, боги планетные, и проч.), но въ представленіяхъ объ ихъ силахъ и свойствахъ господствуетъ полная спутанность. Одна и таже сила природы олицетворялась и тѣмъ, и другимъ, и третьимъ богомъ; въ одномъ какомъ-либо богѣ сосредо-

_________________________

1 Хрисанѳъ. Указ. соч. Т. 2, стр. 246.

точивались свойства многихъ другихъ боговъ; низшіе боги надѣляются свойствами высшихъ боговъ; эпитеты: „царь боговъ“, „богъ боговъ“, которые по своему существу могутъ принадлежать только одному, наивысшему богу, переносятся и на боговъ второстепенныхъ. Этимъ изглаживались послѣдніе слѣды идеи единства Божія, еще хранившіеся въ представленіи одного главнаго бога. Вѣроятно, первоначально каждый богъ олицетворялъ одну силу или одно явленіе природы; но потомъ, по какой-либо случайности, одинъ изъ боговъ начиналъ особенно почитаться (напр., по почину царя, подумавшаго, что этотъ богъ даровалъ ему особенную милость, или по причинѣ разрушительнаго дѣйствія какой-либо стихіи, которое приписано гнѣву бога этой стихіи),—и вотъ его начинали возвышать насчетъ другихъ боговъ, приписывая ему ихъ силы и качества. Все это указываетъ на помраченіе религіознаго сознанія, на смѣшеніе духовнаго и идеальнаго съ матеріальнымъ и обыденнымъ, вѣчнаго съ временнымъ, божественнаго съ человѣческимъ. На это же указываютъ и общія свойства, которыми ассиро-вавилоняне надѣлили своихъ боговъ. Всѣ боги представляются имѣющими женъ. У Самасъ (солнце) три жены¹. Богиня Вэлитъ представляется „женою всѣхъ великихъ боговъ“, въ частности—Бэла, которому она въ то же время мать². Создавая себѣ боговъ по своему образу и подобію, ассиро-вавилоняне надѣлили всѣхъ ихъ, не исключая и женскихъ божествъ, суровымъ, воинственнымъ характеромъ. Въ особенности мрачнымъ и страшнымъ представлялся Адаръ (планета Сатурнъ), на подобіе финикійскаго Молоха. Но еще свирѣпѣе в кровожаднѣе былъ Нергалъ (планета Марсъ). Въ сосѣдней Сиріи онъ изображался съ мечомъ въ рукѣ и съ окровавленною головой. Въ сѣверной Месопотаміи (въ Харранѣ) къ его желѣзному идолу ужаснаго вида обращались съ молитвою: „злой и острый, огненный владыка! Ты лю-

________________________

1 Тамъ же, стр. 238.

2 Стр. 234—5.

бишь смерть, разрушеніе, истребленіе, пожаръ, кровопролитіе“¹. Обожаніе свѣтилъ небесныхъ положило начало астрологіи. Наблюдая и изучая движеніе ихъ и выражая законъ ихъ числомъ, вавилоняне полагали, что силу и достоинство боговъ тоже можно опредѣлить числомъ. Такимъ образомъ Ану опредѣлялся числомъ 60, Бэлъ—числомъ 50 и Нисрукъ числомъ 40². Какое бы идеальное значеніе ни придавали числамъ, все же это въ сущности низведеніе божества въ чувственную природу, какъ бы въ разрядъ предметовъ, подлежащихъ физикѣ, которая выражаетъ въ числахъ вѣсъ, плотность и другія свойства тѣлъ.

Не смотря на хорошо сохранившіяся у вавилонянъ преданія о древнѣйшихъ моментахъ человѣческой исторіи (напр., о всемірномъ потопѣ и о столпотвореніи вавилонскомъ), первобытное пророческое откровеніе о міротвореніи очевидно забылось или исказилось до неузнаваемости, и его замѣнило человѣческое умствованіе, какъ и у другихъ языческихъ народовъ. И это, конечно, отъ того, что затмилось до неузнаваемости истинное понятіе о Богѣ. Вотъ какъ передается вавилонская космогонія по сохранившимся отрывкамъ изъ сочиненія вавилонскаго жреца Бероза. „Въ началѣ все было тьма и вода, и вездѣ зародились чудовищныя животныя странныхъ и своеобразныхъ формъ. Были люди съ двумя крыльями, а нѣкоторые съ четырьмя, и съ двумя лицами; другіе съ двумя головами, мужской и женской на одномъ туловищѣ; и были люди съ головами и рогами козловъ, и люди съ копытами, подобно лошадямъ, а нѣкоторые съ верхними частями человѣка, соединенными съ нижними частями лошади, подобно центаврамъ; и были быки съ человѣческими головами, собаки съ четырьмя туловищами и съ рыбьими хвостами, люди и лошади съ собачьими головами, твари съ головами и туловищами лошадей, но съ рыбьими хвостами, и другія животныя съ смѣшанными формами

________________________

1 Стр. 245.

2 Тамъ же, стр. 235.

различныхъ звѣрей. Кромѣ того были чудовищныя рыбы, пресмыкающіяся и змѣи, и разныя иныя твари, которыя что-нибудь заимствовали другъ у друга изъ ихъ формъ. Всѣми ими управляетъ женщина, по имени Оморка, что похалдейски значитъ Thalatth, а погречески Thalassa (море). Тогда явился Бэлъ и раскололъ женщину надвое; изъ одной ея половины онъ сдѣлалъ небо, а изъ другой половины землю, а звѣрей, что были въ ней, онъ заставилъ погибнуть. И разсѣялъ онъ тьму, и отдѣлилъ небо отъ земли, и привелъ міръ въ порядокъ; а животныя, которыя не могли выносить свѣта, погибли. При этомъ Бэлъ, видя, что земля была пустынна и отягощена производительною силою, приказалъ одному изъ боговъ отсѣчь себѣ голову и смѣшать вытекшую кровь съ землею, и изъ этого сдѣлать людей и звѣрей, которые могли переносить свѣтъ. Такъ сдѣланъ былъ человѣкъ, и сталъ разуменъ, будучи участникомъ божественной мудрости. Подобнымъ образомъ Бэлъ сдѣлалъ звѣзды и солнце, и луну, и пять планетъ“¹.—Такъ представлялъ происхожденіе міра халдейскій мудрецъ. Въ началѣ была тьма и вода; потомъ появились чудовищныя животныя. Гдѣ же Богъ? Его или нѣтъ, или начальная вода во тьмѣ и есть богъ. Потомъ произошли сами собою чудовищныя твари, потому что богъ-вода, богъ-хаосъ не могъ сотворить что-либо. Потомъ является какое-то женское существо, которое какимъ-то образомъ управляетъ тѣмъ, чтó повидимому лишено всякаго смысла. Наконецъ является, какъ настоящій deux ex machina, Бэлъ и принимается творить (вѣрнѣе—приводить въ порядокъ) міръ, начавъ съ уничтоженія того, что было раньше. Чтобы заселить землю, которая уже была „отягощена производительною силою“ (неизвѣстно, откуда полученною), онъ отрубаетъ себѣ (или другому

_______________________

1 Ассиро-вавилонская религія (изъ соч. Г. Раулинсона). Религія халдеевъ. Труды Кіев. дух. Академіи 1884 г. Т. 3. стр. 124—5.

богу,—въ источникахъ тутъ сбивчиво)¹ голову, и изъ крови съ землей творитъ человѣка и животныхъ. Въ заключеніе творитъ свѣтила небесныя. Если въ этомъ изображеніи есть философская подкладка, то въ немъ можно видѣть пантеистическое самотвореніе природы. Богъ-хаосъ, или богъ, заключенный въ безпорядочное первовещество, усиливается проявить себя въ осмысленно устроенномъ чувственномъ мірѣ. Сначала онъ превращается въ женское начало (Оморка), но еще не освобождается отъ хаотическаго безпорядка и отъ тьмы. Полагаютъ, что Оморка есть Бэлитъ, мать Бэла² (въ тоже время и жена). Преобразившись въ Бэла, пантеистическій богъ сталъ сознательнѣе и рѣшительнѣе проявляться въ цѣлесообразныхъ частяхъ видимаго міра. Но едвали не ближе будетъ къ истинѣ—видѣть въ вавилонской космогоніи грубѣйшій натурализмъ, почти матеріализмъ, основываясь между прочимъ на утвержденіи Дамасція (философъ неоплатоникъ V в. по Р. Х.), что „халдеи въ началѣ не ставятъ ничего, не признаютъ повидимому никакого верховнаго источника жизни и все изводятъ изъ воды и бездны“³. Изначальная хаотическая матерія извела изъ себя бога и съ помощію его преобразилась въ существующее міровое устройство. Въ такомъ случаѣ странными представляются попытки нѣкоторыхъ найти точки соприкосновенія между вавилонской космогоніей и библейскимъ изображеніемъ міротворенія, „Въ обоихъ, говорятъ, мы сначала имѣемъ землю безъ формы и пустую и тьму надъ бездною“⁴. Въ Библіи мы имѣемъ сначала Бога, который сотворилъ землю; а въ халдейской космогоніи Его нѣтъ еще. Затѣмъ въ Библіи ясно разумѣется первосозданная, но еще не упорядоченная матерія (хаосъ); въ халдейской же космогоніи ни откуда не видно, чтобы это не была обыкновенная мор-

_______________________

1 Указ. соч., стр. 125.

2 Хрисанѳъ. Указ. соч., стр. 250.

3 Стр. 251.

4 Труды Кіев. дух. Ак. Указ. статья, стр. 126.

ская вода, въ которой уже жили чудовищныя животныя. Составитель космогоніи, жившій близъ Персидскаго залива, очевидно знакомъ былъ съ разнообразными и причудливыми формами морской фауны. Къ этому присоединилось нѣкоторое знакомство, какъ предполагаетъ Нибуръ¹, съ ископаемыми остатками чудовищныхъ допотопныхъ животныхъ, которыя тоже отнесены къ обитателямъ моря въ древнѣйшее время. Море же представляли халдеи источникомъ и послѣдующаго мірового благоустройства. Когда люди жили съ начала безъ закона, какъ звѣри, изъ моря выходило чудовище Оаннисъ, полурыба-получеловѣкъ, и сообщало людямъ всѣ зачатки человѣческой культуры. На ночь оно погружалось въ море². По всѣмъ признакамъ халдею казалось, что то море, которое онъ видѣлъ, и дало начало всему міровому устройству. Какъ въ халдейской космогоніи, такъ и въ Библіи будто бы „первый шагъ, принятый для творенія, есть раздѣленіе смѣшанной массы и образованіе небесъ и земли“. Первый шагъ по Библіи, какъ извѣстно, твореніе неба (духовнаго) и земли неустроенной, т. е., первоначальнаго хаотическаго вещества. Въ халдейской же космогоніи первымъ проявившимся твореніемъ были какія-то живыя существа, полу-люди, полу-звѣри и просто звѣри. „Въ обоихъ, говоритъ авторъ соглашенія сказаній, мы имѣемъ свѣтъ, упоминаемый прежде солнца и луны; въ обоихъ мы имѣемъ существованіе животныхъ прежде человѣка“. По халдейской космогоніи прежде солнца и луны существовалъ не только свѣтъ, но и люди, и животныя. Что же касается животныхъ, то настоящія животныя, о твореніи которыхъ говоритъ Библія до сотворенія человѣка, по халдейской космогоніи произошли вмѣстѣ съ человѣкомъ (изъ крови бога и изъ земли), а можетъ быть и послѣ человѣка, какъ можно судить потому, что они упомянуты послѣ людей.

______________________

1 Тамъ же, стр. 127.

2 Хрисанѳъ. Указ. соч., стр. 249.

Чтобы сгладить рѣзкую особенность халдейской космогоніи, состоящую въ фантастическихъ образахъ Оморки, разсѣченной Бэломъ надвое, и отсѣченія головы какому-то богу, авторъ соглашенія прибѣгаетъ къ искусственному, ложному толкованію этихъ образовъ. Онъ увѣряетъ, что они составляютъ только „украшеніе“, свойственное миѳическому языку, и „мы не можемъ, говоритъ онъ, предполагать, чтобы на нихъ когда-либо смотрѣли, какъ на факты“¹. Но утверждать такъ—значитъ не знать, что такое миѳическій языкъ, что такое миѳъ. Это значитъ смѣшивать понятіе миѳа съ понятіемъ поэтическаго образа, миѳологію съ поэзіей. Миѳъ перестанетъ быть миѳомъ, если въ немъ не предполагать ничего, кромѣ фигуральнаго изображенія какой-либо идеи. Существо его и состоитъ въ томъ, что рисуемый имъ образъ принимается за реально-существующій. Понимать эти образы только какъ украшеніе значитъ полагать, что миѳологія (а слѣдовательно и всякая языческая религія), искусственно сочинена политиками и философами для толпы, какъ наивно думали стоики и нѣкоторые другіе древніе истолкователи миѳовъ. Тотъ, въ чьемъ воображеніи составился миѳъ, кто смотрѣлъ на мірообразованіе сквозь призму миѳа, вѣрилъ, что Оморка (или Бэлитъ) дѣйствительно существовала, какъ женщина, что самъ Бэлъ-творецъ родился отъ нея и что послѣдующая дѣятельность Бэла обусловливалась отношеніемъ къ этой же женщинѣ, какъ женѣ. Можно ли представить себѣ что-либо болѣе далекое другъ отъ друга, болѣе несродное, чѣмъ эти элементы халдейской космогоніи и элементы, изъ которыхъ состоитъ библейская исторія міротворенія? Единственнымъ пунктомъ сходства между ними кажется сотвореніе человѣка: и тамъ, и тутъ человѣкъ представляется составленнымъ изъ земли и изъ нѣкотораго божественнаго начала. Но и сотвореніе человѣка иска-

______________________

1 Труды Кіев. д. Ак. Указ. статья, стр. 127.

жено чудовищнымъ образомъ обезглавленнаго бога, кровь котораго послужила матеріаломъ для образованія человѣка. Если даже осмыслить этотъ образъ толкованіемъ,—если принять, что здѣсь рисуется міротвореніе съ пантеистической точки зрѣнія, т. е., что сотвореніе человѣка представляетъ одинъ изъ видовъ овеществленія бога, отпаденія его отъ своей духовной природы, какъ бы погибели (отсѣченіе головы); то и въ такомъ случаѣ найдемъ ли мы въ библейскомъ повѣствованіи что-либо подобное,—есть ли въ немъ хотя малѣйшій намекъ на то, что созданіе человѣка было нѣкоторымъ уничиженіемъ для Бога?.. Еще менѣе состоятельною представляется попытка „сблизить“ халдейскую космогонію съ библейскимъ міротвореніемъ на основаніи ассиро-вавилонской теогоніи, по которой богъ Нисрукъ есть богъ атмосферы, воздуха. Предполагаютъ, что въ твореніи участвовали Ану—хаосъ и Нисрукъ—духъ, вѣтеръ, и что послѣдній напоминаетъ Духа Божія, носившагося надъ бездною¹. Это значитъ, что выраженіе ruach elohim (Быт. 1, 2) переводятъ: вѣтеръ отъ Бога. Хотя въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Библіи еврейское ruach дѣйствительно значитъ: воздухъ, вѣтеръ, дуновеніе, и не можетъ быть переведено иначе; однако же въ другихъ мѣстахъ, не менѣе многочисленныхъ, оно значитъ: жизнь, душа, духъ, и не можетъ быть переведено иначе. Есть мѣста, гдѣ слово: „духъ“ стоитъ въ такой связи: Духъ Божій создалъ меня (Іов. 33, 4); Духа Твоего Святаго не отними отъ меня (Пс. 50, 13); научи меня исполнять волю Твою… Духъ Твой благій да ведетъ меня въ землю правды (Пс. 142, 10). Какъ было бы ни съ чѣмъ несообразно въ Быт. 8, 1 слово ruach перевести словомъ: духъ („и вспомнилъ Богъ о Ноѣ… въ ковчегѣ, и навелъ вѣтеръ (ruach) на землю, и воды остановились“); такъ же было бы ни съ чѣмъ несообразно въ вышеприведенныхъ трехъ выраженіяхъ слово: ruach

_________________________

1 Хрисанѳъ. Указ. соч., стр. 237.

перевести словомъ: вѣтеръ. Точно такою же несообразностію является и переводъ слова: ruach въ Быт. 1, 2 словомъ: вѣтеръ. Какой могъ быть вѣтеръ при самомъ началѣ мірозданія? Вѣтеръ есть движеніе атмосфернаго воздуха или другого газа. Какъ могла быть атмосфера, т. е., часть вполнѣ законченнаго творенія, надъ хаосомъ, надъ первовеществомъ, находившимся еще на грани между небытіемъ и существованіемъ? Богъ конечно могъ извести силу, которая приводила въ движеніе безжизненное первовещество; но это могла быть только особенная сила, или особенное проявленіе собственной силы Божіей, а не обыкновенный вѣтеръ, не халдейскій Нисрукъ, въ которомъ олицетворялся атмосферный воздухъ. Въ языческихъ космогоніяхъ при самомъ началѣ мірозданія появляются и листокъ лотоса, и камень, высунувшійся изъ воды, и проч.; но въ библейской исторіи творенія видимаго міра не можетъ быть ничего подобнаго. Въ ней господствуетъ отъ начала до конца такой строгій порядокъ, такая постепенность отъ общаго къ частному, отъ менѣе организованнаго къ болѣе организованному, что предположеніе существованія атмосфернаго воздуха, прежде раздѣленія первичной массы вещества на особыя міровыя тѣла съ ихъ принадлежностями, есть произволъ, ни на чемъ не основанный. Въ ней нельзя измѣнить даже такую частность, какъ напр., порядокъ перечисленія видовъ растительнаго царства; потому что онъ основанъ на дѣйствительной послѣдовательности въ развитіи растительнаго царства на землѣ.—Итакъ попытки сблизить халдейскую космогонію съ библейскимъ повѣствованіемъ о міротвореніи нужно признать тщетными: строгое разсужденіе не допускаетъ никакого родства между ними.—Что касается вновь открытыхъ памятниковъ вавилонско-ассирійской литературы, начало которой хотятъ видѣть за нѣсколько столѣтій раньше пребыванія Авраама въ Халдеѣ и въ которой людямъ, предубѣжденнымъ противъ Библіи, хотѣлось бы найти основу библейскихъ повѣствованій о міротвореніи и о

самыхъ раннихъ фактахъ человѣческой исторіи; то здѣсь мы находимъ такой разсказъ о сотвореніи міра (въ переводѣ Опперта): „прежде было то, чтó наверху еще не называлось небомъ, и то, чтó внизу еще не имѣло названія. Безконечная бездна была началомъ ихъ. Море, которое все породило, было хаосомъ. Воды были смѣшаны вмѣстѣ. Тогда была глубокая тьма безъ луча свѣта, буйный вѣтеръ безъ успокоенія. Тогда боги еще не существовали, никакое имя не было названо, никакая судьба не была опредѣлена. И были созданы великіе боги. Боги Лама и Лагама существовали одни только до тѣхъ поръ, пока не увеличилось число ихъ. Затѣмъ родились боги Ассуръ и Кисаръ“¹. Что же въ сущности мы здѣсь видимъ? По своему основному характеру этотъ разсказъ совпадаетъ съ началомъ разобранной нами космогоніи, записанной Берозомъ, и подтверждаетъ ея подлинность и древность. Самъ же по себѣ онъ представляетъ только живописаніе, съ помощью воображенія, того момента, когда ничего не было изъ того, что теперь существуетъ. Затѣмъ появляется, какъ обыкновенно въ языческихъ космогоніяхъ, толпа боговъ, между которыми выдѣляются главные боги того народа, которому принадлежитъ космогонія. Такимъ образомъ и это сказаніе нисколько не выше само по себѣ и нисколько не ближе къ библейской исторіи міротворенія, чѣмъ всякая заурядная языческая космогонія. Существовало, говорятъ, другое сказаніе у ассиріянъ, болѣе подробное и болѣе будто бы близкое къ библейскому; но оно столь плохо сохранилось на глиняныхъ плиткахъ, что содержаніе его вѣроятно болѣе воображаемое, чѣмъ дѣйствительное. Во всякомъ случаѣ о немъ, какъ о неизвѣстномъ, говорить пока нечего.

Прославленная съ древнихъ временъ мудрость египтянъ и обиліе открытыхъ и продолжающихъ открываться памятниковъ древнѣйшей исторіи Египта

________________________

1 Журн. минист. нар. просв. 1881 г. сентябрь. Стр. 165.

