Священные сосуды, употребляемые при совершении таинства евхаристии на литургии, суть потир и дискос; к ним принадлежат: звезда или звездица, покровы, воздух, лжица, копье и рипиды 1).

Не говоря о форме священных сосудов и их принадлежностей, которая может быть и имеет некоторую историю, но которая— во-первых, совсем неизвестна, а во-вторых — несомненно окончательным образом установилась задолго до принятия нами христианства 2) (за исключением в том и другом случае рипид), мы скажем только об их у нас материи или материале (с прибавкой о форме и употреблении одних последних).

Священные сосуды — потир и дискос были у нас употребляемы — золотые, иногда с украшением драгоценными каменьями и жемчугом 3), серебряные с тем же вероятно иногда украшением, каменные—из мрамора и других благородных камней, стеклянные, из низших металлов — медные лужоные и оловянные, и наконец деревянные 4). Затем имеем еще указание на потиры, материя кото-

1) По-гречески потир—ποτὴρ, ποτήριον, от неупогребит. темы πόω, русск. пою, пью, значит сосуд для питья, чаша (в светск. языке частнее — бокал, чара); дискос—δίσκος значит блюдо; звезда, звездица по-гречески—ἀστῆρ, ἀστερίσκος, покровы—καλύμματα, воздух—ἀήρ, лжица—λαβίς, копье—λόγχη, рипиды—ῥιπίδια.

2) После потира, ведущего свое начало от Тайной вечери И. Христа или от самого первого совершения таинства Евхаристии, и после дискоса, если не современного ему, то явившегося скоро вслед за ним, уже Афанасий В. упоминает о покрове дискоса и рипидах.—выписка у Дюканжа в Gloss. Graecit. под сл. δίσκος; позднее всех явилась лжица, но и о ней уже упоминается в деяниях двукратного собора, ibid. сл. λαβίς.

3) Положительно знаем, что золотыми сосудами, украшенными каленьем драгим и жемчугом великим. Андрей Боголюбский снабдил свой Владимирский собор. Ипатск. лет. 2 изд. стр. 396 нач...

4) См. преосв. Макария Археологич. описание церк. древн. в Новгор. II, 192 sqq. Об употреблении стеклянных сосудов в Греции в случае нужды см. Феодора Студита Epistoll. L. I. ер. 57, у Миня в Патр. t 99, р. 1116, о

250

рых составляет загадку. Митр. Георгий говорит в своем Уставе: «аще кто не хотяй (не нарочно) проткнет потирь, пролитое в землю вскопает и в воду всыплет»..., а епитимия такая то 1). Проткнуть потир металлический, каменный, стеклянный, конечно, невозможно; совершенно невероятно, думаем, допустить, чтобы мог быть проткнуть и потир деревянный; следовательно ясно, что тут разумеется какой-то материал мягкий, из которого делаемы были между прочим потиры. Не решаемся отвечать положительно на вопрос: из какого мягкого материала были делаемы потиры, но считаем не невероятным предполагать, что из тыквы, на подобие тех тыквенниц, которые в Малороссии как сосуды для воды весьма употребительны и в настоящее время 2).

мраморном сосуде св. Феодора Сикеота см. в Паломнике архиеп. Антония, по изд. Савваит.,стр. 131.

1) Правило повторяется и в позднейших рукописях, напр. Волоколамску ныне Моск. Д. Акад., XVI века, № 566, л. 107 нач.: «аще ли по греху проткнется патырь, то пролитое с землею искапавши и в воду всыпати»...

2) Находят невероятным допускать употребление потиров тыквенных полагают, что вместо: «проткнется» должно читать: «поткнется». т. е. будет толкнут, опрокинут, как это и читается в одной известной рукописи, см. сочинение С. Д. Мурашова Исторический обзор чинопоследования проскомидии до «устава литургии» Константинопольского патриарха Филофея, М. 1895, стр. 242— 243. Но, во-первых, слово: поткнути в древнем языке значило не толкнуть, а водрузить, утвердить (потчение креста—водружение креста), см. в Словаре Срезневского это слово, так что чтение этого слова в рукописи вероятнее принимать за позднейшую поправку, сделанную именно на основании мысли о невероятности существования потиров, которые бы можно было протыкать. За тем, относительно допустимости потиров тыквенных должно быть сказано следующее. Существует предание (легенда), что истекшая из прободенного на кресте ребра Спасителя кровь была принята некиим Иаковом в тыквенный сосуд или тыквицу (см. в Четь-Минее под 10-м Сентября сказание о мученике Варипсаве. Некий Иаков принять был потом за ап. Иакова и тыквенная фляжка при поясе стада, по крайней мере на Западе, принадлежностью апостола, см. в Словаре Мюллераи Мотесапод сл. Apostel, S. 75 col. 2). В Солуни, в монастыре называемом теперь по-турецки Чауш, до настоящего времени сохраняется остаток тыквенной чаши, принимаемой за ту чашу, которая будто бы «служила Господу и ученикам его при Тайной вечери», см. архим. АнтонинаЗаметки поклонника Святой Горы. Киев, 1864, стр. 889, и Н. Благовещенского известную книгу: «Среди богомольцев». 2-го изд. стр. 322 нач... На некоторых из наших русских изображений Тайной вечери Спаситель преподает ученикам Свою Кровь в тыквенном сосуде, см. у H. В. Покровского в сочинении: Стенные росписи в древних хра-

251

С потирами и дискосами металлическими, каменными и деревянными, звездицы и лжицы были употребляемы из того же самого материала. С потирами и дискосами стеклянными они, как должно думать, употребляемы были из того или другого материала нехрупкого. А что касается до потиров тыквенных, если таковые были, то при них как звездицы с лжицами, так и дискосы должно подразумевать деревянные.