побудили ученыхъ съ особеннымъ усердіемъ заняться изученіемъ религіознаго міросозерцанія и вообще культуры народа, въ незапамятное время осѣвшаго въ долинѣ Нила. Но нельзя сказать, чтобы усиліямъ, положеннымъ на изученіе древнѣйшей исторіи Египта, соотвѣтствовали результаты. Собранные памятники, не смотря на ихъ обиліе, представляются разрозненными и загадочными и не даютъ опредѣленныхъ отвѣтовъ на многіе важные вопросы. Яснымъ и несомнѣннымъ представляется только то, что у египтянъ, какъ и у всѣхъ другихъ языческихъ народовъ, первоначальная чистая вѣра въ единаго истиннаго Бога затемнилась развившимся постепенно натуралистическимъ политеизмомъ, совершенно въ сущности такимъ же, какъ и у другихъ народовъ, съ нѣкоторыми особенностями, обусловленными мѣстною природою и, можетъ быть, душевнымъ складомъ египтянъ. Въ Египтѣ болѣе, чѣмъ гдѣ-либо, явленія природы, имѣющія значеніе для жизни человѣка, являются наглядными и удобопонятными. Явная зависимость плодородія рѣчной долины отъ періодическихъ наводненій ея, рядомъ съ безплодіемъ простирающейся по сторонамъ ея и какъ бы сдавливающей ее сухой пустыни; легко усматриваемая связь между разлитіями Нила и извѣстнымъ положеніемъ солнца на небѣ, бросающееся въ глаза значеніе тепла въ соединеніи съ влагою для развитія растительной и животной жизни, и проч.,—очень рано побудили египтянина присматриваться къ природѣ вообще, изучать ее. Когда чувственныя наклонности, находившія удовлетвореніе въ обильныхъ дарахъ природы, воспреобладали и притупили стремленіе къ духовному и сверхчувственному, когда мыслить о премірномъ Богѣ и поклоняться Ему духомъ стало трудно, египтянинъ сталъ искать чувственный образъ¹, къ которому онъ

_______________________

1 Сравн. Второз. 32, 15: „утучнѣлъ, отолстѣлъ и разжирѣлъ (Израиль), и оставилъ онъ Бога, создавшаго его“. Также Осіи 13, 6: „имѣя пажити, они были сыты, а когда насыща-

могъ бы привязать свою колеблющуюся мысль о Богѣ, который удостовѣрялъ бы его въ существованіи Бога и подъ видомъ котораго онъ могъ бы поклоняться Ему. Пріобрѣтенное имъ, хотя и элементарное, знаніе силъ природы помогло ему въ этомъ, и онъ нашелъ этотъ образъ прежде всего повидимому въ солнцѣ, самомъ поразительномъ изъ предметовъ окружающей природы, дѣйствіе котораго на землю, на ея жизнь, таинственно, но явно ощутимо и могущественно, отдаленное положеніе котораго на недоступной высотѣ отвѣчало еще теплившейся мысли о премірности Бога. Египтянинъ выразительно назвалъ его глазомъ божіимъ. Такимъ образомъ явился солнечный богъ, Ра. Но разъ ставши на путь обожанія видимаго предмета, человѣкъ уже не могъ удержаться отъ обожанія многихъ предметовъ; политеизмъ сталъ развиваться послѣдовательно и неудержимо. Солнце, видимое днемъ—это Ра. Но на ночь оно скрывается, и въ этомъ скрытомъ состояніи оно есть Тумъ, другой богъ, который считался отцомъ Ра. Сознаніе значенія воды для развитія жизни на землѣ создало бога воды (собственно Нила) Озириса. Кромѣ Озириса были и другіе водяные боги: Фта, его жена Паштъ, богиня Нейтъ. Всѣ они почитались въ Нижнемъ Египтѣ, особенно обильномъ водою. Земля, питательница людей и животныхъ, обоготворена подъ именемъ Изиды. Гибельный для жизни знойный вѣтеръ изъ пустыни явился Тифономъ. Явились особые боги огня и воздуха. Богамъ придали женъ, отъ нихъ пошли дѣти, и вотъ, цѣлый пантеонъ египетскихъ боговъ. Грубость представленій о богахъ, приниженіе бога-духа, низведеніе его въ область чувственной природы обнаруживались не менѣе, чѣмъ въ Вавилонѣ, если не болѣе. Оригинальная особенность египетскаго

___________________

лись, то превозносилось сердце ихъ, и потому они забывали Меня“. Тамъ же, 10, 1: „чѣмъ болѣе у Израиля плодовъ, тѣмъ болѣе умножаетъ жертвенники; чѣмъ лучше земля у него, тѣмъ болѣе украшаютъ они кумиры“.

культа, до сихъ поръ остающаяся загадкой для изслѣдователей египетской религіи, состоитъ въ почитаніи животныхъ, въ поклоненіи богамъ подъ видомъ того или другого животнаго. Тогда какъ другіе язычники дѣлали изображенія боговъ изъ дерева, изъ камня, изъ металла и поклонялись имъ, египтяне помѣщали въ храмѣ какое-либо животное и оказывали ему всѣ знаки божескаго почитанія. Причина этого явленія лежитъ въ особомъ взглядѣ египтянина на религіозную символику. По всей вѣроятности египтянину казалось, что животное является болѣе удовлетворительнымъ символомъ божества, чѣмъ статуя. Статуя не выражаетъ никакихъ желаній, не ѣстъ и не пьетъ, не различаетъ угоднаго ей отъ неугоднаго; напротивъ животное обладаетъ нѣкоторою психическою жизнію, ѣстъ, пьетъ, ему можно угодить. Казалось бы, что такой символъ долженъ былъ болѣе поддерживать мысль о божествѣ, какъ живомъ, сознательномъ духѣ, стоящемъ выше матеріи; однако же на самомъ дѣлѣ какъ разъ наоборотъ. Покланявшійся бездушному истукану самою безжизненностью его вынуждался смотрѣть на него только, какъ на символъ, и держать въ мысли, что за нимъ нужно предполагать существо нематеріальное, одаренное высшими силами. Покланявшійся животному, обладавшему иногда силою, превосходящею человѣческую силу (левъ, быкъ), живущему какою-то таинственною для человѣка психическою жизнію, напротивъ соблазнялся это самое животное считать богомъ, и этимъ принижалось божество, низводилось въ область предметовъ чувственнаго міра. Такимъ образомъ египетская зоолатріа служитъ показателемъ огрубѣлости египетскихъ представленій о божествѣ. Что египтянинъ въ представленіи о духѣ не могъ отрѣшиться отъ матеріи и неразрывно связывалъ существованіе перваго съ существованіемъ послѣдней, это доказывается его феноменальной заботливостью о сохраненіи на вѣчное время труповъ людей и обоготворенныхъ животныхъ. Боговъ своихъ египтянинъ представлялъ слишкомъ по-земному,

антропоморфически. Боги его женаты, родятъ дѣтей и иногда пускаются въ непристойныя приключенія, напоминающія похожденія греческихъ боговъ, какъ показываетъ отношеніе Озириса къ женѣ Тифона (миѳъ объ Озирисѣ и Изидѣ¹. Аммонъ, высшій богъ (или одинъ изъ высшихъ) имѣлъ двухъ женъ—небесную и земную. Поэтому въ его храмѣ стояла постель, на которой всегда ночевала женщина².

Такое представленіе египтянъ о божествѣ отразилось на ихъ космогоніи: боги египтянъ слишкомъ матеріальны, чтобы создать міръ своимъ могуществомъ; міръ происходитъ какъ-то самъ собою. Вотъ эта космогонія. „Въ началѣ міробытія и устроенія его небо и земля, по причинѣ ихъ смѣшенія, не различались; когда же они раздѣлились, установился настоящій прекрасный порядокъ. Воздухъ пришелъ въ движеніе, огненная часть его, по причинѣ легкости, поднялась въ верхъ. Поэтому солнце со множествомъ другихъ свѣтилъ движется въ пространствѣ. Смѣшанное же вещество земли съ водою по своей тяжести осталось на мѣстѣ. А такъ какъ оно было въ постоянномъ круговращеніи, то изъ жидкаго состава образовалось море, а изъ твердыхъ частей земля, но пока еще мягкая и неустойчивая. Какъ только сталъ освѣщать ее солнечный огонь, она отвердѣла. Когда отъ солнечнаго жара поверхность ея вздулась, или пришла какъ бы въ броженіе, то во многихъ мѣстахъ поднялось нѣкоторое влажное вещество, образовавъ подобіе холмиковъ, покрытыхъ тонкою пленкою. Это самое наблюдается и нынѣ на влажныхъ мѣстахъ, когда послѣ холода вдругъ наступаютъ жары и въ воздухѣ дѣлается перемѣна. Такимъ образомъ влажныя тѣла отъ теплоты размножались, какъ бы отъ своего сѣмени; ночью плодъ ихъ отъ влажности воздуха увеличивался, а днемъ отъ солнечнаго зноя

_______________________

1 Хрисанѳъ. Указ. соч. Т. 2, стр. 67.

2 Тамъ же, стр. 48.

отвердѣвалъ. Когда заключавшіеся внутри холмиковъ зародыши достигали совершеннаго развитія, и пленка (покрывающая холмики) отъ жара разрывалась, тогда выходили (изъ холмиковъ) разнаго вида животныя. Тѣ изъ нихъ, которыя имѣли въ себѣ больше теплоты, поднимались на верхъ; напротивъ болѣе сродныя съ землей оставались на поверхности ея, какъ пресмыкающіяся и другія животныя. Животныя же влажнаго естества явились плавающими и удалились въ сродныя себѣ мѣста. Когда со временемъ земля отъ солнечнаго зноя высохла, то потеряла способность производить большихъ животныхъ, и послѣднія стали родиться другъ отъ друга“¹. Собственно въ египетскихъ памятникахъ не сохранилось опредѣленнаго и связнаго космогоническаго сказанія. Вышеизложенная космогонія записана Діодоромъ Сицилійскимъ въ его „Исторической библіотекѣ“. Но, она записана со словъ египтянъ, какъ видно изъ поясненій Діодора, и по своему общему характеру отвѣчаетъ грубо-натуралистическому міровоззрѣнію египтянъ. Прежде всего въ космогоніи совсѣмъ не упоминается о какомъ-либо богѣ. Невѣроятно, чтобы египтяне, народъ по-своему очень религіозный, съ мыслью о происхожденіи видимаго міра совсѣмъ не соединяли мысли о какомъ-либо изъ своихъ боговъ. По всей вѣроятности богъ здѣсь такъ или иначе подразумѣвается. Въ молитвахъ и призываніяхъ такъ называемой „Книги мертвыхъ“, которая повидимому сохранила наиболѣе древнія и сравнительно чистыя представленія о божествѣ (подобно тому, какъ это замѣчается въ древнѣйшей части индійскихъ Ведъ), твореніе міра въ общемъ приписывается божеству. „Я Озирисъ, говорится здѣсь, создатель полноты бытія на земномъ шарѣ, я строитель неба и земли“². Но

_________________________

1 Diodori Siculi Bibliotheca. Edit. Didot. Paris. 1842. Vol. 1. Lib. 1, p. 5.

2 Хрисанѳъ. Указ. соч. стр. 114.

очевидно, египтянинъ позднѣйшаго времени имѣлъ какое-нибудь основаніе, если не отвергнуть прямо участіе божества въ мірообразованіи, то не обозначить его, какъ особаго верховнаго дѣятеля. Въ самомъ дѣлѣ, въ той же „Книгѣ мертвыхъ“, но, какъ думаютъ, въ позднѣйшей ея редакціи, тотъ же Озирисъ (или Тумъ, чтó одно и тоже) говоритъ о себѣ: „я великій богъ, существующій самобытно, именно—вода, божественная первовода“ [[Тамъ же, стр. 95.]]. Такимъ образомъ у египтянина божество смѣшивается съ вещественной первоосновой бытія, мыслится, какъ видоизмѣнившееся въ матеріальную сущность. Когда въ началѣ космогоніи говорится: „въ началѣ міробытія и устроенія его небо и земля по причинѣ ихъ смѣшенія не различались“, то тутъ очевидно разумѣется „божественная первовода“, хаосъ, т. е., самъ Тумъ, или Озирисъ, самообразующійся, развивающійся въ міровое устроеніе. Въ той же „Книгѣ мертвыхъ“ твари называются „сѣменемъ“ Озириса, „тѣломъ“ его [[Тамъ же, стр. 114.]]. Въ сознаніи египтянина Озирисъ до такой степени слился съ природой, что онъ не нашелъ нужнымъ въ космогоніи назвать его по имени. Повидимому онъ оставлялъ своему Озирису несравненно менѣе свободной самодѣятельности при устроеніи вселенной, чѣмъ индусъ своему Брамѣ. Тогда какъ Брама еще какъ бы плаваетъ надъ веществомъ, въ которое мало по малу преобразуется, Озирисъ совсѣмъ потонулъ въ этомъ веществѣ. Отъ того египетская космогонія имѣетъ чисто раціоналистическій характеръ. Все происходитъ сообразно съ тѣмъ, чтó подмѣтилъ египтянинъ въ окружающей природѣ: легкія вещества стремятся въ верхъ, тяжелыя остаются внизу; поэтому огненныя свѣтила, солнце и звѣзды, расположились надъ землей. Раздѣленіе земли и воды произошло отъ вращательнаго движенія, подобно тому, какъ вообще въ смѣси изъ болѣе легкихъ и болѣе тяжелыхъ частицъ, находящейся въ движеніи, происходитъ отдѣле-

ніе тяжелаго отъ легкаго. Всѣ животныя произошли изъ земли, подобно тому, какъ насѣкомыя и земноводныя, развившіяся изъ яичекъ, положенныхъ въ сырую землю, кажутся раждающимися изъ земли. Не даромъ многіе египетскіе боги изображались съ лягушечьими и змѣиными головами; къ этому еще присоединялось изображеніе жука. Они тоже порожденіе земли въ ея первобытномъ, хаотическомъ состояніи. Страннымъ представляется, что въ космогоніи ничего не говорится о происхожденіи растеній. Неизвѣстно, на чей счетъ нужно отнести это умолчаніе: на счетъ ли Діодора, забывшаго упомянуть о растеніяхъ, или на счетъ египтянъ, полагавшихъ, что не стóитъ объяснять происхожденіе того, что такъ просто и наглядно (по ихъ мнѣнію) ежедневно выростаетъ изъ земли… Не менѣе страннымъ представляется умолчаніе о происхожденіи человѣка. Одно изъ двухъ: или человѣкъ по воззрѣнію египтянъ въ Діодорово время занималъ особое, исключительное положеніе въ видимомъ мірѣ, мыслился какъ бы выше видимаго міра, чтó очень сомнительно; или египтянинъ молчаливо допускалъ, что подобно тому, какъ другія живыя существа родились изъ земли, и человѣкъ могъ произойти изъ сырого илу на берегу Нила. Правда, согласно „Книгѣ мертвыхъ“, человѣкъ рожденъ „въ дому Озириса“ и есть его отобразъ¹; но Нилъ для египтянина былъ видимымъ Озирисомъ, и потому подъ домомъ Озириса можно разумѣть берега Нила, т. е., Египетъ. Если животныя, которыхъ египтяне считали богами, или по крайней мѣрѣ такими символами ихъ, которые пользовались поклоненіемъ, какъ боги, чѣмъ не пользовались люди,—если эти животныя могли произойти изъ земли, то почему бы и людямъ не произойти изъ той же земли? Знаменательными въ данномъ случаѣ представляются египетскія изображенія сотворенія человѣка: богъ съ человѣческимъ лицомъ, но съ бараньей головой и съ рогами

______________________

1 Тамъ же, стр. 123.

сидитъ, а въ ногахъ его глиняный сосудъ, въ которомъ образуется человѣкъ. По другому изображенію богъ движетъ ногами горшечный кругъ (инструментъ для дѣланія горшковъ), въ которомъ образуется человѣкъ¹. Наивная грубость этого образа вполнѣ соотвѣтствуетъ наивной грубости всей египетской космогоніи. Діодоръ говоритъ, что по словамъ египтянъ люди появились прежде всего въ Египтѣ, „сколько по необычайному плодородію этой страны, столько и по свойству Нила; потому что эта рѣка раждаетъ много и притомъ весьма изобильно…. А что животныя имѣли свое начало у нихъ, стараются доказать тѣмъ, что и нынѣ по временамъ въ Ѳиваидѣ раждается такое количество мышей, которое наблюдателей приводитъ въ великое изумленіе“. Затѣмъ описывается, какъ изъ земли выходятъ живыя мыши, на половину сформировавшіяся, а на половину еще состоящія изъ земли². Контекстъ рѣчи прямо наводитъ на мысль, что египтяне, указывая на необыкновенное плодородіе Египта и на особенное свойство Нила, имѣли въ виду именно первое происхожденіе живыхъ тварей, въ томъ числѣ и человѣка, изъ плодовитой земли Египта. Все это заставляетъ предполагать съ величайшей вѣроятностью, что по убѣжденію египтянъ человѣкъ вышелъ изъ почвы, пропитанной водою Нила, или—сообразно съ древнимъ миѳологическимъ представленіемъ—произошелъ отъ Озириса въ союзѣ съ Изидою. Раціоналисту Альму египетская космогонія понравилась именно за ея раціоналистическій характеръ, какъ „болѣе естественная, чѣмъ іудейская исторія міротворенія“³. Правда, преосв. Хрисанѳъ, тоже отрицающій у египтянъ идею творенія въ библейскомъ смыслѣ, не придаетъ значенія космогоніи, записанной Діодоромъ и раздѣляетъ взглядъ Улеманна, по словамъ котораго или Діодоръ взглядъ

_______________________

1 Тамъ же, стр. 123—4.

2 Указ. соч. стр. 8.

3 Theologische Briefe. B. I. S. 227.

греческой Іонійской школы переноситъ на египетское вѣроученіе, или наоборотъ—въ его время въ Египтѣ восприняты были взгляды греческихъ философовъ¹. „То и другое допустимо“, замѣчаетъ Улеманнъ², и этимъ подрываетъ значеніе высказанныхъ имъ положеній. Изъ двухъ положеній, взаимно себя исключающихъ, допустимо только одно. Если въ Египтѣ въ Діодорово время восприняты были взгляды греческихъ философовъ, то Діодору и не зачѣмъ было переносить взглядъ іонійской школы на египетское вѣроученіе. Тѣмъ не менѣе Улеманнъ старается подтвердить и то, и другое самыми невѣроятными предположеніями. „Позднѣйшіе египтяне, говоритъ онъ, всѣмъ великимъ иноземнымъ идеямъ старались приписать египетское происхожденіе, а самимъ себѣ древнѣйшую мудрость“. Нужно представить образованныхъ египетскихъ жрецовъ слишкомъ наивными, чтобы они образованному греку греческую же философію выдавали за свою собственную. Гораздо болѣе вѣроятности въ предположеніи, что космогоническія воззрѣнія іонійской школы имѣютъ свой корень въ египетскомъ воззрѣніи на природу, или—что эти воззрѣнія тутъ и тамъ развились самостоятельно, и у египтянъ раньше, чѣмъ у грековъ. „Прочіе народы древности, продолжаетъ Улеманнъ, въ особенности греки, въ слѣпомъ преклоненіи предъ египетскою жреческою мудростію всякую новизну охотно выводили изъ Египта, чтобы обезпечить ей прочность, достоинство и уваженіе“³. Если бы это была и правда, то Діодоръ въ данномъ случаѣ не при чемъ. Ученіе іонійской школы не онъ выдумалъ, и оно въ это время было всего менѣе новостью; не было для него никакого побужденія путемъ подлога утверждать авторитетъ этого ученія въ Греціи и Римѣ. „Преклоненіе“

___________________________

1 Указ. соч. стр. 113 и 121.

2 Thoth, oder die Wissenschaften der alten Egypter. 1855. S. 32.

3 Тамъже.

грековъ предъ египетскою мудростію (если оно дѣйствительно было) очевидно имѣло какое-нибудь основаніе, слѣдовательно не было „слѣпымъ“, и Діодоръ отправился въ Египетъ изучать эту любопытную страну, а не окрашивать ее въ греческую краску.

Нѣкоторымъ ученымъ почему-то хочется, чтобы у евреевъ ничего не было своего, чтобы все у нихъ было заимствованное. Достаточно встрѣтить въ какой-либо странѣ, съ которою евреи имѣли сношенія, что-либо такое, чтò въ какомъ-нибудь отношеніи похоже на еврейское, и они объявляютъ, что это заимствовано евреями. Если сходства мало, его искусственно увеличиваютъ; если ничего подобнаго не встрѣчается—его выдумываютъ. Альмъ, найдя нѣкоторое сходство между персидскою космогоніей и библейскою исторіей міротворенія, объявляетъ, что послѣдняя не есть собственность іудеевъ¹. Улеманнъ тоже считаетъ ее произшедшею отъ египетской космогоніи². Такъ какъ космогонія, переданная Діодоромъ, безусловно противорѣчитъ этому, то онъ отвергаетъ ея подлинность; а такъ какъ другой египетской космогоніи нѣтъ, то онъ сочиняетъ ее, извлекая и искусственно сопоставляя данныя для нея изъ отрывочныхъ изрѣченій, заключающихся въ гимнахъ Озирису и въ космологическихъ (но не космогоническихъ) картинахъ, встрѣчающихся въ священной литературѣ египтянъ³. Насколько такая космогонія можетъ соотвѣтствовать дѣйствительной египетской космогоніи, можно судить по замѣчанію самого Улеманна о тѣхъ главахъ „Туринскаго гимнологія“, изъ которыхъ преимущественно онъ извлекъ матеріалъ для своей работы. „Эти 15 главъ, говоритъ онъ, написаны языкомъ священнымъ, возвышеннымъ, для насъ мало понятнымъ, и изобилуютъ темными, почти непроницаемыми таинственными намеками“⁴. Хотя онъ утверж-

___________________________

1 Theogische Briefe. B. 1. S. 226.

2 Указ. сочин. стр. 27.

3 Тамъ же, стр. 28—30.

4 Тамъ же, стр. 27.

даетъ, что они „тѣмъ не менѣе дозволяютъ ему проникнуть глубокимъ взглядомъ въ воззрѣнія древнихъ египтянъ на родъ и способъ происхожденія міра“, однако же, имѣя въ виду никѣмъ не отрицаемую трудность чтенія древняго египетскаго письма и случаи совершенно различнаго пониманія однихъ и тѣхъ же начертаній¹, позволительно сильно усомнится, что „глубокій взглядъ“ Улеманна проникъ въ дѣйствительныя воззрѣнія древнихъ египтянъ, и что космогоническія построенія другихъ ученыхъ, созданныя по тому же типу, могутъ удовлетворить того, кто желаетъ знать подлинную космогонію египтянъ. Вотъ почему мы въ вопросѣ объ египетской космогоніи предпочли имъ прямой текстъ космогоніи, заключающійся въ сочиненіи Діодора. Сама по себѣ космогонія, записанная у Діодора, имѣетъ (какъ это изъяснено и выше) всѣ признаки египетскаго происхожденія. Самъ Улеманнъ признаетъ, что „въ нѣкоторыхъ пунктахъ она кажется совпадающею съ первоначальными религіозными воззрѣніями (египтянъ)“². Басня о порожденіи землею животныхъ несомнѣнно египетскаго происхожденія. Горячее солнце Египта, его почва, наносимая и увлажняемая разливами Нила, его богатство хлѣбомъ обусловливали поразительное обиліе насѣкомыхъ, земноводныхъ и грызуновъ (мышей). Египтянину казалось, что земля прямо, сама изъ себя производитъ эту тварь. Египетскія казни, поскольку мановенія Божіи простирались на самую природу Египта, подтверждаютъ изу-

____________________________

1 Въ такъ называемыхъ „папирусахъ исхода“ Heath прочиталъ указаніе на исходъ евреевъ изъ Египта и даже на лица, обозначенныя въ Библіи, а другіе египтологи ничего подобнаго не нашли, кромѣ какихъ-то семейныхъ писемъ, трактующихъ о вопросахъ нравственныхъ и общественныхъ. (Хрисанѳъ. Указ. соч. стр. 12). Въ папирусѣ „Анастаси I“ Лаутъ находитъ одинъ смыслъ (ему нужный), а Бругшъ—совсѣмъ другой. (Чтенія въ общ. люб. дух. просвѣщенія. 1880 г. ч. 2, стр. 558—9.

2 Указ. соч., стр. 31.

мительную производительность Египта. Но басня о порожденіи землею живыхъ мышей, которою египтяне вообще убѣждали Діодора въ возможности происхожденія всякихъ животныхъ изъ земли¹, находится въ полномъ соотвѣтствіи со всею космогоніей, по которой все происходитъ само собою изъ хаотическаго первовещества. Мутная вода разливающагося Нила, отложившая изъ себя при впаденіи въ море цѣлую часть Египта (Дельту), дала египтянину космогоническій образъ первоначальнаго раздѣленія смѣси изъ земли и воды на сушу и море. При этомъ отъ наблюдательности египтянина повидимому не ускользнуло и вращательное движеніе частицъ текучей воды. Свойство, общее почти всѣмъ языческимъ космогоніямъ—изображать процессъ мірообразованія подъ угломъ зрѣнія, опредѣляемымъ явленіями мѣстной окружающей природы, картину цѣлаго міра вкладывать въ рамки той или другой страны съ ея особенностями,—свойство это въ наибольшей степени является присущимъ египетской космогоніи. Въ этомъ удостовѣряетъ и упомянутое выше древнее изображеніе созданія человѣка. Производство изъ глины имѣло широкое развитіе въ Египтѣ. Поэтому и богъ, образующій человѣка, представленъ съ орудіемъ горшечника.—Итакъ египетская космогонія, записанная Діодоромъ, по всѣмъ признакамъ заключаетъ въ себѣ дѣйствительныя представленія египтянъ о мірообразованіи. Въ ней мы видимъ отрѣшенную отъ миѳологическихъ образовъ попытку представить происхожденіе міра на основаніи поверхностнаго и несовершеннаго изученія окружающей природы. Какимъ бы путемъ ни пришли египтяне къ такому воззрѣнію на мірообразованіе, для насъ важно то, что они пришли къ нему. Необходимо думать, что основаніе къ нему заключалось въ древнемъ воззрѣніи ихъ на божество, на природу и на отношеніе между ними. Божество сначала представлялось дѣйствующимъ

___________________________

1 Diod. Sic. Biblioth. Vol. 1. Lib. 1. p. 8.

чрезъ ту или другую силу природы, потомъ природа стала заслонять его, и наконецъ оно погрузилось въ природу до такой степени, что при изображеніи происхожденія видимаго міра для его сверхъестественнаго дѣйствія не оказалось мѣста. Общимъ заключеніемъ ко всему сказанному о египетской космогоніи должно быть то, что искать какія-либо точки соприкосновенія между нею и библейскою исторіей міротворенія есть дѣло болѣе, нежели безплодное.

У грековъ, образованнѣйшаго и даровитѣйшаго изъ древнихъ народовъ, должна бы оказаться космогонія, если не наиболѣе приближающаяся къ истинной исторіи происхожденія міра, то по крайней мѣрѣ наиболѣе обстоятельная и наиболѣе стройная. Въ дѣйствительности мы видимъ совсѣмъ противное. Боги грековъ по своей сущности ничѣмъ не отличаются отъ другихъ языческихъ боговъ. Это то же обоженіе и олицетвореніе стихій міра и явленій природы. Особенность ихъ заключается главнымъ образомъ въ томъ, что они гораздо болѣе похожи на людей, чѣмъ боги другихъ народовъ. Ихъ жизнь, ярко очерченная въ роскошно развитой греческой миѳологіи, кажется опоэтизированной исторіей древнихъ царей и героевъ. Сначала владычествовалъ Уранъ (небо, или солнце, какъ господствующее на небѣ свѣтило). Раждаемыхъ имъ отъ Гэи (земля) дѣтей онъ почему-то держалъ въ заключеніи въ нѣдрѣ земли. Мать вознегодовала, и по ея наущенію одинъ изъ сыновей, хитрый Кроносъ (время, или конкретнѣе—луна¹, какъ показательница времени) обезсилилъ Урана и самъ сталъ царствовать. Онъ тоже родилъ дѣтей отъ Реи, своей сестры. Но онъ боялся своихъ дѣтей и тотчасъ по рожденіи пожиралъ ихъ, чтобы „никто другой изъ славныхъ сыновъ неба между безсмертными не имѣлъ царской кра-

____________________________

1 Въ орфическихъ гимнахъ Кроносъ представляется въ связи съ луною: солнце его отецъ, а луна—мать. Хрисанѳъ. указ. соч. Т. 2, стр. 362.

соты“¹. Однако же это не помогло. Плачущая Рея скрыла новорожденнаго Зевса, который выросъ и низвергъ отца². При всемъ томъ господство свое онъ могъ утвердить только послѣ ожесточенной борьбы съ братьями своего отца, титанами. Бороться помогали ему другіе боги, которыхъ онъ, по словамъ Гезіода, привлекъ на свою сторону обѣщаніемъ чести и награды, которыхъ они были лишены при владычествѣ Кроноса. Помогали и нѣкоторые титаны, снабдившіе его между прочимъ громомъ и молніей, благодаря которымъ битва и окончилась для него счастливо. Все это поразительно напоминаетъ борьбу изъ-за трона въ древнихъ монархіяхъ: отцы ссылали и заточали подозрительныхъ дѣтей; дѣти свергали съ престола отцовъ, и проч. Однако же Зевсъ не надъ всѣмъ міромъ сталъ царствовать; его братъ, Посейдонъ, получилъ во владѣніе море, а другой братъ, Аидъ—подземное царство, тартаръ. Самъ же онъ съ сонмомъ другихъ боговъ поселился на вершинѣ Олимпа и оттуда потрясалъ небо и землю. Въ довершеніе сходства съ человѣческой исторіей Зевса утвердили во владычествѣ другіе боги, по совѣту земли, ихъ общей матери³. Это же указываетъ вообще на слабость у грековъ идеи единства Божія, такъ какъ не было представленія даже о безусловномъ главенствѣ какого-либо бога. Греческое многобожіе не только не уступало многобожію другихъ народовъ, но повидимому превосходило. По Гезіоду всѣхъ боговъ, подчиненныхъ Зевсу, было три тьмы⁴. Кромѣ того, что вѣра во многихъ боговъ совершенно исключаетъ представленіе о всемогуществѣ каждаго изъ нихъ въ отдѣльности, и

_________________________

1 Hesiodi Ascraei, quae extant. Amstelodami. 1667. p. 125.

2 Зевсъ—богъ атмосферныхъ явленій, наиболѣе поразительныхъ для человѣка, помрачающихъ небо, солнце и луну, и потрясающихъ землю. Гезіодъ при самомъ рожденіи Зевса обозначилъ его, какъ отца боговъ и людей „отъ грома котораго содрогается обширная земля“, стр. 125.

3 Гезіодъ. Тамъ же, стр. 153.

4 Тамъ же, стр. 19.

другія совершенства греческихъ боговъ являются сомнительными. Въ сущности они отличались отъ людей главнымъ образомъ своимъ безсмертіемъ. Но и безсмертіе ихъ было повидимому не безусловное,—они, какъ и люди, трепетали предъ аидомъ. Кромѣ того они были въ зависимости отъ „чернаго рока“. Вообще изъ вышеприведенной исторіи греческихъ боговъ, а также изъ многочисленныхъ сказаній объ ихъ дальнѣйшей жизни и поведеніи видно, что въ представленіяхъ грековъ объ ихъ богахъ господствовалъ самый крайній антропоморфизмъ. Это какіе-то боги-люди, надѣленные нѣкоторыми преимуществами надъ людьми, но и страдающіе многими недостатками ихъ. Такіе боги слишкомъ слабы, чтобы сотворить міръ; они только живутъ въ видимомъ мірѣ, который не только произошелъ помимо ихъ, но и самихъ ихъ произвелъ изъ себя. Это видно изъ греческой теогоніи, въ которой между прочимъ заключаются и нѣкоторыя космогоническія представленія грековъ. „Въ началѣ всего былъ хаосъ, а потомъ земля, прочное навсегда жилище безсмертныхъ, которые обладаютъ вершиною снѣжнаго Олимпа и мрачнымъ тартаромъ въ глубинѣ обширной земли; также (былъ) Эросъ, прекраснѣйшій между безсмертными богами, утоляющій печали, умиротворяющій сердце боговъ и людей и добрый совѣтникъ. Отъ хаоса произошли Эревъ (мракъ) и черная ночь. Отъ ночи произошли Эѳиръ и дни, которыхъ она родила отъ соединенія съ мракомъ. Земля же прежде всего родила равное себѣ, украшенное звѣздами, небо, чтобы оно всю ее покрывало и чтобы ей навсегда быть надежнымъ жилищемъ для блаженныхъ боговъ. Кромѣ того она родила высокія горы, пріятныя жилища богинь Нимфъ, обитающихъ на лѣсистыхъ горахъ. Также родила безплодную, ярящуюся волнами морскую пучину, Понтъ; но (все это) безъ полового союза. А затѣмъ, въ соединеніи съ небомъ, родила глубокопучинный океанъ и Кія, и Крія, и Гесперіона, и Япета, и Ѳію, и Рію, и Ѳему (Ѳемиду), и Мнимосину, златовѣнценосную Ѳиву

и любезную Тиѳу. Послѣ же всѣхъ этихъ родился самый меньшій между дѣтьми, жестокій и лукавый Кроносъ, который ненавидѣлъ и своего цвѣтущаго родителя“¹ … Далѣе въ теогоніи идетъ длинный рядъ другихъ боговъ и полубоговъ, такъ или иначе родившихся. Что касается человѣка; то онъ какъ-то незамѣтно произошелъ между богами же². Люди—это какіе-то очеловѣчившіеся боги. Япетъ, сынъ Урана и Гэи, перечисляется въ первомъ ряду боговъ и стоитъ раньше Кроноса. Дѣти же его, хитрый Прометей и глупый Эпиметей, представляются уже людьми. Впрочемъ по миѳу о Девкаліонѣ люди послѣ потопа образовались изъ „костей земли“, т. е., изъ камней. Замѣчательно, какъ представляется происхожденіе женщины. Прометей, который собственно былъ двоюроднымъ братомъ Зевсу, но низведенный на положеніе человѣка и потому приносившій жертвы Зевсу, позволилъ себѣ поглумиться надъ послѣднимъ. Зевсъ разгнѣвался и отнялъ у людей огонь. Но Прометей похитилъ огонь для людей, и это, по словамъ Гезіода „разгнѣвало дружеское сердце“ Зевса, и началъ онъ „строить людямъ зло“. Чтобы сдѣлать жизнь людей бѣдственною, онъ создалъ Пандору, соблазнительную Красотою женщину. „Отъ нея-то, замѣчаетъ Гезіодъ, произошелъ гибельный родъ женскій“³. Хотя природа человѣка, по воззрѣнію грековъ на его происхожденіе, представляется даже какъ бы болѣе божественною, чѣмъ по Библейскому ученію о человѣкѣ; однакоже съ одной стороны сами-то греческіе боги слишкомъ мало божественны, а съ другой—можно ли представить себѣ что-нибудь болѣе низкое, какъ греческое изображеніе происхожденія женщины въ сравненіи его съ Библейскимъ изображеніемъ: „сотворилъ Богъ человѣка по образу Своему, мужчину и женщину“?.. Такое же впечатлѣніе получается отъ сравненія и всего состава греческой тео-космогоніи съ библейскою исторіей міротворенія. Если устранить вообра-

___________________________

1 Тамъ же, стр. 101—103.

2 Стр. 9.

3 Стр. 133.

жаемыхъ боговъ, существованіе которыхъ обусловлено соименными имъ стихіями и явленіями природы, то и останутся въ космогоніи только эти послѣднія. Все произошло изъ неимѣющаго начала безкачественнаго первовещества, чрезъ его постепенное развитіе или преобразованіе въ обособленныя части существующаго видимаго міра. Изъ хаоса прежде всего выдѣлилась твердая земля, какъ прочный фундаментъ Олимпа, жилища боговъ, съ мрачною бездною внутри, которая повидимому могла поглотить и самый Олимпъ. Хаосъ не весь израсходовался на образованіе земли; часть его осталась въ видѣ мрака вообще и въ частности въ видѣ ночной темноты, періодическая смѣна которой со свѣтомъ дала начало днямъ. Затѣмъ все остальное произвела изъ себя земля. Прежде всего она прикрыла себя украшеннымъ звѣздами сводомъ для удобства обитающихъ на ней „блаженныхъ боговъ“; потомъ образовала на своей поверхности лѣсистыя горы, а въ углубленіи посреди себя—море (Понтъ). Наконецъ въ соединеніи съ небомъ (тамъ, гдѣ небо своими краями кажется опирающимся на землю) она произвела океанъ, опоясывающій ее какъ бы кольцомъ, и первую генерацію боговъ, отъ которыхъ произошли всѣ остальные боги. Впрочемъ подъ именами этихъ боговъ разумѣются и предметы видимой природы (Гиперіонъ—солнце, Ѳива—Діана=луна, Рія—текучая вода), и психическія силы (Мнимосина—способность воспоминанія), и проявленія моральной жизни (Ѳемида—отправленіе правосудія), и проч. Во всей тео-космогоніи одинъ только Эросъ отличается своимъ какъ бы наименѣе матеріальнымъ характеромъ и изначальнымъ существованіемъ. Но и это есть олицетвореніе темнаго, безсознательнаго влеченія, присущаго матеріи, побуждающаго ее входить въ разныя сочетанія для произведенія міровыхъ индивидуальностей. Это то же безпокойство, или волненіе, которое индійскій Парабрама испытывалъ отъ окружавшей его соблазнительной Майи. Греки съ помощію своего воображенія населившіе богами всю вселенную, конечно

допускали существованіе и какую-нибудь дѣятельность боговъ и въ самыхъ начальныхъ элементахъ видимаго міра; но боговъ они представляли только рядомъ съ этими элементами или въ нихъ самихъ, а не выше и не первоначальнѣе ихъ. Это, пожалуй, тотъ же пантеизмъ, что у индусовъ и другихъ языческихъ народовъ, но съ очень грубой натуралистической окраской¹.

Такимъ же характеромъ отличаются космогоническія представленія, заключающіяся въ такъ называемыхъ орфическихъ стихотвореніяхъ (привязанныхъ къ миѳу объ Орфеѣ). Орфическихъ космогоній нѣсколько. По первой изъ нихъ въ началѣ ставится Хроносъ, который произвелъ Эѳаръ и темную бездну. По дѣйствію Хроноса въ божественномъ Эѳирѣ хаотическое вещество формируется въ яйцо, заключающее въ себѣ въ смѣшеніи сѣмена всѣхъ вещей. Но оно еще покрыто мглою, какъ бы облакомъ, или хитономъ. Потомъ оно раскрывается, и изъ него раждается и какъ бы возсіяваетъ первородный сынъ Эѳира, Фанесъ. Послѣдній, нося въ себѣ еще не развившіяся сѣмена боговъ и людей, раждаетъ чудовище-эхидну, или ночь, и міръ, и въ немъ—солнце и луну. Ураносъ и земля производятъ Сторукихъ и Циклоповъ. Земля, чтобы отомстить за дѣтей, низверженныхъ Ураносомъ въ тартаръ, раждаетъ титановъ, которые подъ предводительствомъ Кроноса побѣждаютъ и низвергаютъ Ураноса и потомъ всту-

____________________________

1 Болѣе ясно пантеистическая идея выразилась въ сказаніи Гезіода о различныхъ генераціяхъ людей, слѣдовавшихъ одна за другою. Сначала былъ родъ „золотой“. Люди жили безпечально, какъ боги. Земля скрыла этотъ родъ, и его представители стали добрыми духами, хранителями смертныхъ людей. Потомъ боги произвели родъ „серебрянный“, худшій перваго. И его скрыла земля, и т. д., до рода „желѣзнаго“, самаго несчастнаго, дожившаго до времени Гезіода (Opera et Diez. Стр. 9—15). Это напоминаетъ тѣ генераціи существъ, которыя послѣдовательно творилъ Брама и которыя не годились для заселенія земли, такъ какъ въ нихъ Брама еще недостаточно овеществился.

паютъ въ бракъ между собою, Океанъ съ Теѳидою, Кроносъ съ Реею. Формы первичнаго бытія, представляемаго и называемаго Фанесомъ, чудовищны. Произведенія этой несовершенной природы еще не сложились въ опредѣленные и твердые типы, не приняли стройнаго и благовиднаго соотношенія членовъ. Только когда порожденіе Кроноса—Зевсъ низвергъ отца съ престола, онъ поглотилъ Фанеса, чтобы воспроизвести потомъ космосъ въ его окончательномъ видѣ¹. По другой орфической космогоніи въ началѣ полагается Ночь и подлѣ нея, или какъ произшедшія изъ нея, Земля и Небо… По третьей космогоніи въ основу мірообразованія полагаются Вода и Илъ. Послѣдній, сгущаясь, произвелъ землю. Отъ смѣшенія земли и воды родилось чудовище—драконъ, названное Геракломъ или Ероносомъ. Отъ соединенія съ безтѣлесной Адрастой (необходимостью), распространяющейся по всему міру, Гераклъ рождаетъ яйцо необыкновенной величины, которое, наполнившись, отъ сильнаго давленія родителя распалось надвое: верхняя часть приняла образъ неба, нижняя—земли².—Какъ легко видѣть, вышеизложенныя космогоніи составляютъ только передѣлку того матеріала, изъ котораго состоитъ Гезіодовская космогонія. Трудно сказать, чтобы отъ этой передѣлки изображеніе происхожденія міра сдѣлалось осмысленнѣе, хотя попытка къ этому повидимому была. Это видно изъ привлеченія въ нихъ воззрѣній нѣкоторыхъ восточныхъ народовъ. Хроносъ, стоящій во главѣ первой космогоніи, повидимому отличенъ отъ Кроноса, сына Уранова; но въ томъ и другомъ заключается одна и та же идея времени. Хроносъ изначальный, предшествующій хаосу, есть „безконечное время“ персидской религіозной философіи, и, какъ безкачественное отвлеченное понятіе, не можетъ мыслиться какъ творецъ, предшествовавшій своему творенію. Хаосъ, сформиро-

___________________________

1 И. Чистовичъ. Древне-греческій міръ и христіанство… Спб. 1871. стр. 53—54.

2 Тамъ же, стр. 55.