Покровы и воздухи 1) были делаемы, подобно потирам и дискосам, из всяких материй драгоценных, которые могли доставлять Греция и азиатский Восток, затем из всяких материй так называемого фабричного производства низших, и наконец из крашенины домашнего холста.

Рипиды в настоящее время употребляются у нас только при архиерейском служении литургии, но в древнее время они одинаково употреблялись и при служении священническом, ибо они составляют собственно принадлежность не сана служащего, а самого богослужения. Назначение рипид состояло в том, чтобы посредством веяния или махания над чашею с вином и над хлебом для Крови и Тела отгонять от них летающих в алтаре мух, комаров и других насекомых 2); а понятно, что все эти насекомые одинаково могут летать в алтаре как при архиерейском, так и при священническом служении. Пока рипиды оставались при своем первоначальном назначении и не превращались в простую церемониальную принадлежность богослужения, они не могли делаться металлическими, как теперь, ибо металлическими неудобно производить веяния; они делались

мах греческих и русских рисунок между стрр. 146 и 147 и во 2-м издании сочинения: Очерки памятников христианской иконографии рис. 186, и так это на изобразивши Тайной вечери в Московском Даниловом монастыре (кроме чтений: проткнется и соткнется есть еще чтение: приткнется, см. в Словаре Срезневского сл. потир).

1) С древнейшее время воздух назывался ἀναφορά—возношение («святое возношение в мире приносити», τὴν ἁγίαν ἀναφοράν ἐν εἰρήνη προσφέρειν), а название воздуха сделалось общим из местного Иерусалимского, — Дюк.Gloss. Graecit. под сл. ἀήρ.

2) Ῥιπίδιον, от ριπίζω—вею, машу, значит опахало, веер. О самом веянии рипидами патр. Герман говорит: στρέφονται αἰφνιδίως ὡς ἐν ἐκπλήξει, т. e. вертятся (рипиды) быстро, как бы в исступлении, в экстазе; по другие предписывают иначе: μετὰ πάσης εὐλαβείας καὶ ἡρέμα, т. е. со всяким благоговением и потиху,—Дюк.

252

(как это нам положительно известно) из тонких кож (ἐξ ὑμένων λεπτῶν), из полотна и всякой другой материи и из павлиньих крыльев 1); когда именно они начали при этом делаться в виде шестикрылатых херувимов (по подобию тех изваянных херувимов, которые осеняли ветхозаветный кивот Завета и во образ тех истинных херувимов, которые осеняют лице Божие) остается неизвестным 2). Употребление рипид требовало двух особых диаконов кроме служащего, которые должны были стоять с ними с боков святые трапезы. Так как далеко не всякая приходская церковь могла иметь трех дьяконов, то поэтому конечно они и вышли из употребления в приходских церквах, оставшись только в кафедрально-епископских 3) (Впрочем у Греков они и доселе ее вышли из употребления и в приходских церквах: рипиды, такие же как и у нас металлические, у них доселе есть в каждой приходской церкви; за отсутствием в приходах потребных диаконов они не держатся над св. трапезой, но на великом выходе их предносят пред св. дарами мальчики,—что не противно уставам церкви, ибо последние запрещают не то, чтобы никто не брал рипид в руки кроме диаконов, а то, чтобы никто кроме диаконов не приближался с ними к св. трапезе, которая доступна для одних только священников и диаконов) 4).

Как должно представлять себе дело относительно качества священных сосудов и их принадлежностей в большинстве наших церквей домонгольского периода, об этом скажем несколько ниже в общем замечании о всех богослужебных принадлежностях церквей.

1) Почему у автора, известного под именем Дионисия Ареопагита, называются πτερά,—Дюк.

2) От своей нынешней формы опе называются теперь у Греков ἐξαπτέριγα— шестокрыльцы, шестокрылатцы.

3) В случае неимения рипид (а след. и в случае отсутствия диаконов, которые бы могли производить ими веяние) повелевается производить это последнее посредством покрова (след. наше теперешнее веяние воздухом заменяет веяние рипидами),—у Дюк., у которого вообще см. о рипидах, под сл. ῥιπίδιον. См. и в нынешнем нашем служебнике замечание, читаемое после «Победную песнь».

4) Митр. Георгий в своем Уставе предписывает относительно рипид: «аще лете (летом) будут мухи в алтари, не достоит калугеру (монаху) ни подьяку отгоните от чествых даров, но токмо диакону».—Об Андрее Боголюбском дается знать, что он устроил в Боголюбовскую церковь и во Владимирский собор рипиды металлические—золотые, Ипатск. лет., 2 изд. стр. 395 и 396 нач...

253

С богослужебными одеждами священников и причетников в период домонгольскиебыло у нас не совсем так, как теперь, и в отношении общего количества одежд и в отношении к их форме и в отношении к употреблению известных одежд известными лицами.

Одеждами священников в период домонгольский были: нынешние — подризник с поясом, епитрахиль и риза или фелонь, лишние против нынешнего — малая или причетническая фелонь и ручник (не принадлежали к их одеждам—поручи, которые употребляются ныне всеми ими и набедренник с палицей, даваемые некоторым из них).