вавшійся въ яйцо, заключающее въ себѣ сѣмена всѣхъ вещей, а также яйцо, рожденное Геракломъ, есть „яйцо на пупѣ Агни, заключавшее въ себѣ всѣ міры“,—одно изъ наиболѣе грубыхъ натуралистическихъ представленій индуса о міротвореніи. Неблагоустроеный Фанесъ и разныя чудовища—эхидны и драконы напоминаютъ уродливые образы грубо-натуралистической халдейской космогоніи. Изъ представленія о Зевсѣ, поглотившемъ Фанеса, чтобы воспроизвести потомъ космосъ въ его окончательномъ видѣ, едва ли можно выводить заключеніе, что „въ кругъ идей греческаго сознанія вводится новая, до сихъ поръ чуждая ему идея творенія, какъ мірообразованія“¹. Твореніе и мірообразованіе далеко не одно и тоже. Въ матеріалистическихъ гипотезахъ дѣлаются попытки представить мірообразованіе, но твореніе въ нихъ безусловно отрицается. Въ космогоническихъ картинахъ грековъ дается именно только мірообразованіе, и ихъ атеисты, Левкиппъ и Демокритъ, объяснявшіе происхожденіе міра случайнымъ столкновеніемъ атомовъ, не стоятъ въ такой діаметральной противоположности съ Гезіодомъ, какъ современные матеріалисты—съ Моисеемъ. Этимъ опредѣляется отношеніе греческой космогоніи къ библейской исторіи міротворенія.

Нѣтъ надобности останавливать вниманіе на космогоническихъ сказаніяхъ многихъ другихъ народовъ и племенъ—японцевъ, финикіянъ, арабовъ, скандинавовъ, туземныхъ племенъ Америки, и проч. Одни изъ нихъ по существу сходны въ какой-либо изъ изложенныхъ и разсмотрѣнныхъ космогоній, другія темны и незначительны по своему содержанію, подлинность и оригинальность третьихъ подлежитъ сомнѣнію. Вышеизложенныя и расмотрѣнныя семь космогоній, какъ наиболѣе важныя, наиболѣе древнія и характерныя, даютъ достаточное основаніе къ рѣшенію вопросовъ: какъ вообще человѣкъ—язычникъ смотрѣлъ на происхожде-

___________________________

1 Чистовичъ. Указ. соч. стр. 54.

ніе и образованіе міра, какими средствами располагалъ для рѣшенія этого таинственнаго вопроса и въ какомъ отношеніи его попытки раскрыть тайну стоятъ къ библейской исторіи міротворенія. Во всѣхъ космогоніяхъ болѣе или менѣе ясно выражена мысль о Богѣ, или какъ о первой причинѣ всего существующаго, или по крайней мѣрѣ какъ объ устроителѣ вселенной. Даже тамъ, гдѣ въ началѣ о Богѣ умалчивается, Онъ долженъ быть подразумѣваемъ въ томъ первовеществѣ, которое положено въ основу мірообразованія. Космогоніи являются показателями той мѣры, въ какой сохранилась у того или другого народа истинная вѣра въ Бога, и качества представленій о природѣ божества. Когда истинная, первобытная вѣра менѣе подавлена и искажена, божество представляется первымъ и дѣятельнымъ началомъ въ мірообразованіи (индійская космогонія). Когда она болѣе подавлена, божество въ началѣ представляется связаннымъ съ матеріальнымъ составомъ образующагося міра, какъ бы завернутымъ въ него, изъ котораго однако впослѣдствіи освобождается и принимаетъ такъ или иначе участіе въ дальнѣйшемъ міроустройствѣ (халдейская космогонія). Наконецъ, когда представленіе о природѣ божества искажается въ высшей степени, когда оно въ мысли язычника совсѣмъ смѣшивается съ предметами и явленіями природы, является космогонія безъ упоминанія о Богѣ, хотя Онъ и не отрицается (египетская космогонія). Но ни въ одной изъ языческихъ космогоній не дается идея творенія въ собственномъ смыслѣ, творенія изъ ничего. Богъ язычника не естъ личный Духъ, свободный и всемогущій. Если онъ представляется даже первоначальнѣе видимаго міра (какъ у индусовъ), то и тогда онъ не творитъ изъ ничего, а изводитъ міръ изъ себя, постепенно превращаясь въ него, изводитъ не свободно, а подъ давленіемъ какой-то необходимости, образуетъ твари, какъ бы не зная напередъ, какія они будутъ, нужны ли онѣ для міра (ришисы индійской космогоніи, Эрликъ алтайской), или выдерживаетъ при этомъ борьбу,

противодѣйствіе другого бога (персидскій дуализмъ). Въ другихъ случаяхъ матеріалъ міра представляется готовымъ, изначальнымъ, и боги, сами какъ-то возникая изъ него, являются не творцами міра, а только устроителями его. Данныя, которыми язычникъ пользовался для рѣшенія вопроса о происхожденіи міра и для изображенія картины міроустройства, могутъ быть сведены къ слѣдующимъ тремъ видамъ. Во-первыхъ, онъ располагалъ остаткомъ вѣры во Всемогущаго Бога. Чѣмъ менѣе затемнилась эта вѣра, чѣмъ ближе къ истинѣ были представленія о природѣ божества, тѣмъ правильнѣе изображалось начало міра, и наоборотъ. Во-вторыхъ, онъ пользовался воображеніемъ, которымъ большею частью сильно злоупотреблялъ. Чѣмъ меньшимъ воображеніемъ обладалъ народъ, тѣмъ короче и блѣднѣе его космогонія (китайская космогонія); чѣмъ сильнѣе было воображеніе, тѣмъ пространнѣе и картиннѣе являлась космогонія (индійская и алтайская космогонія), при чемъ иногда образы принимали чудовищный и нелѣпый характеръ (халдейская космогонія). Нельзя конечно отрицать и дѣятельности разсудка при составленіи космогоній, ихъ философской, такъ сказать, подкладки. Но для дѣятельности разсудка тутъ было очень мало мѣста. Данныя для его дѣятельности были большею частію не реальныя, а тоже воображаемыя; каждая мысль тотчасъ облекалась въ образъ, и этотъ образъ служилъ точкою отправленія для дальнѣйшаго движенія мысли. Во всякомъ случаѣ это было мышленіе образами, менѣе всего философія и больше всего—поэтическое творчество. Въ-третьихъ, матеріаломъ для составленія космогоній древнему язычнику служили познанія о природѣ и окружающей жизни, какія онъ имѣлъ. Познанія эти были бѣдны и поверхностны, и приложеніе ихъ онъ дѣлалъ неумѣло и наивно. Представляя устроеніе міра по своему разумѣнію, онъ незамѣтно ставилъ себя на мѣсто Создателя, смотрѣлъ на дѣйствія Его подъ угломъ человѣческой точки зрѣнія, и потому къ дѣйствіямъ всемогущества примѣшивалъ про-

цессы, совершенно ненужные для всемогущества и только очеловѣчивавшія дѣятельность божества. Отсюда Брама, получающій творческую силу только чрезъ молитву и покаяніе, и яйцо, наполненное сѣменами всѣхъ вещей, какъ посредствующая форма бытія при происхожденіи одного предмета отъ другого, и Майя, окружающая Парабраму, и греческій Эросъ, и вообще присутствіе женскаго начала и изображеніе творчества подъ видомъ рожденія отъ союза двухъ началъ, мужскаго и женскаго. Отсюда же ограниченность кругозора и мѣстная окраска космогоній. Обыкновенно изображается не столько твореніе міра, сколько твореніе земли; подъ землей же разумѣется не столько земля вообще, сколько та страна, гдѣ создалась космогонія. Индусъ изображаетъ твореніе Индіи съ бытовыми особенностями ея населенія; египтянинъ—твореніе Египта съ его раскаленнымъ воздухомъ, съ его наносною почвою и съ болотистыми берегами большой рѣки, благопріятными для размноженія всякой мелкой живой твари. Если бы мы ознакомились съ исландской космогоніей, то увидали бы, что тамъ пространно говорится о холодѣ, снѣгѣ и льдѣ, и что подъ міромъ разумѣется островъ Исландія¹.—Все вышеизложенное уясняетъ намъ, въ какомъ дѣйствительно отношеніи находятся языческія космогоніи къ библейской исторіи міротворенія. Въ языческихъ космогоніяхъ въ началѣ стоитъ или богъ неопредѣленный, безличностный и безкачественный, какъ отвлеченное понятіе, или богъ несамостоятельный, смѣшанный съ міровой матеріей, какъ бы изъ нея и раждающійся, не всесильный, ограниченный, сопровождаемый другими богами, иногда ему враждебными, творящій неувѣренно, какъ бы съ ошибками, самъ превращающійся въ матерію съ ея несовершенствомъ и зломъ (Парабрама), или же измышляющій и сѣющій зло въ мірѣ (Зевсъ); вообще же не творецъ міра, а только

___________________________

1 M. Gainet. La bible sans la bible. 2 ed. T. 1, p. 136.

устроитель. Въ Библіи—Богъ премірный, всесовершенный, всемогущій и единый, творитъ все изъ ничего, творитъ свободно, властно и рѣшительно; каждая часть творенія обладаетъ совершенствомъ, какое Творцу угодно было дать ей; ничѣмъ не обусловлены Его дѣйствія, кромѣ Его воли, а воля Его стремится только къ благу, потому что Онъ Самъ есть абсолютное благо. Библейское изображеніе Его творческой дѣятельности не страдаетъ узостью кругозора, не привязано исключительно къ землѣ, а вполнѣ отвѣчаетъ величію и широтѣ ея, простирающейся на весь міръ въ его цѣломъ. Въ немъ нѣтъ произвольныхъ фантастическихъ образовъ и неумѣстнаго внесенія въ міръ, только еще образующійся, предметовъ и отношеній міра вполнѣ образованнаго и законченнаго. Оно отличается такою полнотой и такимъ строгимъ порядкомъ, какихъ нѣтъ ни въ одной языческой космогоніи. По своимъ источникамъ языческія космогоніи и библейское изображеніе міротворенія совершенно различны. У язычника сохранилось только общее убѣжденіе, что міръ произошелъ какъ-то отъ Бога. Но такъ какъ понятіе о Богѣ у него исказилось, а вмѣстѣ съ тѣмъ утратилось почти безъ слѣда и преданіе, которое могло идти отъ перваго человѣка (если тайна происхожденія міра была открыта ему); то онъ и остался при однихъ догадкахъ: космогоніи—это созданныя воображеніемъ картины на основаніи догадокъ, какъ міръ могъ быть образованъ Богомъ. Библейское изображеніе міротворенія есть или истинное преданіе, сохранившееся въ чистомъ видѣ отъ перваго человѣка до Моисея, который записалъ его; или пророческое созерцаніе самого Моисея: Богъ открылъ предъ его умственными очами картину міротворенія, и онъ занесъ ее въ свою книгу Бытія. Вотъ почему оно носитъ на себѣ всѣ признаки истины: величіе, простоту и ясность. Если языческія космогоніи и библейская исторія міротворенія такъ различны по источникамъ, то странно ставить послѣднюю на ряду съ первыми, какъ однородные памятники чело-

вѣческаго духа, и еще страннѣе предполагать зависимость библейской исторіи міротворенія отъ какой-либо языческой космогоніи, заимствованіе ея евреями отъ какого-либо другого народа. Можно находить точки соприкосновенія—и очень близкаго—между всѣми языческими космогоніями; но библейская исторія міротворенія стоитъ одиноко. Какая древняя культура должна бы всего болѣе повліять на евреевъ, какъ не вавилонская и египетская, и по географической близости, и по историческимъ обстоятельствамъ, и по высотѣ этихъ культуръ? Но изученіе халдейской и египетской космогоній показываетъ, что отъ нихъ-то и отстоитъ всего далѣе библейская исторія міротворенія.

Библейская исторія міротворенія свободна отъ всѣхъ тѣхъ недостатковъ, которыми страдаютъ безусловно всѣ языческія космогоніи. Прежде всего она ясно рѣшаетъ тотъ первый вопросъ бытія, который не разрѣшенъ, а только затемненъ религіозной философіей языческихъ народовъ и предъ которымъ отступаетъ наука, дѣйствительно основывающаяся на одномъ чувственномъ опытѣ и наблюденіи, а не на своевольной игрѣ фантазіи пламенныхъ проповѣдниковъ матеріализма. Она открываетъ истинное начало міра, и кромѣ того даетъ такое изображеніе послѣдовательныхъ моментовъ міроустроенія, какого нѣтъ ни въ одной языческой космогоніи и противъ котораго человѣческій разумъ, поскольку онъ вооруженъ дѣйствительными, а не воображаемыми познаніями природы, ничего не можетъ возразить. Вотъ что мы узнаемъ изъ вдохновенно-пророческаго повѣствованія Моисея.

Въ безначальной вѣчности былъ одинъ Богъ; кромѣ Него ничего не было и не могло быть, пока Онъ не восхотѣлъ дать начало нѣкоторому другому бытію. Это новое, имѣющее временное начало, бытіе есть міръ, видимый и невидимый, лежащій внѣ существа Божія, но вполнѣ отъ Него зависимый, какъ по своему происхожденію, такъ и во всемъ дальнѣйшемъ своемъ существованіи.

Бытописатель удостовѣряетъ, что прежде созданія видимаго, чувственнаго міра былъ созданъ міръ невидимый, сверхчувственный. „Въ началѣ, говоритъ онъ, сотворилъ Богъ небо и землю“. Какъ то, что здѣсь названо „землею“, не есть земля, на которой мы живемъ, потому что объ образованіи послѣдней говорится при изображеніи послѣдующихъ дѣйствій Творца, такъ а подъ „небомъ“ разумѣется не физическое небо, не пространство, въ которомъ носятся тѣла небесныя, потому что и объ образованіи этого пространства говорится послѣ. Что же это за небо, которое очевидно было самымъ первымъ твореніемъ Бога? Нашъ отечественный глубокій богословъ, Филаретъ московскій, въ своей „Церковной исторіи ветхаго завѣта“, при изображеніи „перваго дня міра“, говоритъ: „въ началѣ… Богъ произвелъ небо и землю, подъ именемъ коихъ вообще нужно разумѣть всецѣлый составъ міра, еще необразованный и не украшенный; хотя, замѣчаетъ онъ, нѣкоторые учители, какъ то Августинъ, Григорій Богословъ и Дамаскинъ, не безъ основанія отдѣляютъ здѣсь небо, потому что ему не приписывается того нестроенія, въ какомъ представляется земля, и заключаютъ (разумѣютъ) подъ именемъ его высшій духовный міръ и жилище блаженныхъ, коего по ихъ мнѣнію Божественный писатель одною только чертою коснулся, предоставляя подробность видѣнію избранныхъ“. Хотя названный авторитетный богословъ взглядъ на „небо“, какъ на міръ духовъ, высказалъ какъ бы мимоходомъ; однако-жь, очевидно, онъ и не могъ оставить безъ вниманія мнѣніе трехъ великихъ богослововъ христіанской древности, которые умѣли подъ буквою Писанія видѣть духъ. Въ самомъ дѣлѣ взглядъ этотъ такъ важенъ, что въ вопросѣ о міротвореніи онъ не можетъ быть оставленъ безъ обстоятельнаго разсмотрѣнія. Многіе толкователи предпочитаютъ буквальное пониманіе всѣхъ словъ и рѣченій Моисеева сказанія о міротвореніи, хотя въ нѣкоторыхъ случаяхъ и вынуждаются отступать отъ него (напр., при пониманіи „земли“ того

же 1 стиха 1 главы Бытія). Настаивая на буквальномъ пониманіи „неба“ 1‑го стиха, они утверждаютъ, что евреи будто бы не имѣли представленія о духовномъ небѣ, знали только видимое, чувственное небо, и что поэтому Моисей, приспособляясь къ ихъ пониманію, не могъ міръ духовъ обозначить словомъ „небо“. Въ подтвержденіе ссылаются на тѣ мѣста Библіи, гдѣ говорится дѣйствительно о физическомъ небѣ. На это нужно сказать, во-первыхъ, что истины Откровенія изрѣчены не для однихъ тѣхъ, которые ихъ непосредственно принимали, но для всѣхъ послѣдующихъ поколѣній человѣческаго рода. Во-вторыхъ, хотя въ Библіи дѣйствительно есть множество мѣстъ, въ которыхъ говорится о физическомъ небѣ; но съ другой стороны въ ней есть мѣста, и очень выразительныя, изъ которыхъ ясно видно, что евреи имѣли представленіе и о нѣкоторомъ другомъ небѣ. Соломонъ въ своей возвышенной молитвѣ при освященіи храма говорилъ, обращаясь къ Іеговѣ: „небо и небо небесъ не вмѣщаютъ Тебя“. И въ той же молитвѣ не разъ повторялъ: „услышь на мѣстѣ обитанія Твоего, на небесахъ, услышь и помилуй… Ты услышь съ неба, съ мѣста обитанія Твоего, и помилуй“¹. Если Соломонъ не могъ явно противорѣчить себѣ, то не ясно ли, что еврей, кромѣ физическаго неба, не могшаго вмѣщать въ себѣ Іегову, зналъ еще другое небо, отличное отъ физическаго, жилище необъятнаго Іеговы? Одно изъ двухъ: или мы должны предположить у евреевъ грубое, матеріальное представленіе объ Іеговѣ, или должны убѣдиться, что еврей мыслилъ еще о нѣкоторомъ особенномъ духовномъ небѣ… Псалмопѣвецъ говоритъ: „Господь на небесахъ поставилъ престолъ Свой“². Въ непосредственно слѣдующемъ обращеніи призываются къ благословенію Господа „всѣ ангелы Его“, т. е., существа духовныя. Если престолъ Господа можетъ быть только духовнымъ, то и небеса, на кото-

_________________________

1 3 Цар. 3, 27. 30. 39.

2 Псал. 102, 19.

рыхъ мыслится этотъ престолъ, могутъ быть только духовными. Въ псалмѣ 148 псалмопѣвецъ ясно различаетъ три міровыя области, которыя онъ призываетъ къ хваленію Бога. „Хвалите Господа съ небесъ, хвалите Его въ вышнихъ. Хвалите Его всѣ ангелы Его, хвалите Его всѣ воинства Его“ (ст. 1 и 2). Это—высшій духовный міръ, духовныя небеса. „Хвалите Его солнце и луна, хвалите Его всѣ звѣзды свѣтъ. Хвалите Его небеса небесъ и воды, которыя превыше небесъ“ (ст. 3 и 4). Это—физическое небо. Здѣсь слова псалмопѣвца имѣютъ прямое отношеніе къ творенію „второго дня“, когда „воды“ были раздѣлены твердію, и явилось небо (физическое). „Хвалите Господа отъ земли великія рыбы и всѣ бездны… огонь и градъ… горы и холмы… звѣри и птицы… цари земные и всѣ народы“… (ст. 7—12). Это—земля, со всѣмъ, что на ней есть въ водахъ и на сушѣ. Не ясно ли изъ всего этого, что по представленію еврея, кромѣ физическаго неба,—тверди съ ея содержимымъ: солнцемъ, луною и звѣздами, существовало еще нѣкоторое высшее, болѣе первоначальное, духовное небо, жилище невмѣстимаго Іеговы и Его служителей—ангеловъ? Отвергать послѣднее значитъ отнимать у религіозныхъ воззрѣній еврея ихъ духовный, возвышенный характеръ, матеріализовать ихъ, предполагать, что еврей представлялъ Іегову натуралистически, такъ же какъ, напримѣръ, грекъ представлялъ своего Зевса.—На существованіе представленія о небѣ, какъ объ особомъ мірѣ духовъ, указываютъ еще упоминаемыя въ Библіи „воинства небесныя“. Всего яснѣе это видно въ слѣдующемъ мѣстѣ. „И сказалъ (Михей): выслушай слово Господне: я видѣлъ Господа сидящаго на престолѣ Своемъ, и все воинство небесное стояло при Немъ, по правую и по лѣвую руку Его“¹. Что это за воинство, объясняется непосредственно въ слѣдующихъ стихахъ. „И сказалъ Господь: кто склонилъ бы Ахава, чтобы онъ пошелъ и палъ въ Рамоѳѣ

________________________

1 3 Цар. 22, 19.

Галаадскомъ? И одинъ говорилъ такъ, другой говорилъ иначе“ (ст. 20). Это говорили тѣ, которые составляли „воинство“. „И выступилъ одинъ духъ, сталъ предъ лицемъ Господа и сказалъ: я склоню его“ (ст. 21). Ясно, что воинство небесное“ состояло изъ духовъ, окружавшихъ престолъ Господа на выспреннемъ духовномъ небѣ. Итакъ, несомнѣнно, что по воззрѣнію евреевъ существовало нѣкоторое особенное небо, міръ духовъ¹. Поэтому Моисей могъ словомъ „небо“ прикровенно указать на сотвореніе именно этого міра. Здѣсь впрочемъ вопросъ не въ томъ, могъ или не могъ Моисей открыть то или другое: онъ писалъ не отъ себя и не по своему усмотрѣнію. Если Богу было угодно открыть людямъ тайну мірозданія, а чрезъ это и Самого Себя, какъ Творца всего сущаго, видимаго и невидимаго, то Моисей и долженъ былъ въ мѣру человѣческаго пониманія выразить это въ исторіи міротворенія. Во всякомъ случаѣ пониманіе подъ „небомъ“ нѣкоторой сверхчувственной области творенія расширяетъ кругозоръ библейскаго міротворенія; тогда какъ буквальное пониманіе съуживаетъ его, умаляетъ значеніе Моисеева повѣствованія, приравнивая его къ нѣкоторымъ языческимъ космогоніямъ съ наиболѣе узкимъ кругозоромъ. При буквальномъ пониманіи самый первый предметъ, на который было обращено дѣйствіе Творца, остается не объясненнымъ², и читатель переступаетъ черезъ порогъ исторіи мірозданія какъ бы съ завязанными глазами.