Священнический подризник есть тоже самое и та же самая одежда, что диаконский стихарь, ибо священник носит свою собственную· одежду и вместе диаконскую или прибавляет первую к последней, как и он сам произведен во священники из диаконов (составляющих первую степень собственного священства); у Греков подризник назывался и до сих пор называется одним именем с диаконским стихарем, т. е. стихарь—στιχάριον (στοιχάριον, как он и у нас называется в богослужебных книгах, см. в Служебнике «Чин священные и божественные литургии»,—одеяние священника с диаконом в богослужебные одежды). Стихарь составлял в мирском быту, из которого он взят для богослужебного употребления 1), один из видов в классе одежд, которые у Греков назывались хитонами (χιτών), а у Римлян туниками (tunica), именно—одежд, которые не накидывались только на плечи (как всякого рода греческие иматии и римские тоги), а совсем надевались и которые в этом разряде одежд надевальных (а не накидных) имели специфическими особенностями то, что перед у них был неразрезанный (на полы от наполы,—на две половины), а глухой, как у рубашек, и что у них были рукавные прорезы (для просовывания, рук) или и самые рукава. В своем классе одежд стихарь составлял одежду длинную по пят, и с длинными по запястья рукавами 2). Частное название стихаря в

1) О стихарях в мирском быту, в котором они, во-первых, составляли форменную одежду некоторых придворных чиновников, а во-вторых, может быть, носились и всеми по произволу (как хитоны украшенные), см. Константина Порфирог. De ceremonn. lib. I, cap. 26, §§ 1 и 97 и Дюк. Gloss. Graecit. под сл. στιχάριον.

2) Это мы впрочем думаем о мирских стихарях, заключая от церковных, ибо о форме первых, как о таковых, сведений нет.

254

классе хитонов (туник) стихарем, — τὸ στιχάριον происходит от στίχος—ряд, строка, полоса и означает то, что он украшался иноцветными полосами, которые нашивались на него или выстрачивались на нем (τό στιχάριον вместо χιτὼν στιχάριος — хитон, украшенный полосами) 1). Несомненно представляя собою древнейшую из богослужебных одежд, он взят был из мирской жизни 2) для церковного употребления, как думаем, впрочем сами от себя, нигде не находя удовлетворительного объяснения,—во-первых, в воспоминание того нешвенного и целотканного хитона Христова, о котором говорит евангелие (Иоанн. 19, 23), — во-вторых, потому, что будучи надет на домашние одежды, он совсем скрывает эти последние и следовательно как бы совсем скрывает в служащем священнике на время богослужения житейского человека. Будучи одною и тою же одеждою у священников и у диаконов, стихарь в древнее время, как само собою понятно, у тех и у других имел одну и ту же форму. В настоящее время он не сохраняет вполне этой древней формы ни у одних ни у других. Древний стихарь представлял из себя длинную до пат прямую или без талии и не особенно широкую рубашку с длинными до самой киста руки и с узкими от верху донизу рукавами. Ближе к древней форме нынешний стихарь священнический, которому стоит только уничтожить талию, несколько удлинишься против того, как ныне шьют его у нас, и несколько сузить верхи рукавов, чтобы стать совсем похожим на древний. Так называемые запястья рукавов или их концы у стихарей священнических делались так же, как и теперь, т. е. разрезывались и потом плотно состегивались 3); а запястья у стихарей диаконских памятники иконографические представляют двояко и разрезанно-застегнутыми, как у священников, и без сего разреза 4). Что касается до полос

1) Надевая стихарь, священника, и диакон читают: «возрадуется душа моя... одеждею веселия одея мя»; по-гречески: χιτῶνα ἐυφροσύνης περιέβαλέ με. В латинской церкви священнический и диаконский стихарь называется tunica.

2) Мы уже говорили выше, что ни одна из церковных одежд не выдумана нарочно, во все взяты из мирской жизни, из житейского быта.

3) Иконографические изображения в Менологии импер. Василия (на большей части рисунков запястья сделаны так, что как будто на них надеты поручи, во это только неискусство изображения.—в X веке священники еще не употребляли поручей, о чем ниже).

4) На Киево-Софийской мозаике как будто без разрезов; в Менологии импер. Василия и без разрезов и с разрезами (причем от неискусства изображения иногда тоже, что выше).

255

или строк, которыми украшались стихари и от которых получили название, то, в древнейшее время быв одинаковою принадлежностью стихарей диаконских, священнических и епископских, в позднейшее время (под именем источников — ποταμοί) они стали принадлежностью только стихарей епископских и между епископами не всех, а только некоторых избраннейших (о чем ниже). Случилось это после половины VII века и прежде конца XII, после патриарха Константинопольского Германа и до Феодора Вальсамона: как было с ними в наш период домонгольский, пока мы не можем сказать 1).