Вмѣстѣ съ невидимымъ небомъ, или вслѣдъ за нимъ, Богъ вызвалъ къ бытію „землю“, т. е., общій составъ

_______________________

1 Болѣе подробно изложено это въ брошюрѣ автора: Къ вопросу о библейской исторіи міротворенія. Казань. 1890. стр. 19—25.

2 Остаются безъ разрѣшенія вопросы: чѣмъ отличалось небо 1‑го стиха отъ неба 8‑го стиха? Если и тамъ и здѣсь разумѣется одно и тоже, то почему о твореніи одного и того же говорится дважды?

міра видимаго, все то вещество въ его первоначальномъ видѣ, изъ котораго образованы всѣ предметы этого міра. Вещество это было въ такомъ состояніи, котораго человѣкъ никогда нигдѣ не видалъ и для названія котораго нѣтъ въ его языкѣ слова. „Земля же была, говоритъ Моисей, невидима и неустроена (tohu vabohu), и тьма поверхъ бездны, и Духъ Божій носился надъ водою“. Моисей какъ бы подбираетъ различныя рѣченія, посредствомъ которыхъ человѣческая мысль могла бы составить понятіе о томъ состояніи матеріи, въ которомъ она находилась въ первый моментъ бытія. Она была неощутительна для тѣхъ органовъ чувствъ посредствомъ которыхъ человѣкъ въ настоящее время получаетъ впечатленіе отъ опредѣленныхъ матеріальныхъ предметовъ; она была необъятна, какъ бездна т. е., то, что не имѣетъ ощутимыхъ границъ своего пространства; она была какъ вода, не имѣющая никакой самостоятельной и опредѣленной формы и воспринимающая ее только извнѣ. Все это Моисей сжато выразилъ еврейскимъ рѣченіемъ: tohu vabohu. Сопоставляя библейскія мѣста, въ которыхъ употреблено это выраженіе (Втор. 32, 10; Іов. 12, 24; Исаіи 24, 10 и 84, 11), мы видимъ, что оно вообще указываетъ на пустоту и дикость пространства, лишеннаго всякихъ признаковъ жизни, всего того, чтò составляетъ принадлежность нормальнаго человѣческаго существованія, а также—на зрѣлище разрушенія, на безпорядочную груду развалинъ. Безвидность, безпорядочность и пустота имѣютъ мѣсто не только тамъ, гдѣ что-либо разрушено, но и тамъ, гдѣ почему-нибудь еще не возникла жизнь, гдѣ еще ничего не устроено, не упорядочено¹. Понятіе, заимствованное отъ разрушенія и опустошенія, Моисей расширилъ, возвелъ его въ понятіе неустройства вообще, отъ чего бы оно ни происходило, и въ этомъ расширенномъ

_________________________

1 Напр., на мѣстѣ какого-либо будущаго хозяйственнаго обзаведенія, на которомъ еще ничего нѣтъ, кромѣ сложеннаго безъ порядка строительнаго матеріала.

смыслѣ приложилъ къ первозданному веществу, которое еще только ожидало устройства, было пока безвидное, безформенное, не упорядоченное, въ которомъ глазъ не могъ различить ни одного изъ тѣхъ признаковъ и качествъ, съ какими оно явилось впослѣдствіи, по завершеніи творенія. Это было то, что греки, усиливаясь представить первовещество видимаго міра, назвали хаосъ, т. е., нѣчто, поражающее изумленіемъ, какъ никогда не виданное и ни на что существующее не похожее (отъ χάω, χαίνω—зіяю, открываю ротъ отъ изумленія¹). Это могло быть нѣчто, еще менѣе похожее на знакомые намъ виды вещества, чѣмъ то, до крайности разрѣженное его состояніе, которое гадательно предполагается въ началѣ мірообразованія естественнонаучными гипотезами. Всю совокупность мірового первовещества Моисей назвалъ „землею“ потому, что въ его распоряженіи не было другого, болѣе подходящаго слова. Тамъ какъ словомъ „земля“ (шаръ земной) мы обозначаемъ самую большую массу доступнаго нашимъ непосредственнымъ чувствамъ вещества²; то и естественно было воспользоваться этимъ словомъ для обозначенія всего мірового вещества. Безжизненное, неупорядоченное, безмѣрно разрѣженное вещество висѣло въ безграничномъ пространствѣ; глубокій мракъ и абсолютный покой, т. е., отсутствіе всякой дѣятельной физической силы, характеризовали это первичное состояніе матеріи. И только дѣйствіе Духа Божія начинало вливать жизнь въ это переходное состояніе отъ ничтожества къ бытію³. „И сказалъ Богъ: да будетъ

_______________________

1 Еврейское tohu тоже, можетъ быть, въ корнѣ имѣетъ звукъ, выражающій изумленіе при видѣ необычайнаго и поразительнаго зрѣлища.

2 Солнце и звѣзды, представляютъ еще бóльшую массу вещества; но это не такъ наглядно, до этого мы доходимъ только умозаключеніемъ.]

3 „Духъ Божій носился надъ водою“. Это образное выраженіе бытописателя указываетъ на премірность Бога, на

свѣтъ, и сталъ свѣтъ“… Нынѣ никто уже не удивится тому, что свѣтъ представляется созданнымъ прежде свѣтилъ небесныхъ. Въ прежнее время люди, гордые своимъ познаніемъ природы, которое впослѣдствіи оказалось невѣжествомъ, много глумились надъ тѣмъ, что Моисей говорилъ о созданіи свѣта прежде созданія солнца. Нынѣ это можетъ находить страннымъ только тотъ, кто совершенно чуждъ современнаго ученія о природѣ. „Современная физика допускаетъ (вынуждается допустить?) существованіе особаго мірового вещества, помимо матеріи, если подразумѣвать подъ словомъ „матерія“ извѣстное намъ (въ видѣ простыхъ тѣлъ и химическихъ соединеній) твердое, жидкое или газообразное вещество“¹. Это особое вещество назвали эѳиромъ. „Несомнѣнно, продолжаетъ указанный ученый, свойства эѳира должны существенно отличаться отъ извѣстныхъ намъ свойствъ матеріи, твердой, жидкой и газообразной“². Дальнѣйшее современное ученіе объ эѳирѣ состоитъ въ слѣдующемъ. „Огромная область явленій (свѣта, электричества и магнетизма) находится въ закономѣрной связи съ деформаціями и пертурбаціями въ эѳирѣ, составляющими ихъ первоначальный источникъ… Весьма вѣроятно, что эѳиръ играетъ важную, хотя еще не выясненную роль, и въ другихъ, а можетъ быть и во всѣхъ безъ исключенія³ физическихъ явленіяхъ“⁴. „Въ настоящее время мы вмѣсто шести гипотезъ (для объясненія всѣхъ явленій, входящихъ въ область Физики) имѣемъ уже только одну. Вѣроятность гипотезы о существованіи этого одного агента въ высшей степени близка къ достовѣрности. Назовемъ этотъ агентъ эѳиромъ“⁵. Если эту гипо-

_________________________

отсутствіе въ библейскомъ повѣствованіи пантеистическаго смѣшенія существа Божія съ природою твари.

1 О. Д. Хвольсонъ. Курсъ физики. Т. 2, Спб. 1898, стр. 115.

2 Тамъ же.

3 Подчеркнуто нами.

4 Тамъ же. Т. 1. 1897 г. стр. 8.

5 Тамъ же. Стр. 7.

тезу, или вообще изложенное ученіе объ эѳирѣ признать за такое, которое заключаетъ въ себѣ долю истины, то для насъ будетъ ясно, почему созданіе первовещества вселенной и повелѣніе быть свѣту, эти два акта творчества, явились въ непосредственной послѣдовательности другъ за другомъ. Понятно будетъ и то, какимъ образомъ свѣтъ могъ существовать прежде образованія спеціальныхъ возбудителей его, какими послѣ явились самосвѣтящіяся небесныя тѣла, подобныя нашему солнцу. Если эѳиръ, какъ вынуждена допустить наука, дѣйствительно есть совершенно особое, тончайшее, неуловимое нашими внѣшними чувствами и только прозрѣваемое умомъ вещество, которое разлито во всей вселенной, заполняетъ все междузвѣдное пространство, проникая и все вещество, образующее тѣла небесныя, до послѣдняго атома, котораго главное назначеніе состоитъ въ возбужденіи явленій свѣта, столь необходимаго для всякой матеріальной жизни, и которое „можетъ быть, играетъ важную роль во всѣхъ безъ исключенія физическихъ явленіяхъ“, т. е., представляетъ какъ бы душу матеріальнаго міра; то для насъ не трудно представить, почему самое первое дѣйствіе всемогущества Божія на вызванное къ бытію, но еще совершенно неподвижное и безжизненное первовещество выразилось въ повелѣніи быть свѣту, т. е., въ возбужденіи свѣтоноснаго движенія эѳира. Дѣйствіе эѳира, этого, повидимому, столь могучаго агента въ мірѣ вещества, послѣ того, какъ онъ получилъ отъ Творца способность къ свѣтоносному движенію, очевидно не нуждалось тогда въ томъ главномъ своемъ возбудителѣ, которымъ впослѣдствіи стала высокая температура безчисленныхъ небесныхъ тѣлъ. Пылающихъ очаговъ, подобныхъ нашему солнцу, еще не было, но эѳиръ трепеталъ, послушный велѣнію Божію, и хаотическая матерія уже не тонула во мракѣ, а оживлялась свѣтомъ. Опытъ показываетъ, что иногда „тѣло при обыкновенной температурѣ испускаетъ свѣтовые лучи, т. е., вызы-

ваетъ очень быстрыя колебанія въ эѳирѣ“¹. Можетъ быть въ „сѣверномъ сіяніи“, этомъ загадочномъ свѣтѣ, который по временамъ оживляетъ глубокую полярную ночь, превращая ее какъ бы въ день, мы имѣемъ явленіе, аналогичное съ тѣмъ, что имѣло мѣсто въ мірѣ до появленія солнца. Во всякомъ случаѣ это явленіе доказываетъ, что свѣтовая дѣятельность эѳира можетъ возбуждаться вокругъ темнаго мірового тѣла и самостоятельно, независимо отъ воздѣйствія со стороны другаго, свѣтлаго тѣла. Все вышеизложенное о значеніи эѳира въ природѣ вообще и въ явленіи свѣта особенно относится не къ уясненію того непостижимаго пути, которымъ Божественное всемогущество вызвало къ бытію свѣтъ, а къ устраненію недоумѣнія тѣхъ, которые, не зная, изъ какихъ элементовъ состоитъ явленіе свѣта и полагая просто источникъ его въ солнцѣ, могли бы найти непонятнымъ утвержденіе Моисея, что свѣтъ былъ созданъ и существовалъ до появленія солнца. Мы видимъ здѣсь, увидимъ и далѣе, что Моисей не утверждалъ ничего несогласнаго съ природою вещей.

„И увидѣлъ Богъ свѣтъ, что онъ хорошъ“. Богъ не имѣлъ нужды критически обозрѣвать и оцѣнивать свое твореніе. Откровеніе хода міротворенія есть въ то же время откровеніе Богомъ Самого Себя. Приведенныя слова бытописателя составляютъ образное, въ повѣствовательной формѣ, выраженіе идеи Божественнаго всесовершенства, открывшагося въ совершенствѣ творенія. „И отдѣлилъ Богъ свѣтъ отъ тьмы. И назвалъ Богъ свѣтъ днемъ, а тьму ночью“, т. е., опредѣлилъ области для дѣятельнаго состоянія свѣта и для недѣятельнаго, неощутимаго нашимъ органомъ зрѣнія. Какъ раздѣлялись эти области въ то время, когда все міровое вещество составляло еще одну сплошную массу и озарялось приведеннымъ въ движеніе эѳиромъ, мы не знаемъ. Для послѣдующаго же времени, когда появились темныя міровыя тѣла, получающія свѣтъ со сто-

____________________________

1 Тамъ же. Т. 2, стр. 121—2.

роны, отъ сосѣдняго свѣтящагося тѣла, это дѣйствіе Божіе явилось установленіемъ періодической смѣны свѣта и тьмы (дня и ночи), очевидно необходимой въ общей экономіи природы. Замѣчательно то, что, если бы не было ночи, мы, кромѣ своей земли и освѣщающаго ее солнца, почти ничего не видѣли бы. Зрѣніе наше такъ устроено, что только изъ окружающей насъ тьмы мы можемъ видѣть безмѣрно отдаленные и потому слабо свѣтящіеся предметы (звѣзды). Такимъ образомъ ночь есть окно, чрезъ которое только и можемъ мы смотрѣть на необъятную ширь мірозданія. Тишина же ночи и тотъ относительный покой, въ который погружается матеріальная жизнь, даютъ особенную свободу мысли и позволяютъ ей летѣть какъ бы къ самому подножію престола Божія.

„И былъ вечеръ, и было утро: день одинъ“¹. Такъ заканчиваетъ Моисей изображеніе, такъ сказать, перваго періода міротворенія. Періодичность составляетъ одну изъ особенностей библейскаго изображенія творческой дѣятельности Бога, сравнительно съ изображеніями ея въ языческихъ космогоніяхъ. Въ послѣднихъ, если и встрѣчается періодичность, то она или имѣетъ совсѣмъ другое основаніе (напр., въ индійской космогоніи)², или не имѣетъ внутренней, органической связи съ общимъ характеромъ космогоніи, являясь простымъ, механическимъ заимствованіемъ изъ

_______________________

1 Т. е., первый. Поеврейски здѣсь поставлено количественное א֚חׇד вмѣсто порядковаго יִאשׁוֹן. Подобная замѣна относительно перваго порядковаго числа бываетъ и въ другихъ языкахъ, напр., въ греческомъ εἷς вмѣсто πρῶτος, въ латинскомъ unus вмѣсто primus.

2 Въ индійской космогоніи (а также и въ другихъ, съ явно пантеистическимъ характеромъ) замѣчается постепенный переходъ отъ творенія высшихъ, наиболѣе духовныхъ существъ къ низшимъ, наиболѣе матеріальнымъ; въ Библіи, послѣ сотворенія міра духовъ, съ разу изображается твореніе низшей формы матеріальнаго бытія и затѣмъ постепенный переходъ къ болѣе высшимъ и совершеннымъ твореніямъ.

еврейскаго вѣроученія (персидская и алтайская космогоніи). Всемогущество Божіе не имѣетъ предѣловъ, и „кто уразумѣ умъ Господень, и кто совѣтникъ Ему бысть“¹? Богъ могъ все сотворить въ одинъ моментъ, могъ творить и постепенно. Кто же изъ смертныхъ осмѣлится сказать какъ долженъ былъ Богъ творить міръ? Если Богъ, созидая вещество и влагая въ него силы, въ то же время утверждалъ и законы для дѣйствія этихъ силъ, то мы можемъ думать, что Онъ и предоставлялъ дѣйствовать этимъ силамъ сообразно съ данными имъ законами. На это (т. е., на естественное дѣйствіе силъ вещества) конечно требовалось нѣкоторое опредѣленное время. Когда приведенная къ бытію тварь исполняла все, что могла на основаніи данныхъ ей силъ и законовъ, и далѣе сама отъ себя не могла уже ничего дать,—а между тѣмъ по предначертанному плану мірозданія требовалось дальнѣйшее движеніе міробытія,—тогда Божественное всемогущество или давало новое устроеніе уже готовой твари, или созидало новую тварь, которая, соединясь съ преждесозданною, выполняла дальнѣйшую часть плана мірозданія. Здѣсь умѣстно замѣтить вообще, что все міротвореніе по изображенію Моисея состояло изъ дѣйствій всемогущества и премудрости Божіей двоякаго характера: изъ дѣйствій творческихъ въ собственномъ смыслѣ и изъ дѣйствій, состоявшихъ въ устроеніи и направленіи уже созданнаго, которыя можно назвать промыслительными. Моисей точно обозначилъ это различіе особыми словами: для первыхъ онъ употреблялъ глаголъ „бара“—сотворилъ (изъ ничего), для вторыхъ глаголъ „аса“—сдѣлалъ, образовалъ². Первыхъ дѣйствій было только

________________________

1 Иса. 40, 13.

2 Смыслъ этихъ глаголовъ удержанъ въ латинской Библіи (creavit и fecit), въ нѣмецкой (schuf и machte) и въ русской („сотворилъ“ и „создалъ“). Что касается греческаго текста, то въ немъ тотъ и другой глаголъ переведены однимъ словомъ ἐποίησε. Въ славянской Библіи, составляющей точную

три: созданіе міра духовъ и совокупнаго первовещества видимаго міра, созданіе первыхъ живыхъ тварей и созданіе человѣка, въ матеріальный составъ котораго внѣдренъ духъ, отличный отъ прежде созданныхъ духовъ—ангеловъ. Всѣ прочія дѣйствія Бога представляются устроительными: готовая тварь получала отъ Бога повелѣніе къ нѣкоторому преобразованію своего состава, къ изведенію изъ себя нѣкотораго новаго вида тварнаго бытія, и преобразовывалась согласно слову Божію. Твореніе изъ ничего было моментально; промыслительныя же дѣйствія Божіи, обращенныя на тварь, уже имѣвшую нѣкоторый видъ существованія, обусловленный данными ей свойствами и законами, мы должны представлять себѣ длительными, согласно съ ученіемъ о Промыслѣ Божіемъ, выраженнымъ въ словахъ Іисуса Христа: „Отецъ мой доселѣ дѣлаетъ, и Азъ дѣлаю¹.

_______________________

передачу греческаго текста, всюду поставлено „сотвори“. Въ объясненіе того, почему въ греческомъ, столь авторитетномъ, текстѣ не оттѣнена разница еврейскихъ глаголовъ, можно сдѣлать только предположеніе, что въ греческомъ языкѣ не оказалось соотвѣтствующихъ глаголовъ для выраженія этой разницы. Изъ разсмотрѣнной нами греческой космогоніи вытекаетъ, что у грековъ не было и идеи творенія изъ ничего. Поэтому, вѣроятно, и языкъ ихъ не создалъ глагола, который ясно выражалъ бы эту идею. Изъ всѣхъ глаголовъ, обозначающихъ дѣланіе, 70 толковниковъ избрали ποιέω по той, какъ можно думать, причинѣ, что этотъ именно глаголъ сдѣлался употребительнымъ для выраженія дѣятельности человѣческаго духа въ созданіяхъ мысли и воображенія (поэзія), и потому представлялся наиболѣе подходящимъ, какъ бы достойнымъ, для обозначенія творческой дѣятельности Высочайшаго Духа. Сдѣлавши такой выборъ, переводчики ограничились однимъ этимъ глаголомъ для обозначенія и творческихъ актовъ въ собственномъ смыслѣ (бара), и дѣйствій созидательныхъ, устроительныхъ (аса).]]

1 Іоан. 5, 17. Блаж. Августинъ въ своихъ глубоко-философскихъ размышленіяхъ о Моисеевой исторіи міротворенія, имѣя въ виду подобный характеръ творческой дѣятельности, выражается: movens (Deus) administransque per temporales cursus illa quae condidit. (De Genesi ad litteram. Lib. V, сар. IV. 11.

Такъ, намъ кажется, можно объяснить періодичность и нѣкоторую длительность всего хода міротворенія.—Созданіе міра духовъ и совокупнаго первовещества видимаго міра, вмѣстѣ съ изведеніемъ свѣта, составили „первый день“ творенія. Какой это былъ день? Во всякомъ случаѣ это не былъ тотъ день (сутки), какой мы имѣемъ на своей землѣ. Земной день есть опредѣленная мѣра времени только для земли; каждое міровое тѣло имѣетъ свой день, продолжительность котораго зависитъ отъ обращенія тѣла вокругъ себя. Было ли при началѣ мірозданія круговращеніе всего мірового вещества и, если было, то во сколько времени оно могло совершаться,—никто этого не знаетъ. Какъ первозданный свѣтъ освѣщалъ міровое вещество—все ли разомъ, или постепенно, обтекая его кругомъ,—этого тоже никто не знаетъ, и даже нѣтъ никакого основанія сдѣлать на этотъ счетъ какое-либо предположеніе¹ . Если бы

_________________________

Migne. Patrolog. curs. compl. T. XXXIV). Въ другомъ мѣстѣ онъ говоритъ: „если утверждаютъ, что Богъ первоначально создалъ матерію, не имѣвшую еще ни вида, ни образа, а потомъ уже творилъ изъ нея различныя творенія, облекая ихъ въ разнообразныя формы, то въ такомъ объясненіи ихъ не будетъ заключаться никакой нелѣпости“. (Исповѣдь. Кн. 12, гл. 29. Твор. Августина въ русск. перев. Ч. 1‑я, стр. 404).

1 Св. Василій Великій просто полагаетъ, что „первобытный свѣтъ, въ опредѣленной Богомъ мѣрѣ, то разливался, то опять сжимался“; но не приводитъ никакихъ основаній для подтвержденія этого положенія—ни богословскихъ, ни заимствованныхъ изъ естествословія. (Творенія. Изд. 3. Москва. 1891. Ч. 1, стр. 33). Туманная электрическая теорія первозданнаго свѣта, предложенная архим. Ѳеодоромъ въ его „Изъясненіи первой главы книги Бытія о міротвореніи“, стр. 25—27, согласно которой Божественное всемогущество возбудило электрическую энергію въ „восточной“ половинѣ мірового шара, и токъ ея устремился на „западъ“,—теорія эта не имѣетъ подъ собою никакого основанія, заимствованнаго изъ ученія объ электричествѣ. Почему электрическій токъ устремился именно на западъ, а не далѣе—на востокъ, хотя частицы вещества, передававшія его одна другой, были однѣ и тѣ же, какъ на западѣ, такъ и на востокѣ? Такъ Богъ хотѣлъ,

мы и позволили себѣ сдѣлать предположеніе, что все міровое вещество представляло изъ себя шаръ, и свѣтъ, появившись въ какой-либо точкѣ его поверхности, сталъ съ свойственною ему быстротою (288000 верстъ въ секунду) распространяться по ней, пока не озарилъ всю; то изъ этого предположенія не могли бы сдѣлать никакихъ выводовъ, полезныхъ для уясненія дѣла. Величина этого шара не могла имѣть умопредставляемыхъ границъ, какъ не имѣетъ ихъ и теперешняя вселенная. Продолжительность времени, потребная на то, чтобы свѣтъ, при всей поражающей своей быстротѣ, пробѣжалъ всю окружность вселенной, тоже не можетъ быть представлена умомъ. А если бы мы предположили, что свѣтъ пробѣжалъ это пространство въ 24 часа (въ наши сутки), то должны бы были предположить всю окружность вселенной не болѣе 24,888,200,000 верстъ.

А между тѣмъ одно только разстояніе отъ полярной звѣзды до земли опредѣляется астрономами приблизительно въ 450 билліоновъ верстъ… Мы предпочитаемъ воздержаться отъ всякихъ предположеній и думаемъ, что нѣтъ никакихъ данныхъ для опредѣленія продолжительности творческаго дня. „День“ этотъ состоялъ изъ „вечера“, подъ которымъ можно разумѣть ночь, и „утра“, т. е., времени, непосредственно слѣдующаго за ночью. Ночь—это повидимому мракъ, предшествовавшій созданію чувственнаго свѣта. Начало его въ такомъ случаѣ теряется въ вѣчности. Концомъ перваго дня былъ новый „вечеръ“, предшествовавшій новому творческому преобразованію первозданнаго вещества, составившему „второй день“ міра. Какъ наступилъ снова мракъ, (если это дѣйствительно былъ мракъ) и сколько времени прошло до этого момента, считая нашими земными часами,—это не открыто. Еврейское слово день

________________________

отвѣчаетъ авторъ теоріи. Тогда при чемъ же тутъ электричество? И какой „востокъ“ и „западъ“ могли быть тогда, когда еще не было того, что впослѣдствіи дало основаніе къ различенію странъ свѣта?…

(jom) означаетъ не только время между восходомъ и закатомъ солнца, но и время вообще, и болѣе короткое, чѣмъ день, и болѣе продолжительное, эпоху, характеризуемую какимъ-либо событіемъ или цѣлымъ рядомъ событій, какъ это видно изъ многихъ мѣстъ Библіи. Обозначеніе дня: вечеръ и утро, какъ суточнаго протяженія времени, необычно. Сутки лежатъ между вечеромъ и вечеромъ, если ихъ начинать съ вечера, или между утромъ и утромъ, если началомъ ихъ полагать утро. Когда Богъ завершилъ твореніе всего міра въ „шестидневный“ періодъ, наступилъ тоже „день“, седьмой,—день покоя. Но у этого дня уже не было

________________________

1 Напримѣръ: „Въ день въ который ты вкусишь отъ него (древа познанія добра и зла), смертію умрешь“, т. е., въ тотъ моментъ лишишься дара безсмертія. Быт. 2, 17. „Вотъ происхожденіе неба и земли при сотвореніи ихъ, въ то время (jom); когда Господь создалъ землю и небо“. Здѣсь словомъ „день“ обозначено все время міротворенія. Быт. 2, 4. Срав.: Быт. 4, 14; 25, 31; Притч. 12, 16; Іов. 18, 20; Іезек. 13, 5; Авд. 12; Осіи 2, 16.

2 Весьма замѣчательно то толкованіе „вечера“ и „утра“, какое даетъ блаж. Августинъ. По его мнѣнію Моисей словами: вечеръ и утро, обозначилъ предѣлы между творческими актами. Вечеръ—это моментъ окончанія предыдущаго творческаго акта, утро—начало новаго творческаго акта. Restat egro, говоритъонъ, ut intelligamus, in ipsa quidem mora temporis ipsas distinctiones operum sic apellatas, vesperam propter transactionem consummati operis, et mane propter inchoationem futuri operis, de similitudine scilicet humanorum operum, quia pleruque a mane incipuint et ad vesperam desinunt. Habent enim consvetudinem divinae Scripturae de rebus humanis ad divivas res verba transferre (De Genesi contra manichaeos. Lib. I, сар. XIV. 20). Поясняя ту же мысль въ другомъ мѣстѣ, блаж. Августинъ подъ «вечеромъ» разумѣетъ обозначеніе того, что уже создано (condita creatura), а подъ «утромъ» обозначеніе того, что должно было (и уже начало) созидаться (condenda creatura). In illis enim diebus, quibis omnia creabantur vesperam terminum conditae creaturae; mane autem initium condendae alterius accipiebamus. Ac per hoc quinti diei vespera terminus est conditae quinta dia creaturae; mane autem, quod post ipsam vesperam factum est, initium est condendae sexto die creaturae. (De Genesi ad litteram. Lib. IV, сар. XVIII 32).

вечера; онъ продолжается доселѣ. Все это заставляетъ думать, что первый „день“ міра (вѣроятно и второй, а можетъ быть и всѣ прочіе) не былъ астрономическимъ феноменомъ нашей земли, которой тогда еще не было что это былъ особенный, міровой, творческій день. Его можно представлять и очень короткимъ, однимъ моментомъ, если въ откровеніи міротворенія видѣть намѣреніе Творца показать людямъ въ особенности Свое ничѣмъ не ограниченное всемогущество; можно представлять и очень продолжительнымъ, если позволить себѣ предположеніе, что Творецъ и Міродержитель, творя изъ ничего новую тварь и надѣляя ее законами ея бытія, предоставлялъ ей до извѣстнаго предѣла жить и развиваться сообразно данному ей естеству. Человѣкъ измѣряетъ свои дѣла своими днями; у Бога „одинъ день, какъ тысяча лѣтъ (т. е., чрезвычайно продолжительное время) и тысяча лѣтъ, какъ день одинъ“¹. Для богослова не недопустимо, что въ исторіи міротворенія, какъ дѣланія Божія, Моисей обозначилъ день Божій². Возможность вышеизложеннаго пониманія дней творенія мы основываемъ на данныхъ, заключающихся въ самой библейской исторіи міротворенія и вообще въ Библіи, и совсѣмъ не имѣемъ въ виду приспособлять Моисеево повѣствованіе къ естественнонаучнымъ гипотезамъ о громадныхъ геологическихъ періодахъ, весьма далекимъ отъ того, чтобы признать ихъ за положительныя научныя истины. Въ тоже время мы не считаемъ основательными разсужденія тѣхъ, которые пониманіе дня творенія, какъ нѣкотораго періода, болѣе продолжительнаго, чѣмъ обыкновенный земной день, и допущеніе нѣкотораго само-

______________________

1 Петр. 2 посл. 3, 8.

2 Основаніе закона о субботѣ, заключающееся въ исторіи міротворенія, этимъ не нарушается; такъ какъ оно заключается не въ физическомъ соотвѣтствіи продолжительности дня творенія съ земнымъ днемъ, а въ седмеричномъ числѣ: шесть дней дѣланія и седмой день покоя.

стоятельнаго дѣйствованія силъ природы на основаніи данныхъ имъ отъ Творца законовъ, считаютъ „противнымъ всему духу Библіи“¹. Главный аргументъ здѣсь тотъ, что такое пониманіе дней творенія и допущеніе нѣкотораго самостоятельнаго дѣйствія силъ природы при процессѣ міротворенія будто бы ограничиваетъ всемогущество Бога и даже совсѣмъ устраняетъ Его творческую дѣятельность. Но, если допущеніе въ нѣкоторой мѣрѣ самостоятельнаго дѣйствія силъ природы въ настоящее время не ведетъ къ отрицанію Бога, какъ Творца всего, и только въ нелогической головѣ матеріалиста возникаетъ такое отрицаніе, то какимъ образомъ такое же допущеніе въ нѣкоторые моменты шестидневнаго творенія можетъ ограничивать творческую дѣятельность Бога? Вѣдь, Богъ создалъ и вещество, и его силы, и далъ законы для дѣйствія этихъ силъ. Безъ Него не было бы ничего². Что касается якобы ограниченія всемогущества Божія, то эта мысль коренится на неправильномъ пониманіи цѣли Моисеева повѣствованія, которая будто бы состоитъ главнымъ образомъ

________________________

1 Рождественскій. Христіанская Апологетика. Спб. 1893 г. Т. 2, стр. 206.

2 На участіе уже созданныхъ силъ природы въ процессѣ творческаго мірообразованія указалъ еще св. Григорій Нисскій, когда по поводу „разлученія Богомъ между свѣтомъ и между тьмою“ сказалъ: „что происходитъ необходимо, по самой послѣдовательности естества въ нѣкоемъ порядкѣ и стройности, Моисей приписываетъ Божіей дѣятельности, научая, какъ думаю, сказаннымъ, что Божіею премудростію предумышлено все происшедшее въ послѣдствіи одно за другимъ въ необходимомъ нѣкоемъ порядкѣ“. (Творенія св. Григорія Нисскаго. Москва. 1861 г. Ч. 1, стр. 17). „Когда сіе (раздѣленіе водъ твердію) совершилось, естество существъ, держась послѣдовательности, снова производитъ, чему необходимо слѣдовало быть за произшедшимъ прежде. Но и сему Божію дѣлу (отдѣленію воды отъ земли) предшествуетъ Божіе повелѣніе; потому что Моисей вездѣ обезопашиваетъ нашъ умъ, чтобы ни одно изъ существъ не представлялъ себѣ состоявшимся безъ Бога“. (Тамъ же, стр. 30).

въ томъ, чтобы показать всемогущество Божіе¹. Цѣль Моисеева повѣствованія состоитъ въ томъ, чтобы открыть человѣку, какъ міръ произошелъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ сообщить ему понятіе о Богѣ вообще, не объ одномъ всемогуществѣ Его, но и премірности, премудрости, благости, и проч. И затѣмъ, совершенно непонятно, какимъ образомъ ограничивается Божественное всемогущество отъ того, что Богъ, создавшій силы природы, установившій законы ихъ дѣйствія, Самъ же предоставилъ имъ дѣйствовать сообразно съ этими законами. Если всемогущество Божіе ограничивается только предположеніемъ бóльшей длительности міротворенія, чѣмъ шесть земныхъ дней, то логичнѣе уже согласиться съ Оригеномъ, который, выходя именно изъ идеи всемогущества, совсѣмъ отвергалъ всякую длительность и періодичность и утверждалъ, что Богъ все создалъ въ одинъ моментъ. Однако же въ Библіи и періодичность и нѣкоторая длительность ясно указаны; слѣдовательно сами по себѣ они не противорѣчатъ идеѣ всемогущества Божія.

„И сказалъ Богъ: да будетъ твердь по среди водъ, и пусть она отдѣляетъ воды отъ водъ. И создалъ (образовалъ, устроилъ) Богъ твердь; и отдѣлилъ воды, которыя подъ твердію, отъ водъ, которыя надъ твердію; и стало такъ. И назвалъ Богъ твердь небомъ“. Такъ изображается „второй день“ творенія. Толкователи, связанные буквальнымъ пониманіемъ слова „вóды“, вынуждаются думать, что со второго дня бытописатель ограничивается изображеніемъ явленій творенія на нашей землѣ, и въ раздѣленіи „водъ“ твердію видятъ только извѣстное метеорологическое явленіе—поднятіе съ земной поверхности водяныхъ паровъ и скопленіе ихъ въ атмосферѣ въ видѣ облаковъ. Но это значило бы суживать созерцаніе Моисея до точки зрѣнія языческихъ космогоній, которыя дѣйствительно большею частію не отрываются отъ земли и вмѣсто міротворенія

__________________________

1 Рождественскій. Апологетика. стр. 205 и 207.

изображаютъ землетвореніе. Въ такомъ случаѣ подъ твердію, а слѣдовательно и подъ „небомъ“, пришлось бы разумѣть тотъ сравнительно ничтожный слой воздуха, который непосредственно примыкаетъ къ землѣ и не простирается въ вышину дальше двухъ—трехъ верстъ (тяжелыя ненастныя облака движутся еще ниже). Какимъ же образомъ свѣтила представляются въ тверди небесной? (Быт. 1, 14). Очевидно „воды“, раздѣленныя твердію, нельзя понимать въ буквальномъ смыслѣ безъ, вреда для ясности исторіи міротворенія. Разъ допущено небуквальное пониманіе первозданной „земли, невидимой и неустроенной“, никто не можетъ доказать, что буквальное пониманіе „водъ“, раздѣленныхъ твердію, безусловно обязательно. Въ Св. Писаніи слово „вода“ часто употребляется не въ буквальномъ смыслѣ¹. Неудовлетворительное объясненіе второго дня творенія, которымъ довольствуются сторонники буквальнаго пониманія, ясно доказываетъ, что это одно изъ тѣхъ мѣстъ Св. Писанія, въ которыхъ придерживаться одной буквы нельзя, не впадая въ безвыходныя затрудненія и несообразности².—Итакъ, какія это были „воды“, раздѣленныя твердію, и какъ произошло это раздѣленіе? Первозданное неустроенное вещество Моисей называетъ то землею, то бездною, то водою. Это показываетъ конечно, что оно не было въ собственномъ смыслѣ ни землею, ни водою, что это была масса безъ опредѣлен-

__________________________

1 Напр., Псал. 68, 2: „Спаси меня, Боже, ибо воды дошли до души моей“. 103, 5: „прошли бы надъ душею нашею воды бурныя“. 143, 7: „спаси меня отъ водъ многихъ, отъ руки сыновъ иноплеменныхъ“. То же: Ис. 58, 1; Іер. 2, 13; 8, 14; 15, 18; Плачь Іер. 3, 54; Іоиль 3, 18; Захар. 14, 8; Іоан. 4, 10. 14; 7, 38; Ефес. 5, 26; Апок. 21, 6; 22, 1. 17.

2 Св. Григорій Нисскій, отожествляя воды надъ твердію съ водою, надъ которою носился Духъ Божій, говоритъ, что она „есть нѣчто иное, а не это въ низъ стремящееся естество текучихъ водъ“, и въ подтвержденіе законности небуквальнаго пониманія воды ссылается на невозможность буквальнаго пониманія Втор. 4, 24, гдѣ Богъ названъ огнемъ поядающимъ (Тамъ же, стр. 24—5).

ныхъ признаковъ, для названія которой нѣтъ надлежащаго слова на человѣческомъ языкѣ. Для обозначенія его разрѣженности, подвижности и полнаго безразличія частей бытописатель назвалъ его между прочимъ и водою. Раздѣленіе этой-то воды, т. е. первоначальнаго неустроеннаго вещества, и произведено было во второй день; потому-то вода въ собственномъ смыслѣ выдѣлилась изъ первоначальнаго вещества на нашей планетѣ уже въ третій день. Новаго творенія во второй день не было; дано было только новое устроеніе первозданному веществу. Это вещество, представлявшее собою пока безразличную массу, должно было по мысли Творца образовать ту гармонію міровъ, которая привела въ восторгъ небожителей (Іов. 38, 7) и повергла смертнаго въ прахъ отъ изумленія, когда онъ приподнялъ только край завѣсы, скрывавшей отъ него чудеса мірозданія. Когда безжизненной неподвижной матеріи сообщено было первичное движеніе, и она озарилась свѣтомъ, всемогущій Художникъ разрѣзалъ ее на миріады отдѣльныхъ массъ; въ тотъ же моментъ Онъ установилъ законъ всемірнаго тяготѣнія. И вотъ, обособленныя массы матеріи покатились въ пространствѣ, каждая на своемъ урочномъ мѣстѣ, не дерзая выступить изъ той колеи, которую указало ей всемогущество. Раскинувшееся между ними свободное пространство стало держать въ себѣ эти тѣла во взаимныхъ отношеніяхъ, которыя неизмѣнно и твердо установила между ними сила всемірнаго тяготѣнія¹. Это установившееся пространство между міровыми тѣлами и есть „твердь“ или „небо“—устроеніе второго дня. Слово „твердь“, могущее указывать на неизмѣнныя пространственныя отношенія между небесными тѣлами, не совсѣмъ подходитъ для обозначенія собственно пространства. Оно составляетъ буквальный переводъ слова στερέωμα, ко-

___________________

1 Псалмопѣвецъ это самое и изображаетъ, когда говоритъ: „Онъ повелѣлъ, и сотворились (небеса и воды превыше небесъ). Поставилъ ихъ на вѣки и вѣки; далъ уставъ, который не прейдетъ“. Пс. 148, 5. 6.

торымъ греческіе переводчики передали еврейское rakia подъ вліяніемъ господствовавшаго въ древности взгляда на небо, какъ на что-то плотное, твердое; между тѣмъ какъ еврейское rakia, происходящее отъ глагола raka—растягивать, распространять, въ связи съ другими еврейскими словами, имѣющими корень rk¹, скорѣе заключаетъ въ себѣ идею пространства, промежутка, пустоты, вслѣдствіе удаленія чего-либо отъ чего-либо. Впрочемъ пространство между міровыми тѣлами не есть безусловная пустота; по предположенію естествоиспытателей оно все заполнено тончайшей матеріальной субстанціей—эѳиромъ, космическое значеніе котораго, помимо распространенія свѣта и повидимому электричества и магнетизма, еще не выяснено… Когда Моисей говорилъ о совокупномъ веществѣ видимаго міра въ томъ его видѣ, въ какомъ оно было въ первый день, онъ не опредѣлялъ точки зрѣнія, не дѣлалъ никакого пространственнаго обозначенія—по той простой причинѣ, что тогда господствовало полное безразличіе частей, или иначе: не было никакихъ частей. Когда же міровыя тѣла обособились, и между ними раскинулось свободное пространство (rakia), когда выдѣлилась и та масса вещества, изъ которой образовалась наша земля, бытописатель тотчасъ какъ бы ступилъ ногою на землю и ее избралъ точкою зрѣнія на окружающія явленія мірозданія. По этому явились для него верхъ и низъ, надъ и подъ: составъ вещества, образовавшаго всѣ другія міровыя тѣла, кромѣ земли, онъ назвалъ водами надъ твердію, потому что на эти тѣла съ земли приходится смотрѣть въ верхъ; вещество же, образовавшее землю, онъ назвалъ водою подъ твердію.—Могъ ли еврей, для котораго первоначально Моисей записалъ исторію міротворенія, понимать воды, раздѣленныя твердію, какъ первоматеріалъ для мірообразованія? Есть сильное основаніе для положительнаго отвѣта на этотъ

_________________

1 Быт. 37, 24; 42. 35; Суд. 7, 16; Исх. 15, 9; Пс. 34, 3. Іер. 48, 11.

100

вопросъ. Апостолъ Петръ о людяхъ невѣжественныхъ, превращающихъ Писанія, говоритъ, что они „не знаютъ, что въ началѣ словомъ Божіимъ небеса и земля составлены изъ воды и водою“¹. Слова эти несомнѣнно имѣютъ отношеніе къ Быт. 1, 7, 8 и параллельны этому мѣсту. На основаніи стиха 6‑го въ указанномъ мѣстѣ посланія Петра, гдѣ говорится о потопѣ, можно бы было подумать, что апостолъ разумѣетъ атмосферное небо, носящее воду, т. е., облака; но такому предположенію противорѣчитъ стихъ 10‑й, гдѣ очевидно говорится о тѣхъ же небесахъ, чтó и въ 5‑мъ стихѣ. Въ 10‑мъ ст. говорится: „пріидетъ же день Господень, какъ тать ночью, и тогда небеса съ шумомъ прейдутъ“. Какія это небеса и какъ они прейдутъ—это объясняетъ евангелистъ Матѳей: „и вдругъ послѣ скорби дней тѣхъ солнце померкнетъ, и луна не дастъ свѣта своего, и звѣзды спадутъ съ неба“². Катастрофа, стало быть, разразится не въ атмосферѣ, а въ настоящей тверди, въ которой повисли первозданныя воды во второй день и превратились въ свѣтила въ четвертый день. Такимъ образомъ, если люди невѣжественные могли и не знать о происхожденіи неба и земли изъ воды, то о евреяхъ просвѣщенныхъ, изучившихъ Писаніе, позволительно думать, что въ „водахъ“, раздѣленныхъ твердію, они видѣла вещество, изъ котораго образовались тѣла небесныя.