Епитрахиль (ἐπιτραχήλιον — навыйник, нашейник) есть ничто иное, как диаконский орарь, обогнутый вокруг шеи и опущенный обоими концами наперед. Что это именно так, о сем кроме другого прямо и ясно свидетельствуют греческие чины поставления во священники древние и новый 2). В древнее время две полосы согну-

1) Патр. Герман. в след за патр. Софронием, говорит о полосах на стихарях, называя их, как и последний, τα λὡρια, что значить собственно ремни, как епископских, так и священнических и диаконских, но Вальсамон усвояет их под именем источников—ποταμοί, только некоторым избраннейшим епископам (Софроний—Comment. Liturg. у Миняt. 87, р. 8988, Герман—Rerum ecelesiast. Contempl. ibid. t. 98, p. 398, Вальсамон см. ниже). Патр. Герман говорит о полосах—τὰ λώρια—на рукавах стихарей и на них самих с боков. В таком именно виде и находим их на стихарях святителей в изображениях последних Софии Константинопольской, где святители еще не имеют на рукавах поручей: на концах рукавов и на так называемых их запястьях по две поперечные полосы (у одних одноцветные—красные, у других двуцветные—красно-зеленые): на самых стихарях с боков также по две полосы (и такого же цвета) продольные,—от подмышки до подола. В Менологии импер. Василия диаконские стихари имеют полосы, но не продольные с боков, а поперечные внизу, и не в числе двух, а в числе шести и пяти (под 1 и 6 Сентября и под 26 Октября, ч. I, стр. 6, 21 и 146,—во втором случае с рукавами не узкими, а довольно широкими). В Новгородской Спасо-Нередицкой церкви диаконы изображены в белых стихарях, имеющих красные оплечья и красную довольно широкую полосу по подолу.

2) Симеон Солунский о посвящении священника: πρῶτον μὲν ἀναγορεύει τοῦτον ὁ ἱεράρχης ἐν τῷ τὸ ὡράριον λαμβάνειν ἐκ τοῦ ἀριστεροῦ ὤμου ὄπισθεν καὶ εἰς τὸ δεξιὸν ἐπιθεῖναι, τῶν δύο μέρων γενομένων ἔμπροσθεν, ὅπερ τότε ἐστὶν ἐπιτραχήλιον ἐκτελούμενον καὶ οὕτω καλούμενον, De sacris ordinationibus с. 181, у Миня t. 155, р. 889; в другом месте, говоря о необходимости священнику надевать на себя епитрахиль при совершении всякого богослужебного действия, он предписывает относительно того случая, когда его позвали бы для совершения неотложной требы, а между тем он не находил бы епитрахили (засунул ее): ἵνα μῆ

256

того ораря, образующего епитрахиль, не сшивались вместе (из чего теперь вышла нынешняя цельная епитрахиль), а оставлялись как есть, вероятно, будучи застегиваемы или состегиваемы вверху на одну или несколько пуговиц 1).

Пояс — ζώνη в древнее время совсем отличался от нынешнего нашего. Он был или шнур, вервь, или узкая тесьма, покромка, но не широкий, ибо широких поясов вовсе не знали и не употребляли Греки 2). Нынешняя наша форма священнических богослужебных и небогослужебных поясов есть наша национальная, т. е. взята, из нашего собственного житейского быта. В Малороссии и Галиции (преимущественно последней) 3), где собственно сохраняются остатки нашего национального костюма (ибо в Великороссии, разумеем—в крестьянстве или у простого народа, он почти совершенно татарский, превращающийся теперь в европейский) до настоящего времени крестьяне носят весьма широкие кожаные пояса, совершенно такие по форме, как наши священнические (не только не уже священнических, но иногда имеющие неимоверную ширину,—вдвое против них и более). Когда случилось у нас расширение священнических поясов по образцу народному, пока не встречали мы указаний: может быть, что еще и в период домонгольский (и в этом случае дело должно будет представлять не так, что расширение началось с архиереев, которые должны были подражать митрополитам Грекам, а так, что

καταληφθείη τὸ ἔργον, ἢ ζιόνην ἢ ἀπὸ σχοινίου τι μέρος ἢ ἀπὸ ὑφάσματος ἱερεὺς εὐλογείτω καὶ ὡς ἐπιτραχήλιον περιβαλλέσθω καὶ ἐνεργείτω τὴν τελετήν, Responsa ad Gabrielem Pentanol., Quaest. 17, ibid. p. 868 fin... В нашем теперешнем архиерейском Чиновнике говорится: «и приносят епитрахилий, и взем орарий с хиротонисаннаго... архиерей полагает (епитрахилий) на выю его»; но в Греческом теперешнем: «καὶ φέρει (ἀρχιερεὺς) τὸ ὄπισθεν τοῦ ὡραρίου αὐτοῦ ἐπἱ τὸ ἐμπροσθεν τοῦ δεξίου μέρους. В славянском чине посвящения во священники, находящемся в ркп. Моск. Дух. Акад. XV в., № 187, д. 338: «приносит задни конец ураря его (посвящаемого) святитель наперед».

1) На иконографических изображениях (Менологий импер. Василия) совершенно ясно видно, что епитрахили не сшиты; но так как священники и святители обыкновенно изображаются в ризах, которые закрывают верхи епитрахилей, то нельзя видеть, как имеют себя эти последние.

2) Пояса на классических статуях.

3) Которая не поддается влиянию Немцев и не имеет, как Малороссия, влияния Великороссии.

257

оно началось с сельских священников, которые, быв из крестьян, и в священстве продолжали носить пояса крестьянские) 1).

На поясах в древнее время священники имели ручник—ἐγχείριον, как бы нашу столовую салфетку (и вместе носовой платок), одним словом—то полотенце, которое в настоящее время висит у них на малом налое у престола. Когда ручник снят был священниками с пояса и повешен особо, не знаем; но на иконографических памятниках X — начала XI века, он изображается еще висящим на поясе 2) и патр. Антиохийский Петр, современник патриарха Константинопольского Михаила Керулария, говорит о нем, как еще носимом на последнем 3).

Священническая риза называется по-гречески φαιλόνης 4)—фелонь, но ее собственное название есть φαινώλης, φαινώλιον 5)—фенол (лат-paenula) 6), из которого первое образовалось через перестановку букв. Название не может быть объяснено этимологически из греческого языка (не от φαίνω), и по всей вероятности есть какое-нибудь иностранное, заимствованное вместе с самой одеждой (в житейский быт, из которого потом в в церковь,—по некоторым древним— персидское) 7). Нынешняя риза или фелонь в существе своем есть древняя, но с одной стороны значительно урезанная, а с другой— надбавленная: древняя фелонь получится, если, во-первых, к вы-

1) На изображениях священников и святителей пояса, подобно верхам епитрахилей, закрываются ризами. Но в Менологии импер. Василия мы нашли одного святителя, который изображен так, что виден пояс (под 28 Декабря,— Феодора архиепископа Константинопольского, t. II, р. 62): пояс есть шнур. Cfr пояс Богородицы на Киевософийск. мозаике (неширокая тесьма). В западной церкви в настоящее время употребляются два пояса: широкий—епископами. узкий — священниками. Последний,—тесьма или снурок с кистями (Середина:. О Богослуж. Зап. церкви I, 27), есть древний пояс священников и епископов.

2) Менологий импер. Василия под 26 Октября, t. I, р. 146 (cfr изображение Божией Матери на мозаике в Киевософ. соборе).

3) Dissertatio contra Italum Argyrum. у Миня в Patr. t. 120, р. 800, § 6 fin.. Ранее говорят о ручнике (ἐγχείριον’е) патрр. Софроний и Герман (последний: καὶ πέφυκε τὸ ἐγχείριον ἔχειν ἐπὶ τῆς ζώνης).

4) Пишется и φελώνης, φελόνης и пр..

5) Правописание тоже различно.

е) Пишемое и penula.

7) По Евстафию Солунскому, у Дюк. в Gloss. Gr. под сл. φαινώλης.—О житейской (а не богослужебной) фелони говорит ап. Павел во 2 послании к Тимофею, глава 4 ст. 13.

258

резке нынешней фелони спереди приставить совершенно такой же глухой перед, как ее зад, и во-вторых, если обрезать ее верх сзади, так чтобы отверстие лежало кругло по шее. Древняя фелонь представляла из себя колоколо-образную одежду, которая закрывала всего священника с головы до ног, и как сзади, так и спереди, так что он был в ней как бы в дому, от чего по-латыни фелонь и называется (кроме собственного названия paenula еще) casula—домик, от casa—дом: «фелонь круговидная,—говорит один древний греческий писатель,—заключает внутри себя все члены (тела) как бы стена и изображает вхождение со страхом Божиим во внутренний дом ума и там собеседование с Богом» 1). Для священных действий перед фелони был поднимаем руками, и именно известным образом, ἐκ πλαγίου, т. е. с боков, так чтобы концы поднятого переда, спускаясь на стороны по рукам, представляли из себя как бы крылья, напоминая об ангельском служении священников 2). Древняя фелонь изменена у нас (а равно и у Греков) в нынешнюю посредством вырезки переда не только после периода домонгольского, но вообще в позднейшее время 3). В настоящее время на священнические фелони нашиваются у нас кресты, но этого не было не только в древнее время, но и по крайней мере до первой половины XV века, до Симеона Солунского, который говорит, что никто кроме архиерея не может носить на фелони крестов 4).

Вместо своей собственной и настоящей ризы или фелони, о которой мы сказали сейчас, в древнее время священники употребляли иногда малую фелонь или малую ризицу причетническую. В Менологии импер. Василия есть несколько изображений литании или крест-

1) У Дюк. ibid.

2) Симеон Солунский: αἴρεται ὑπὸ τῶν χειρῶν ἐκ πλαγίου ἐν καιρῷ τῶν ἱερῶν ἔργων, οἷον πτερά γενόμενον διὰ τὸ ἀγγελικόν τῆς ἀξίας, De sacris ordinationibus с. 181, у Миня в Patr. t. 155, р. 389.

3) Не знаем, мы ли в сем случае последователи Грекам или Греки нам, но у них ризы сохраняли свою древнюю форму еще в половине XVII века при Арсении Суханове (Проскинитария Казанск. изд. стр. 205). В Новгородском Антониевом, монастыре есть риза с вышитою на ней летописью 1654 г., но, к сожалению, преосвящ. Макарий, упоминающий о ней в своем Археологич. описании церк. древн. в Новгороде, II, 324, не говорит, какой она формы (хотя, впрочем, если она с вырезкой, вопрос наш ею не решится, ибо вырезка могла быть сделана после).

4) De sacra liturgia с. 83, у Миня р. 264 нач.