„И сказалъ Богъ: да соберется вода, которая подъ небесами, въ одно мѣсто, и да явится суша. И было такъ… И назвалъ Богъ сушу землею и собраніе воды—моремъ“. Здѣсь изображается творческая дѣятельность Бога на нашей землѣ. Бытописатель не объясняетъ, гдѣ была первоначально вода и гдѣ твердыя части планеты. Вода, или точнѣе—тѣ элементы, изъ которыхъ она состоитъ, заключались безъ сомнѣнія въ томъ первовеществѣ, которое выдѣлилось во второй день въ

________________________

1 2 Посл. 3, 5. Сн. ст. 10 и 16.

2 24, 29.

101

особую массу для образованія нашей земли. Насколько можно судитъ по наличнымъ (очень еще несовершеннымъ) знаніямъ природы, въ различныхъ видахъ вещества, составляющаго нашу планету, наиболѣе часто встрѣчаются, какъ основные повидимому его элементы, водородъ, кислородъ, углеродъ, азотъ, кремень, сѣра и металлы. Первоначально эти элементы находились въ какомъ-то особомъ недѣятельномъ состояніи, лишены были взаимодѣйствія. Въ „третій день“ силою Творца элементы эти пробуждены къ жизни, приведены во взаимодѣйствіе: кислородъ соединился съ водородомъ, и явилась вода; изъ другихъ элементовъ образовалась твердая, болѣе тяжелая часть нашей планеты¹. Твердое ядро планеты, въ силу какихъ-то особенныхъ свойствъ, вложенныхъ Творцомъ въ вещество, дало такое образованіе на своей поверхности, благодаря которому нѣкоторыя части ея явились менѣе удаленными отъ центра (низменностями) и покрылись водою—стали морями,—а другія оказались болѣе удаленными отъ центра (возвышенностями), которыя не покрылись водою, и онѣ стали сушею. Творческая дѣятельность въ третій день состояла не въ этомъ одномъ. „И сказалъ Богъ: да произраститъ земля зелень, траву, сѣющую сѣмя, и дерева плодовитыя, приносящія по роду своему плодъ, въ которомъ сѣмя ихъ на землѣ. И стало такъ. И произвела земля зелень, траву, сѣющую сѣмя по роду ея, и дерева, приносящія плоды, въ которомъ сѣмя ихъ по роду ихъ“. Земля теперь имѣла такой видъ: твердое

__________________________

1 Въ это же время очевидно произведены и всѣ предметы изкопаемаго царства (за исключеніемъ конечно окаменѣлостей растеній и животныхъ). Изображая твореніе на землѣ, Моисей ограничивается самыми наглядными предметами (суша, вода, растенія, животныя) и не упоминаетъ напр., о воздухѣ, который невидимъ и на простой непосредственный взглядъ какъ бы нематеріаленъ (сосудъ, заключающій въ себѣ одинъ воздухъ и ничего болѣе, называется пустымъ), а также о минеральномъ царствѣ, которое скрыто въ нѣдрѣ земли. Не смотря на то, цѣль откровенія: Богъ есть Творецъ всего—несомнѣнно достигается.

102

вещество ея, сохранившее форму шара, полученную имъ ранѣе (во второй день), когда оно было въ разрѣженномъ, удобоподвижномъ состояніи, въ большей части своей поверхности было покрыто водою; по мѣстамъ были пространства, свободныя отъ воды; надъ всею поверхностію разстилался мощный слой свободныхъ газовъ, азота и кислорода, съ примѣсью разныхъ другихъ элементовъ и главнымъ образомъ—углерода. Въ этомъ состояніи она стала способна извести изъ себя низшій видъ органической жизни, необходимый для развитія высшихъ видовъ ея. Землю здѣсь не нужно понимать въ ограниченномъ смыслѣ, какъ одну сушу, состоящую изъ песку, глины, извести, и проч.; въ изведеніи органической жизни принимала участіе вся совокупность планеты и твердыя ея части, и вода, и воздухъ. Когда основные элементы вещества велѣніемъ Божіимъ приведены были въ дѣятельное состояніе, они стали вступать въ разныя сочетанія между собою, узаконенныя Творцомъ сообразно съ предначертаннымъ планомъ мірозданія, и нѣкоторыя изъ этихъ сочетаній произвели растительную жизнь на землѣ. Какъ показываетъ употребленный Моисеемъ порядокъ перечисленія растеній (зелень, трава, сѣющая сѣмя, дерева плодовитыя), въ образованіи растительнаго царства господствовала строгая постепенность восхожденія отъ низшихъ, несовершеннѣйшихъ видовъ растеній къ высшимъ. Сначала земля произрастила „зелень“, т. е., какъ удостовѣряютъ и естественнонаучныя изслѣдованія, мелкія водоросли, лишаи, мхи, хвощи, ползучія пальмы, папоротники, можетъ быть, грибы и прочія простѣйшаго строенія растенія, характеризуемыя въ ботаникѣ названіемъ „тайнобрачныхъ“, лишенныя цвѣтенія и размножающіяся посредствомъ невидимыхъ для глазъ сѣмянъ. Потомъ она произрастила „траву, сѣющую сѣмя“, т. е., злаки, растенія цвѣтущія и плодоносящія, стоящія по своей организаціи выше предыдущихъ. Наконецъ она произвела „дерева плодовитыя“, красоту, вѣнецъ растительнаго царства. Первобытная раститель-

103

ность отличалась необыкновенной мощью, какъ показываютъ ея окаменѣлые остатки. Хвощи, которые нынѣ имѣютъ видъ травы, достигали тогда величины строевого лѣса; папоротники представляли изъ себя громадныя деревья. Причина такой силы, неисключающая особаго устроенія Божія по предначертанному плану, лежала въ обиліи влаги на землѣ и углерода въ воздухѣ, составляющаго существеннѣйшій элементъ въ питаніи растенія. Характеръ первобытной растительности доказываетъ, что при первомъ своемъ появленіи она не видала солнца. Сохранившіеся до сихъ поръ виды ея довольствуются умѣреннымъ свѣтомъ и даже не переносятъ прямыхъ, жгучихъ лучей солнца. Лишаи и мхи, папоротники, нѣкоторые виды низкорослыхъ пальмъ, грибы,—ростутъ или въ глубокихъ впадинахъ, въ которыя только не надолго заглядываетъ солнце, или подъ прикрытіемъ древесныхъ вѣтвей въ лѣсу. Земля до того момента, когда загорѣлось на небѣ солнце, освѣщалась какимъ-то своимъ свѣтомъ, вѣроятно однороднымъ съ тѣмъ, какимъ озарилась совокупность мірового вещества еще въ первый день міра. Свѣтъ этотъ повидимому былъ умѣренный, не превосходилъ вѣроятно тотъ, которымъ сѣверное сіяніе озаряетъ нынѣ полярныя страны, и, можетъ быть, былъ одного происхожденія съ послѣднимъ¹.—Растенія созданы прежде животныхъ въ силу постепенности творенія, которое въ видимомъ мірѣ шло отъ низшихъ видовъ твари къ высшимъ. Такой ходъ творенія соотвѣтствовалъ природѣ существъ, вызываемыхъ къ бытію. Если атмосфера первоначально была пресыщена углекислотой, то ни одно животное не могло существовать на землѣ. Растенія напротивъ жадно поглощаютъ углекислоту, и обиліе ея даетъ имъ наибольшую силу роста. Роскошная растительность, раскинувшаяся по землѣ отъ полюса до по-

_______________________

1 Въ этомъ вопросѣ возможны пока одни предположенія съ очень малой вѣроятностью. Можетъ быть, дальнѣйшее изученіе природы болѣе приблизитъ насъ къ рѣшенію вопроса, какъ земля освѣщалась безъ солнца.

104

люса, измѣнила содержаніе воздуха и подготовила землю для населенія живыми тварями. „Растенія производятся прежде животныхъ потому, что приготовляются симъ послѣднимъ въ пищу“, кратко замѣчаетъ Филаретъ московскій¹. Растенія и животныя для поддержанія своей жизни усвояютъ изъ окружающей природы въ общемъ однѣ и тѣ же вещества; но важнѣйшими изъ послѣднихъ животныя не могутъ пользоваться безъ растеній. Растенія усвояютъ ихъ въ простомъ, первоначальномъ ихъ видѣ; животныя же ни углеродъ, ни водородъ, ни кислородъ, ни азотъ не воспринимаютъ въ чистомъ видѣ, а только въ какихъ-нибудь соединеніяхъ. Эти соединенія, необходимыя для животныхъ, и приготовляютъ для нихъ растенія (крахмалъ, сахаръ, масло, и проч.). Вотъ почему, какъ удостовѣряютъ добытыя знанія о природѣ растеній и животныхъ, твореніе первыхъ предшествовало творенію послѣднихъ².—Удо-

______________________

1 Записки, руководствующія къ основательному разумѣнію книги Бытія. Москва, 1867 г. ч. 1, стр. 14.

2 Вводя естественнонаучныя данныя въ толкованіе Моисеева повѣствованія, мы не насилуемъ это повѣствованіе, не видоизмѣняемъ его, не „превращаемъ его въ астрономическій или геологическій трактатъ“, не навязываемъ ему такого смысла, котораго въ немъ нѣтъ. Мы пользуемся ими только настолько, насколько они содѣйствуютъ уясненію нѣкоторыхъ частностей повѣствованія, кажущихся безъ соотвѣтственнаго объясненія загадочными, и насколько они (данныя) составляютъ положительное знаніе (напр., появленіе на землѣ растеній раньше животныхъ, рыбъ и птицъ раньше четвероногихъ), а не произвольныя гипотезы. Моисеево повѣствованіе заключаетъ въ себѣ такія частности, которыя сами собою вызываютъ на сопоставленіе ихъ съ естественнонаучными данными, а иногда и требуютъ этого сопоставленія для разсѣянія какого-либо недоумѣнія (напр., свѣтъ безъ солнца). Несогласіе съ какимъ-либо личнымъ воззрѣніемъ на характеръ того или иного библейскаго мѣста и на методъ его толкованія не тожественно съ нарушеніемъ истиннаго смысла этого мѣста. Св. Григорій Нисскій въ заключеніи къ своему „Слову о Шестодневѣ говоритъ: „здѣсь мы позаботились написать сіе для требующихъ послѣдовательности въ томъ,

105

106

стовѣривши людей, что все, вновь произведенное всемогуществомъ и премудростію Творца устроеніе земли вполнѣ отвѣчаетъ своему назначенію и свидѣтельствуетъ о совершенствѣ Художника („и увидѣлъ Богъ, что это хорошо“), бытописатель заключаетъ: „и былъ вечеръ, и было утро, день третій“.

Далѣе Моисей снова изображаетъ дѣятельность Творца на пространствѣ цѣлой вселенной, но съ точки зрѣнія наблюдателя, находящагося на землѣ; такъ какъ откровеніе давалось человѣку, живущему на землѣ, который изъ предыдущихъ дней творенія уже видѣлъ, что Богъ есть Творецъ вообще всей вселенной, но которому дальнѣйшее и частнѣйшее устроеніе лежащаго за предѣлами земли открывается только настолько, насколько оно можетъ быть видимо имъ съ земли. „И сказалъ Богъ: да будутъ свѣтила на тверди небесной для отдѣленія дня отъ ночи и для знаменій, и временъ, и дней, и годовъ. И да будутъ онѣ свѣтильниками на тверди небесной, чтобы свѣтить на землю; и стало такъ. И создалъ (аса—образовалъ, устроилъ) Богъ два свѣтила великія: свѣтило бóльшее для управленія днемъ и свѣтило меньшее для управленія ночью, и звѣзды. И поставилъ ихъ Богъ на тверди небесной, чтобы свѣтить на землю и управлять днемъ и ночью, и отдѣлять свѣтъ отъ тьмы. И увидѣлъ Богъ, что это хорошо. И былъ вечеръ, и было утро: день четвертый“. Дѣланіе Творца въ четвертый день не было новымъ твореніемъ. Тѣла, которыя стали теперь свѣтилами, образовались вмѣстѣ съ землей, еще во второй день. Какъ земля по особому зиждительному устроенію образовала

________________________

что излагается въ Писаніи, чтобы вмѣстѣ и сохранить буквальный смыслъ написаннаго, и съ буквою примирить естественное воззрѣніе“ (Указ. кн., стр. 74). Мы стремились по мѣрѣ силъ къ тому же, и только еще болѣе чувствуемъ потребность сказать то же, что св. отецъ прибавилъ къ вышеизложеннымъ словамъ: „если же въ сказанномъ (о шестодневѣ) недостаточно что, то безъ всякой зависти… каждый читатель пусть довершитъ недостающее“.

106

на себѣ пространства водныя и сушу и достигла способности извести изъ себя начало органической жизни и поддерживать послѣднюю; такъ и нѣкоторыя изъ другихъ міровыхъ тѣлъ такимъ же зиждительнымъ устроеніемъ вступили теперь въ тотъ періодъ образованія, въ которомъ получили способность возбуждать до извѣстнаго напряженія силу свѣта, присущую веществу, стать ея средоточіями и какъ бы источниками¹. Толкователи-буквалисты, полагающіе, что въ Моисеевомъ изображеніи міротворенія центромъ міра представляется земля объясняютъ твореніе четвертаго дня такимъ образомъ, что будто въ этотъ день только разрѣдилась и просвѣтлилась густая атмосфера, облегавшая землю, вслѣдствіе чего съ земной поверхности стали видимы свѣтила. Но это значитъ сбиваться на точку зрѣнія наивныхъ языческихъ мыслителей, которые вмѣсто міротворенія обыкновенно изображали землетвореніе. Въ предполагаемомъ случаѣ не было бы сказано: да будутъ свѣтила, образовалъ Богъ свѣтила, а было бы сказано какъ-нибудь иначе, напр.: да освѣщается земля свѣтилами съ тверди небесной, или: пусть воспринимаетъ земля свѣтъ отъ свѣтилъ небесныхъ, и проч. Повелѣніе быть свѣтиламъ, образованіе ихъ, во всякомъ случаѣ есть такое же особое зиждительное дѣйствіе, обращенное именно на нихъ, какъ и повелѣніе водѣ отдѣлиться отъ суши и землѣ—произвести растительные организмы.—По отношенію къ землѣ возженные всемогуществомъ Божіимъ свѣтильники на тверди небесной имѣли то значеніе, что они стали для нея источникомъ свѣта; такъ какъ къ этому времени она или уже лишилась, или имѣла вскорѣ лишиться способности самостоятельно возбуждать вокругъ себя энергію свѣта. Дальнѣйшее значеніе свѣтилъ небесныхъ для земли заключается въ

______________________

1 Свѣтящіяся небесныя тѣла могутъ быть названы источниками свѣта только въ такомъ же приблизительно смыслѣ, въ какомъ источникомъ свѣта можетъ быть названа свѣча. Источникъ свѣта, основная его причина, заключается въ свойствѣ вещества, дарованномъ ему Богомъ.

107

томъ, что онѣ полагаютъ границы между днемъ и ночью и опредѣляютъ продолжительность различныхъ періодовъ времени: наиболѣе краткихъ (дней), зависящихъ отъ обращенія земли вокругъ себя, и наиболѣе продолжительныхъ (годовъ), зависящихъ отъ обращенія земли вокругъ солнца. Что касается не совсѣмъ ясныхъ рѣченій: „для знаменій и для временъ“, то здѣсь по всей вѣроятности разумѣются опредѣленныя времена (эпохи), установленныя въ обыденной жизни и въ религіозной практикѣ на основаніи времясчисленія по солнцу и въ особенности по лунѣ, которая, періодически появляясь и скрываясь, своими знаменіями или фазами (отъ φάινομαι) у всѣхъ народовъ явилась показательницею теченія и счета времени¹. Разсматривая явленія творенія четвертаго дня главнымъ образомъ съ точки зрѣнія земного обитателя, Моисей упоминаетъ въ особенности о солнцѣ, которое онъ называетъ свѣтиломъ бóльшимъ, и о лунѣ, которую называетъ свѣтиломъ меньшимъ. Обозначенія эти вѣрны, какъ по видимости, такъ и по самой дѣятельности, сколько по относительнымъ размѣрамъ этихъ тѣлъ, столько и по жизненному значенію ихъ для земли. Всѣ остальныя небесныя тѣла Моисей обозначилъ общимъ именемъ: звѣзды; такъ какъ на простой, непосредственный взглядъ они всѣ кажутся одинаковыми, значеніе же ихъ для земли—глубокая тайна. По отношенію къ человѣку можно только сказать, что ихъ неисчислимое множество, ихъ страшная отдаленность влекутъ мысль его изъ ограниченнаго земного существованія въ безпредѣльность вселенной и наполняютъ сердце его благоговѣйнымъ трепетомъ предъ безграничнымъ величіемъ Творца. Изо-

__________________________

1 Lemoedim, εἰςκαιροὺς—длявременъ. И евр. moëd, и греч. καιρὸς по первому своему значенію указываютъ на время опредѣленное, установленное, урочное (un temps fixe, occasio, oppoptunitas temporis) каковы, напр., праздники, времена посѣва, собиранія плодовъ, и проч. Евр. moed употребляется также въ значеніи: собраніе, и именно праздничное собраніе народа вокругъ святилища.

108

браженіе творенія четвертаго дня Моисей заканчиваетъ обычнымъ указаніемъ на совершенство сотвореннаго: „и увидѣлъ Богъ, что это хорошо“. Можно думать, что, кромѣ удостовѣренія Божественной премудрости и всемогущества, выразившихся въ твореніи, здѣсь указывается и Божественное благоволеніе къ твари, выполнившей, на основаніи данныхъ ей силъ, тотъ планъ, который Творецъ предначерталъ для нея.

Изобразивъ созданіе свѣтилъ небесныхъ, пророкъ уже не созерцаетъ болѣе творческую дѣятельность на пространствѣ цѣлой вселенной; онъ изображаетъ эту дѣятельность только на землѣ. Какое устроеніе получили остальныя безчисленныя міровыя тѣла, кромѣ земли, какою особенною жизнію они оживлены, какими существами населены, и населены ли,—это не открыто человѣку чрезъ пророка, а предоставлено самому упражнять свой духъ въ гаданіяхъ объ этой тайнѣ, на сколько будетъ доступно ему при настоящемъ, связанномъ плотію, состояніи. На полное раскрытіе ея онъ можетъ надѣяться только тогда, когда отрѣшится отъ узъ матеріи. Когда вещество земли Божественнымъ всемогуществомъ было благоустроено настолько, что оно могло образовать изъ себя первую, низшую ступень организмовъ—растенія, когда загорѣвшееся солнце облило землю новымъ потокомъ свѣта (можетъ быть, болѣе сильнымъ, чѣмъ прежній) и когда могучая растительность, покрывшая всю землю, очистила, какъ думаютъ естествоиспытатели¹, атмосферу отъ избытка углекислоты, Богъ сотворилъ изъ ничего новую тварь, душу живую, и далъ ей силу образовать изъ вещества организмы высшаго, сравнительно съ прежними, порядка, обладающіе способностію произвольнаго движенія, наглядно выражаемымъ ощущеніемъ и нѣкоторою долею разумности, словомъ—живыхъ тварей, первые виды животнаго царства. Моисей такъ повѣствуетъ объ этомъ: „и оказалъ Богъ: да произведетъ вода пресмы-

_________________________

1 Циммерманнъ. Міръ до сотворенія человѣка. С.‑Петерб. 1863 г. стр. 96 и 172.