259

ных ходов и похоронных провождений гробов к усыпальницам или могилам, на которых все клирики или духовные, какие изображены, в одних и тех же малых фелонях 1) (описание их формы ниже). В некоторых случаях нельзя решить с уверенностью, есть ли между изображенными священники, а не одни только низшие клирики, ибо бы на каком не видится епитрахилей; но есть и такие случаи, где в малых фелонях несомнительное изображены священники, ибо из-под фелоней ясно видны епитрахили 2). Пока мы не можем сказать с уверенностью, когда были употребляемы священниками малые фелони, кроме того, что они были надеваемы ими в крестные ходы и для похоронных провождений (проводов), но полагаем, что в сем случае можем опереться на пример церкви западной. В этой последней церкви священники и до настоящего времени одеваются в малую причетническую фелонь (camisia, camisus), «когда занимают место в хоре (т. е. по нашему—когда стоят на крилосе) или когда совершают таинства или какие либо молитвословия» 3). С большею вероятностью можно думать, что и в восточной церкви священники надевали малую фелонь именно при совершении таинств и всяких частных молитвословий или вообще при совершении всяких треб. Ответ на вопрос, почему в этих случаях священники надевали малую фелонь вместо своей большой, будет очень простой, именно— потому, что последняя по своей длине и форме была неудобна для продолжительных хождений, что требовалось в крестных ходах и похоронных проводах, и для действий руками, что требовалось при совершении таинств и молитвословий (крещение, причащение, брак, елеосвящение, освящение воды).

Одежды диаконов в период домонгольский состояли: из стихаря, ораря, ручника и может быть цояса (из нынешнего у них не было поручей).

О стихаре диаконском мы сказали выше 4). Употребляли ли иногда диаконы подобно священникам вместо стихарей малые причетнические фелони, этого на основании изображений в Менологии импер. Василия с уверенностью решить нельзя: на изображениях, как мы сказали,

1) Ч. 1-й стрр. 146, 192, 210, ч. 2-й стрр. 4, 93, 181, 142.

2) Ч. 1-й стрр. 146 и 210 (литании) и ч. 2-й стр. 93 (похороны).

3) Серединск. О Богослуж. Западн, церкви I, 26.

4) Стихарь диаконский иногда называется фелонью, т. е. название последней, вероятно, употреблялось в общем смысле всякой богослужебной одежды,—Житие Андрея Юродивого в Acta SS. Болландистов, Мая t. VI, р. 74: διάκονος χρησματίζων, φορῶν τὸ φελώνιον αὐτοῦ, ἱερἀτευεν.

260

все клирики, какие на них есть, начиная от священников, представлены в малых фелонях; но есть ли на них после священников диаконы, а не одни только низшие причетники, начиная с иподьяконов, отвечать на это не представляется возможным, ибо ни на ком, не видится ораря. Можно с некоторой вероятностью думать, что по крайней мере в крестных ходах и похоронных проводах диаконы, употребляли малые фелони вместо стихарей,—это на том основании, что к продолжительной ходьбе стихари, и в древнее время более узкие, чем теперь, так же неспособны, как и фелони.

Орарь—ὠράριον происходит от латинского os, oris,—рот, лицо и значит полотенце для утирания лица, именно—в житейском быту_,из которого взят орарь для церковного употребления, был у знатных людей обычай носить на плечах подобные полотенца для указанной цели 1). Наиболее вероятное объяснение, почему орарь усвоен диаконам, есть то, чтобы сим полотенцем они отирали уста приступавшим к чаше с св. Кровию 2). Вместе с этим с весьма древнего времени они служили им и для той цели, чтобы подавать знаки к молитве (orare—молиться) 3). В древнейшее время орари были именно полотенца (Златоустый и Исидор Пелусиот называют их ὀθόναι) 4), а патриарх Софроний—λινὰ ὠράρια 5), а затем вообще лентии. Форма их с древнего и до настоящего времени остается одна и та же, только в древнее время они были уже теперешних. Их особенность в древнее время составляло то, что на них обыкновенно· вышивалась (или писалась чернилами) песнь ангелов, которых пред-

1) См. у Дюк.в Gloss. Graecit. под сл. ὠράριον. А совершенно ясное свидетельство об указанном житейском употреблении орарей см. у Дюк.в Gloss. Gr. на конце II тома, последнего счета стр. 245 нач., Addenda ad dissert.—В Сирии это и до сих пор так, см. Bassonа.La Syrie et la Terresainte, Paris, 1862, p. 428.—В одной рукописи Синодальн. библиотеки, по описанию Горск. и Невостр.№ 239 л. 208, орарь называется зиницей (?).

2) См. в греческом ΠηδὰλιονὙ примечание к 22 пр. Лаодик. собора, изд. 1864 г. Закинфск. стр. 429.

3) Bingh. I, 312.

4) Первого см. у Дюк. ibid., второй—в Патрол. Мин я t. 78 col. 272.

5) У Миня t. 87, р. 3988.

6) Узкими они изображены в Киево-софийском соборе (на мозаике) и еще более узкими в Новгородской Спасо-Нередицкой церкви. Златоустый называет их λεπταὶ ὀθόναι, патрр. Софроний и Герман тоже прилагают к ним эпитет λεπτός, но не ясно, как повивают это,—в смысле ли узины или тонины.

261

ставляют собою диаконы: ἅγιος, ἅγιος, ἅγιος, т. е. свят, свят, свят, что делалось одной строкой по длине, буква под буквой 1).

Во времена патр. Германа, который выражается впрочем не совсем определенно, диаконы как будто препоясывались по стихарям Поясами 2), подобно священникам. Патр. Алексей в своем Уставе совершенно ясно говорит об этом препоясании, давая знать, что в что время оно было обычаем не общим, а частным 3). На иконографических памятниках периода домонгольского диаконы изображаются большею частью без поясов, но есть и препоясанные (т. е. препоясанные именно поясом, независимо и само по себе от ораря) 4).

Во времена того же патр. Германа диаконы как будто имели, подобно священникам, и ручники на поясах. А что касается до периода домонгольского, то на памятниках иконографии они изображаются с ручниками, которые держат в руках 5).

(У Греков в позднейшее время, может быть несколько захватившее и наш период домонгольский, были исключительные диаконы, имевшие своей богослужебной одеждой или употреблявшие при богослужении вместо диаконских стихарей священнические ризы или

1) Симеон Солунский Exposit. de âivino templo, § 86. у Миня, p. 712.

2) У Миня t. 98, p. 893 sqq.

3) «В Студийстем монастыри, говорит он, обрете (т. е. обретох или обретается, чтобы) препоясатися диаконом», давая знать, что не так было в патриархии, Синод. ркп. № 330, л. 253 об. нач.. Патриарх Антиохийский Петр, увещевая Михаила Керулария не слишком восставать на латинян за их церковно-обрядовые разности от Греков, между прочим говорит: «в пречестной обители Студийской диаконы препоясуются, делая дело несогласное с церковным преданием: и ты не мог искоренить этого страннейшего (μονολόγιστος) обычая, так ни усиливался и как ни старался».—у Миня в Патр. t. 120 р. 808 fin..

4) Без поясов в Менологии импер. Василия (под 1 и 6 Сентября и под 2 Декабря) и в Новгородской Спасо-Нередицкой церкви; в Киевософийск. соборе один дьякон без пояса, другой препоясанный.—Во времена Симеона Солунского диаконы не препоясывались поясом, как это он говорит ясно, De sacris ordinationibus ce. 172 и 173, y Миня p. 381.

5) Мозаика Киево-софийского собора, живопись Новгородской Спасо-Нередицкой церкви. В Менологии импер. Василия диаконы без ручников; но там они изображены не в положении служащих, а идущими на муку. Патр. Герман кроме ораря на плече и (как будто) ручника на поясе говорить еще о полотенце, с которым служили в его время диаконы и которое они, вероятно, держали в руках (ἡ δὲ ὀθόνη, μεθ’ ἧς λειτουργοῦσιν οἱ διάκονοι, δηλοῖ τὴν τοῦ Χρίστου ταπείνωσιν, ἣν ἐνεδείζατο ἐν τῷ νιπτήρι), у Миня p. 396.

262

фелони; это именно главнейшие из чиновников или клириков Константинопольского патриарха, которые, как мы говорили выше, в позднейшее время были не из пресвитеров, а из диаконов,—первые пять из сих чиновников или так называемая первая их пятерица—πρώτη πεντάς. Кодин, сообщающий об этой странной и противоканонической привилегии 1), объясняет ее таким образом, что чиновниками у патриарха сначала были пресвитеры, а потом диаконы, и что последним в память так сказать о первом и даны ризы; но мы уже говорили выше, что его объяснение, как диаконы заместили пресвитеров в качестве чиновников при патриархе, неудовлетворительно; в присвоении диаконами чиновниками священнических риз просто должно видеть неумеренное и незаконное притязание этих последних. Помянутые диаконы употребляли священнические ризы не с епитрахилью, а с орарем. Один из этих диаконов (именно этих, а не других) выбирался в придворные архидиаконы; как таковой он употреблял не ризу, а стихарь, но в неделю крестопоклонную, когда он приносил из дворца в св. Софию для поклонения крест с животворящим древом (и именно в этот один раз) он надевал на стихарь священническую ризу, опять также с орарем, но не епитрахилью) 2).

В древнейшее время епископы, нет сомнения, употребляли одну и ту же богослужебную одежду со священниками. Но с течением времени явились отличия. Первым из таких отличий был омофор, который первоначально (около второй половины IV века) 3) появился не как общая принадлежность всех епископов, а как отличие высших между ними и который усвоен всеми не ранее как в продолжение второй половины IX—первой половины X века 4). Затем, неизвестна когда явившиеся в более или менее позднее время другие отличия архиереев в продолжение времени, соответствующее нашему периоду домонгольскому, разделялись на два класса, именно—во-первых, отли-

1) De officiis Constantinop. y Миня в Patr. t. 157, p. 84.

2) Кодин ibidd..

3) Cfr Jiingli.Vol. V. p. 248 sqq (ранее не упоминается).

4) Константинопольский собор 869 г. (у католиков VIII вселенский) говорит об омофорах, как о принадлежности еще не всех, а только некоторых епископов, и употребляемой ими не при всяком служении, а только в известные определенные времена, см. у Лаббея t. VIII, р. 1376, 14. Во времена Лиутпранда. Кремонского († 972) употребляли омофор уже все греческие епископы,—Legatio, § 62.

263

чие патриархов, автокефальных архиепископов и немногих избраннейших митрополитов, во-вторых—отличия всех прочих епископов. Отличия первых состояли: в саккосе, так называемом полиставрии, стихаре с источниками и гамматами и особого рода жезле 1); отличия вторых: в епиманикиях или поручах, епигонатии или палице и жезле 2).