109

кающихся, душу живую, и птицы да полетятъ надъ землею, по тверди небесной. И сотворилъ (бара) Богъ рыбъ великихъ и всякую душу животныхъ пресмыкающихся, которыхъ произвела вода, по роду ихъ, и всякую птицу пернатую по роду ея“. Постепенность творенія въ его движеніи отъ низшаго къ высшему и произведеніе тварей соотвѣтственно развивающейся приспособленности вещества земли для ихъ жизни видны здѣсь въ поразительной степени. Вода, покрывающая наибольшую часть поверхности земнаго шара, представляющая среду, въ которой и нынѣ живутъ разнообразныя животныя низшаго порядка и въ томъ числѣ самой простой, самой несовершенной организаціи, каковы: инфузоріи, морскія звѣзды, полипы, слизняки, и проч.,—вода въ самомъ началѣ по слову Божію явилась лономъ, воспринявшимъ въ себя первые живые организмы и давшимъ все нужное для ихъ жизни. Подъ „живой душей пресмыкающихся“ разумѣются всѣ виды животныхъ, которыя не входятъ въ разрядъ птицъ и млекопитающихъ. Яснѣе характеризуетъ эту группу животныхъ употребленное въ славянскомъ переводѣ слово „гады“. Еще точнѣе она обозначается въ еврейскомъ текстѣ словомъ שֶרֶץ, которое заключаетъ въ себѣ понятіе плодовитости, многорожденія; потому что дѣйствительно всѣ эти живыя твари, кончая высшими изъ нихъ, рыбами, отличаются необычайною силою размноженія. Земля въ первобытномъ состояніи по всѣмъ признакамъ была обильнѣе влагою, чѣмъ теперь. По этому она была особенно пригодна для жизни не только животныхъ, исключительно живущихъ въ водѣ, но и для такихъ, которыя живутъ частію въ водѣ, частію близь воды, какъ земноводныя, или проводятъ въ водѣ, первую стадію своей жизни, каковы различные виды насѣкомыхъ. Поэтому размноженіе животныхъ пошло чрезвычайно быстро, и многія изъ нихъ достигали поразительной величины, какая нынѣ не встрѣчается. На это указываетъ выраженіе Моисея: „сотворилъ Богъ рыбъ великихъ“. Это же доказываютъ ископаемые остатки

110

допотопныхъ чудовищъ—рыбъ и земноводныхъ. Вмѣстѣ съ гадами, рыбами и земноводными, или—какъ можно судить по тому порядку, въ какомъ указываются новосозидаемыя живыя твари,—непосредственно за ними созданы были и птицы. Эти обитатели воздушнаго царства, представляющіеся какъ бы выше одаренными, чѣмъ млекопитающія животныя, движущіяся только по землѣ, на самомъ дѣлѣ ниже послѣднихъ, будучи по своей организаціи въ ближайшемъ родствѣ съ обитателями воды. Водяныя птицы, чувствующія себя на водѣ, какъ въ родной стихіи, находящія себѣ пищу въ водѣ или подлѣ нея, составляютъ посредствующее звѣно между крокодиломъ, зарывающимъ свои яица въ пескѣ рѣчной долины, и орломъ, кладущимъ тоже яицо, хотя и на заоблачныхъ высотахъ.—Послѣ удостовѣренія въ совершенствѣ¹ новосозданныхъ тварей Богъ „благословилъ ихъ, говоря: плодитесь и размножайтесь и наполняйте воды въ моряхъ, и птицы да размножатся на землѣ“. Подобнаго благословенія не получали ни свѣтъ, ни твердь, ни вода, ни суша, ни звѣзды, ни даже растенія. Оно дано въ первый разъ живымъ тварямъ и указываетъ на глубокую грань, отдѣляющую природу неорганическую, мертвую, отъ природы живой. Нѣтъ надобности подробно говорить объ отличительныхъ признакахъ той и другой: они въ общемъ наглядны и общеизвѣстны. Но мы остановимъ вниманіе на томъ главномъ, существенномъ различіи между ними, которое указано уже въ библейской исторіи міротворенія и которое натуралисты, старающіеся сгладить грань между неорганическимъ и органическимъ, между мертвымъ и живымъ, или оставляютъ въ тѣни, или совсѣмъ замалчиваютъ, такъ какъ не понимаютъ ни источника жизни, ни ея значенія среди грубой матеріи². Количество вещества

_______________________

1 Значеніе этого объяснено выше.

2 Значеніе это будетъ раскрыто въ особомъ богословскомъ разсужденіи о человѣкѣ, какъ высшемъ твореніи въ области видимаго міра.

111

въ мірѣ неизмѣнно, не убываетъ и не прибываетъ; сколько создано его Творцомъ въ началѣ, столько и остается. Кусокъ камня тысячи лѣтъ остается одинокимъ кускомъ; онъ не можетъ произвести изъ себя другой такой же камень. Внѣшняя сила можетъ разбить его на два куска или болѣе; но въ общей сложности останется то же количество камня. Подобно этому и все міровое вещество, созданное въ началѣ, раздѣленное потомъ на миріады отдѣльныхъ тѣлъ, не увеличилось въ своемъ количествѣ. Это потому, что оно не получило повелѣніе раждать себѣ подобное и размножаться. Его получило новое твореніе, душа живая, надѣленная непостижимымъ свойствомъ выдѣлять изъ себя подобное себѣ, не умаляясь въ своемъ существѣ. Для проявленія своей жизни въ мірѣ она нуждается въ матеріи и пользуется ею, производя въ ней особенное круговращеніе, къ которому матерія сама по себѣ, не возбуждаемая этимъ началомъ, неспособна. Нѣкоторое особенное круговращеніе мертвой матеріи началось уже съ момента появленія растеній, которымъ дана особаго рода жизненная сила сочетать простые элементы вещества такимъ образомъ, чтобы они могли поступать въ организмъ животныхъ, и которыя тоже имѣютъ способность размножаться. Очевидно, способность къ размноженію есть общее свойство всего организованнаго. Но она не одинаково вложена Творцомъ въ растенія и въ животныхъ. Растенія получили эту способность въ моментъ повелѣнія землѣ „произрастить зелень, траву, сѣющую сѣмя, и дерева плодовитыя“, подобно тому, какъ свѣтъ получилъ способность распространяться по прямой линіи, превращаться въ теплоту, и проч., въ тотъ моментъ, какъ получилъ повелѣніе быть. Живая же тварь сначала вызвана къ бытію, а потомъ получила повелѣніе плодиться и размножаться; потому что повелѣніе это есть въ сущности вложеніе въ тварь желанія и стремленія. А желаніе и стремленіе суть психическіе моменты, которые немыслимы въ растительномъ организмѣ, тѣмъ менѣе въ мертвой матеріи. Такимъ

112

образомъ повелѣніемъ „плодиться и размножаться“, которое дано животнымъ, обозначена существенная особенность, отдѣляющая природу животнаго не только отъ бездушной матеріи, но и отъ той силы, которая даетъ жизнь растительнымъ организмамъ. Вмѣстѣ съ этимъ опредѣляется относительное достоинство новой твари въ ряду другихъ и то усовершительное, какъбы зиждительное значеніе живой души по отношенію къ инертной, безсознательной матеріи, которое начали проявлять уже первые, самые низшіе животные организмы¹. Какъ растенія подготовили вещество земли для жизни животныхъ вообще, такъ животныя, плавающія въ водѣ и летающія по воздуху, содѣйствовали такому устроенію его, которое нужно для жизни животныхъ высшаго порядка.

Наступилъ шестой и послѣдній „день“ творенія. „И сказалъ Богъ: да произведетъ земля душу живую по роду ея, скотовъ и гадовъ и звѣрей земныхъ по роду ихъ. И стало такъ. И создалъ (образовалъ) Богъ звѣрей земли по роду ихъ и скотъ по роду его, и всѣхъ гадовъ земныхъ по роду ихъ. И увидѣлъ Богъ, что это хорошо“. Нѣтъ сомнѣнія, что сдѣланными здѣсь обозначеніями животныхъ бытописатель хотѣлъ указать на всѣ виды неразумныхъ животныхъ, населяющихъ землю, кромѣ тѣхъ, которыя сотворены въ пятый день. Что касается слова „гады“, то нужно замѣтить, что въ переводахъ съ еврейскаго обыкновенно не выдержана та разница, которую оттѣняетъ еврейскій текстъ при перечисленіи животныхъ водяныхъ и животныхъ суши. Еврейскія слова שֶרֶץ (для водяныхъ животныхъ) и רֶמֶשׂ (для животныхъ суши) въ греческой библіи переведены однимъ и тѣмъ же словомъ ἑρπετὰ (пресмыкающіяся, а также вообще животныя, имѣющія горизонтальное положеніе тѣла, въ отличіе отъ человѣка). Въ

________________________

1 Полипы и разнаго рода слизняки образовали такія отложенія извести, что изъ нихъ возникли цѣлые архипелаги острововъ и горныя цѣпи.

113

латинскомъ переводѣ Библіи употреблено въ обоихъ случаяхъ слово reptilia—пресмыкающіеся; въ славянскомъ—гады. Только нѣмецкій переводъ (Лютера) повидимому приближается къ точному смыслу еврейскаго текста: שֶרֶץ передано выраженіемъ webende und lebendige Thiere—животныя, исполненныя жизни, чтò соотвѣтствуетъ понятію: многородящія, плодовитыя, а רֶמֶשׂ переведено словомъ Gewürm—червеобразныя, пресмыкающіяся. Въ русскомъ переводѣ первое слово передано словомъ „пресмыкающіяся “, а второе словомъ „гады“. Было бы лучше въ первомъ случаѣ удержать „гады“ славянской библіи, а во второмъ употребить „пресмыкающіяся“; такъ какъ первое слово по заключающейся въ немъ идеѣ ближе обозначаетъ морскую фауну, большею частію несъѣдобную, по еврейскимъ законамъ нечистую, поражающую странными, непріятными на взглядъ формами. Слово же „пресмыкающіяся“ хорошо обозначило бы тотъ разрядъ животныхъ, который созданъ былъ въ шестой день сверхъ скотовъ и звѣрей земныхъ, т. е., четвероногихъ и млекопитающихъ, кроткихъ (способныхъ къ прирученію) и дикихъ (неспособныхъ къ прирученію): это всѣ животныя твари, многоногія и безногія, крупныя и мелкія, живущія на сушѣ и ползающія по ней.—Животныя шестого дня представляются образованными (устроенными) изъ прежде сотвореннаго. „Душа живая“ составляющая существо животнаго, сотворена еще въ пятый день; теперь же земля повелѣніемъ и промыслительно-творческимъ дѣйствіемъ Бога „произвела“ для нея нѣсколько иной, болѣе совершенный матеріальный составъ. По этойже причинѣ они не получили благословенія и повелѣнія размножаться,—то и другое уже ранѣе дано было той силѣ, которая животворитъ вещество въ животномъ организмѣ. Подобно первоначальнымъ растеніямъ и низшимъ животнымъ организмамъ, животныя суши были надѣлены чрезвычайной жизненностью, выразившеюся въ быстромъ размноженіи ихъ и въ величинѣ нѣкоторыхъ изъ нихъ, далеко превосходящей величину нынѣш-

114

нихъ, родственныхъ имъ животныхъ. Ископаемые остатки мамонтовъ и мастодонтовъ показываютъ, что они были вдвое, и даже болѣе чѣмъ вдвое, больше нынѣшнихъ слоновъ. Такая же пропорція наблюдается и относительно многихъ другихъ породъ. Въ настоящее время самыя большія животныя держатся на довольно небольшомъ пространствѣ суши и сравнительно въ ограниченномъ числѣ. Въ первобытное же время они жили на пространствѣ всей суши и въ огромномъ количествѣ. Есть свидѣтельство, что островъ Новая Сибирь представляетъ изъ себя громадный складъ костей первобытныхъ слоновъ и что море въ этихъ мѣстахъ при каждой бурѣ выбрасываетъ на берега такія же кости¹. Кости эти вѣроятно нанесены сюда могучими сибирскими рѣками, близь которыхъ жили и погибли безчисленныя стада допотопныхъ гигантовъ.—Вышеописанныя созданія шестого дня, каковы бы они ни были, во всякомъ случаѣ, какъ и всѣ предыдущія, отвѣчали намѣренію Создателя: „и увидѣлъ Богъ, что это добро“.

Когда земля оживилась и украсилась разнообразными видами растительнаго и животнаго царства, когда она вообще устроеніемъ Божіемъ достигла такого состоянія, что стала способна воспринять на себя высшее воздѣйствіе Творческой силы въ области матеріи, уже граничащей съ областію духа, Богъ сказалъ: „сотворимъ (создадимъ) человѣка по образу Нашему, по подобію Нашему; и да владычествуютъ (они) надъ рыбами морскими и надъ птицами небесными, и надъ скотомъ, и надъ всею землею, и надъ всѣми гадами, пресмыкающимися по землѣ. И сотворилъ (бара) Богъ человѣка по образу Своему, по образу Божію сотворилъ его, мужа и жену“. Здѣсь обращаютъ на себя вниманіе нѣкоторыя особенности текста. Въ началѣ сказано: создадимъ (образуемъ) человѣка (евр. „аса“); затѣмъ сказано: и сотворилъ Богъ человѣка („бара“). Очевидно, созданіе человѣка состояло изъ двухъ моментовъ: сна-

________________________

1 Циммерманъ. Тамъ же, стр. 303.

115

чала Богъ образовалъ тѣлесный составъ человѣка изъ персти земной; потомъ далъ бытіе духу, который въ соединеніи съ тѣломъ и сталъ собственно человѣкомъ. Это ясно видно изъ 2 гл. 7 ст.: „и создалъ („аса“) Господь Богъ человѣка изъ праха земного и вдунулъ въ лице его дыханіе жизни, и сталъ человѣкъ душею живою“. Словомъ „человѣкъ“ переведено еврейское „адам“ происходящее отъ „адама“—земля. „Адам“, сдѣлавшееся собственнымъ именемъ перваго человѣка, значитъ собственно „перстный“, созданный изъ праха земного. Грамматически это слово нарицательное и собирательное, соотвѣтствующее выраженію; родъ перстный, родъ человѣческій¹, чѣмъ и объясняется, что относящійся къ нему глаголъ стоитъ въ множественномъ числѣ: да владычествуютъ надъ рыбами морскими, и проч.—Сотворенію человѣка предшествовалъ какъ бы совѣтъ въ тайнѣ триѵпостаснаго существа Божія; на немъ Творецъ отпечатлѣлъ Свой образъ: назначеніе его предуказано въ господствѣ надъ всѣми живыми тварями на землѣ и вообще надъ всею землею. Все это указываетъ на высшее его достоинство между всѣми существами видимаго міра. Если вообще живыя твари, хотя и неразумныя, получили повелѣніе размножаться и наполнять землю, такъ какъ этимъ достигалось нѣкоторое преобразованіе, какъ бы облагороженіе мертвой матеріи; то тѣмъ болѣе получилъ его человѣкъ съ его высшимъ назначеніемъ въ области чувственнаго міра². Созданіе человѣка было заключительнымъ актомъ міротворенія.

_______________________

1 Сравни Быт. 6, 7: „потреблю человѣка, его же сотворихъ отъ лица земли“, т. е., допотопный родъ человѣческій; ἀπαλείψῳ τὸν ἄνθρωπον, delebo hominem; אֶמְהֶה אֶת־הָאָדָם. Впрочемъ изъ снесенія ст. 26, гл. 1 съ ст. 27, гдѣ говорится о сотвореніи мужа и жены, можно заключить также, что подъ словомъ „адам“ 26 ст. разумѣется первая чета, отъ чего и зависитъ его собирательный смыслъ.

2 Подробное раскрытіе этого назначенія предположено нами въ особомъ трактатѣ о человѣкѣ.

116

По философскому воззрѣнію на общій ходъ міротворенія въ немъ различаются два процесса—регрессивный и прогрессивный. Первымъ процессомъ сотворенъ міръ духовъ (сначала совершеннѣйшія существа, потомъ менѣе совершенныя), вторымъ—міръ матеріальный. „Оба процесса—и нисходящій, и восходящій, окончились и замкнулись въ человѣкѣ, который по одной сторонѣ своего существа представляетъ совершеннѣйшій организмъ—предѣлъ развитія природы физической, подругой—послѣднюю, низшую ступень духовнаго царства, душу человѣческую, ступень, на которой только и возможно соприкосновеніе и соединеніе духовнаго съ матеріальнымъ“¹ … „И увидѣлъ Богъ все, что Онъ создалъ, и вотъ все добро зѣло. И былъ вечеръ, и было утро—день шестый… И совершилъ Богъ къ седмому дню дѣла Свои, которыя Онъ дѣлалъ, и почилъ въ день седмой отъ всѣхъ дѣлъ Своихъ, которыя дѣлалъ“. Кто не утратилъ способность понимать разумность, цѣлесообразность и гармонію въ общемъ устройствѣ природы, кто не лишенъ хотя нѣкоторой доли чувства красоты, тотъ не можетъ не чувствовать и не сознавать, что міръ Божій, какъ въ цѣломъ, такъ и въ частяхъ, изумительно прекрасенъ и что созданія генія человѣческаго—только мельчайшія искры того необъятнаго разума и той невыразимой красоты, которыя Творецъ вложилъ въ дѣло рукъ Своихъ. Испытателямъ природы болѣе, чѣмъ кому-либо, должно быть присуще какъ сознаніе величія и красоты вселенной, такъ и чувство молитвеннаго благоговѣнія и смиренія предъ Создателемъ ея. Незабвенны въ данномъ случаѣ заключительныя слова, которыми великій астрономъ Кеплеръ закончилъ свое сочиненіе о гармоніи міровъ. „Благодарю Тебя Создатель и Богъ мой, писалъ онъ, за то, что Ты даровалъ мнѣ эту радость о твореніи Твоемъ, это восхи-

______________________

1 Проф. Кудрявцевъ. Регрессивная и прогрессивная теорія происхожденія міра. Богослов. Вѣстникъ. 1892 г. январь, стр. 36 и 39.

117

щеніе дѣлами рукъ Твоихъ. Я открылъ величіе дѣлъ Твоимъ людямъ, насколько мой конечный духъ могъ постигнуть Твою безконечность. Если я сказалъ что-нибудь недостойное Тебя, то прости меня милостиво“¹. Не что иное, какъ созерцаніе Бога въ дивномъ устроеніи вселенной, заставляло Ньютона при произнесеніи имени Бога обнажать голову, а также, подобно Тихо де-Браге, Копернику и Галилею, воздѣвать руки къ небу.

Итакъ, вотъ какъ произошелъ міръ согласно съ библейскимъ ученіемъ объ этомъ. Въ сравненіи съ библейскимъ изображеніемъ міротворенія языческія космогоніи кажутся дѣтскимъ лепетомъ, игрой наивной фантазіи на подкладкѣ затемненнаго мірового преданія и крайне бѣднаго познанія природы. Предъ научными гипотезами оно имѣетъ то преимущество, что, удовлетворяя неизгладимой потребности человѣческаго духа узнать начало всѣхъ началъ, конечную причину всего въ опытѣ даннаго, оно указываетъ уму, окрыленному вѣрою, на безначальное всесовершенное Существо, на Бога, Который захотѣлъ сотворить міръ и сотворилъ его. Въ изображеніи хода міротворенія библейское повѣствованіе удовлетворяетъ не только чувству вѣры во всемогущество и премудрость Творца, но и требованіямъ разума человѣческаго, и ни въ чемъ не противорѣчитъ тому, чтó въ наличныхъ знаніяхъ о природѣ можно считать положительнымъ и несомнѣннымъ. Вызванное къ бытію всемогуществомъ Творца движеніе міровой жизни и промыслительное направленіе этого движенія, отъ безформеннаго хаоса до совершеннѣйшаго созданія—человѣка, поражаютъ своею стройностью и закономѣрностію. Безжизненной, хаотической матеріи, возникшей изъ небытія словомъ и велѣніемъ Творца („рече, и быша; повелѣ, и создашася“) даны были первые признаки порядка и жизни созданіемъ свѣта. Потомъ рука Всемогущаго раскинула ее въ про-

_______________________

1 Міротвореніе. Изъ апологетики Лютардта. Прав. Обозр. 1866 г., т. 19, стр. 26.

118

странствѣ отдѣльными массами, установивъ связь и соподчиненіе между послѣдними силою всемірнаго тяготѣнія. Далѣе творческая и устроительная дѣятельность Бога обратилась въ отдѣльности на землю и на другія міровыя тѣла. Устроеніе земли и созданіе на ней новыхъ тварей представляется въ строжайшей постепенности восхожденія отъ низшаго къ высшему, отъ простѣйшаго къ болѣе сложному: послѣ устроенія неорганическаго состава планеты Творецъ населилъ и украсилъ ее различными видами органической жизни, начиная съ растеній, и затѣмъ въ строгой постепенности, восходя отъ простѣйшихъ видовъ живыхъ организмовъ до совершеннѣйшихъ, закончилъ царемъ природы—человѣкомъ. Кажущійся какъ бы диссонансъ въ созданіи сначала свѣта, а потомъ свѣтилъ небесныхъ, устраняется современнымъ ученіемъ объ эѳирѣ, объ его громадномъ и всеобщемъ значеніи въ физическомъ мірѣ—не первый случай, когда ученые въ своихъ домыслахъ невольно наталкиваются на то, что уже предуказано и предрѣшено въ Библіи… Гдѣ, въ какой языческой космогоніи мы найдемъ такое изображеніе происхожденія міра?

Неудивительно поэтому, что даже представители науки, основанной на одномъ чувственномъ опытѣ, не боясь обвиненія въ „обскурантизмѣ“, страшнаго для однихъ невѣждъ, выражаютъ свое изумленіе предъ библейскою исторіею міротворенія. Естествоиспытатель К. Э. Бэръ¹, назвавши современныя ему нападки на библейское повѣствованіе о міротвореніи „смѣшнымъ анахронизмомъ“, говорилъ: „намъ ничего не завѣщано отъ древняго времени болѣе возвышеннаго, чѣмъ библейское ученіе о твореніи“². Дж. Даусонъ, американскій геологъ, высказалъ признаніе: „когда бы и кѣмъ бы ни была сдѣлана попытка изобразить исторію

_______________________

1 Русскійакадемикъ, эмбріологъ.

2 Studien aus d. Gebiete d. Naturwissenschaften. Peterb. 1876. B. 2, S. 412 и 465.

120

мірозданія, попытка эта не можетъ представить чего-нибудь болѣе высокаго и достойнаго, чѣмъ библейское повѣствованіе о твореніи“¹. И это совершенно естественно; потому что, говоря словами св. Василія Великаго, „составившій сіе повѣствованіе есть Моисей, тотъ Моисей, о которомъ засвидѣтельствовано, что „бѣ угоденъ Богови“ (Дѣян. 7, 20)… Сей-то, наравнѣ съ ангелами удостоившійся лицезрѣнія Божія, повѣствуетъ намъ нѣчто изъ того, что слышалъ онъ отъ Бога“².

Страница сгенерирована за 0.13 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com