Иконографические изображения омофора—ὠμοφόριον, что значит нарамник или наплечник 3), мы имеем от конца X—начала XI века в Менологии импер. Василия. Здесь мы находим его в двух видах. В виде такой же, как ныне, широкой ленты, положенной на плечи епископов так же, как и теперь, и в виде так сказать двойной епитрахили, надетой на шею. Если взять две священнические епитрахили и именно нынешние, а не древние, т. е. сшитые, и отрезав у одной шейное отверстие пришить ее к шейному отверстию другой с противоположной стороны, то эта так сказать двойная епитрахиль и будет омофором второй формы. Надетый в отверстие на шею, как епитрахиль, он опускался обоими концами свободно висеть, так что представлял поверх фелони архиерея как бы две епитрахили—переднюю и заднюю 4).

Саккос—σάκκος, что значит мешок, названный так от его формы, в древнее время отличался от нынешнего тем, что не имел рукавов 5); в первой половине ХΙΙΙ века, как одежда исключитель-

1) Вальсамон у Ралли и Π. II, 260, IV. 478, 545. 546 fin., 548, 552.

2) Он же ibidd. 478, 552.

3) Изображает собою заблудшую овцу (род человеческий), подъятую Спасителем на рамена и поэтому непременно должен быть из волны или шерсти.

4) Изображений святителей в омофорах этой формы много; см. напр. ч. I-й стрр. 48, 133, 138, 166 (несколько апостолов в святительских ризах с омофорами той и другой формы), 179.—Симеон Солунский говорит об омофоре не совсем понятные для нас слова, как будто имеющие отношение к омофору нашей формы: τῷ τραχήλῳ τοῦ ἀρχιερέως τοῖς ὤμοις τίθεται, μᾶλλον δέ κατὰ καιρὸν καὶ κύκλῳ τῶν ὤμων καὶ ἐμπροσθεν τε καὶ ὄπισθεν, De sacris ordinat, с. 208, у Миня t. 155, р. 421. Так называемый «ириперствик» саккоса нашив патриархов (нашивка на нем в виде епитрахили) не из омофора ли нашей формы?— Паллии западных архиепископов имеют (или по крайней мере в XVII веке имели) совершенно ту форму, как наши омофоры второго вида, только с прорезом очень большим, так что лежать (лежали) на плечах очень низко, см. изображение в Словаре Мюллера-Мотеса под сл. Pallium, а для древнего времени рисунки? Vestiarium Christianum, by the W. B. Marriot, London, 1868.

5) Он не имел рукавов еще при Симеоне Солунском: οὐδέ γὰρ ἔχει τοῦτο

264

ная, он употреблялся для богослужения только три раза в продолжение года: в Пасху, Пятидесятницу и Рождество Христово 1).

Полиставрием—πολυσταύριον, т. е. многокрестие, называлась фелонь или риза, вся сплошь украшенная множеством вытканных, вышитых или нашитых на ней крестов.

Гамматами (γάμματα) на стихарях 2) назывались фигуры на них, составленные из четырех начертаний буквы гамма и имевшие форму или четвероугольника таким образом или креста ; иначе эти гамматы назывались тригониям—τριγώνιον, что значит треугольник, так как каждая гамма в отдельности представляет сию геометрическую фигуру.

Источники, по-гречески ποταμοί, т. е. реки, были те иноцветные продольные на боках (от подмышек до подола, в числе двух на каждой стороне) полосы, которые в древнейшее время составляли принадлежность всех стихарей до диаконского включительно и о которых мы говорили выше 3).

Чем отличался жезл (ῥάβδος) патриарший от общего архиерейского, прямо не говорится; но так как последний был один и тот же с игуменским 4), то из сего следует заключать, что патриарший был двурогий, как последующий и нынешний архиерейский, а общий архиерейский был однорогий 5) или клюкообразный (клюка).

Епиманикии—поручи или нарукавники (ἐπιμανίκια, ἐπὶ—на и μανίκιον,

ἃ καλοῦσι μανίκια (рукава, лат. manica), τὸ περιεκτηκὸν ἀπάντων δηλῶν, Exposit. de divino templo, у Миня ρ. 716.

1) Димитрий Хоматин у Ралли и Π. V, 430.

2) Вальсамон говорит о галлатах только на стихарях; после мы их видим и на ризах или фелонях и на саккосах, где четвероугольные гамматы окружают кресты.

3) Что позднейшие источники патриарших стихарей суть древние полосы — στίχοι всех стихарей, это дает знать Симеон Солунский, когда говорит: τὸ τοῦ ἀρχιερέως στιχάριον ἄνωθεν κατιόντας τοὺς λεγομένους κέκτηται ποταμούς, Expositio de divino templo § 37, у Миня р. 712. Древние полосы, как мы сказали, были или одноцветные—красные, или двухцветные—красно-зеленые. Позднейшие источники, вероятно, всегда были одноцветные красные, ибо между прочив знаменовали источники (κρουνούς) крови Христовой,—он же De sacra liturgia, у Миня р. 256.

4) У Ралли и Π. IV, 552.

5) Во времена Симеона Солунского посох уже всех архиереев был двурогий (λαβὰς ὡς ἀγκυρας ἄνωθεν ἔχων), De sacra liturgia с. 80, у Миня р. 257.

265

из лат. manica, рукав) ко времени Симеона Солунского перешедшие и ко всем священникам (но еще не к диаконам) 1), конечно, суть одни и те же от древнего и до настоящего времени.

Епигонатий—ἐπιγονάτιον, т. е. наколенник, по нашему теперешнему — палица, а по древнему—полица 2), во времена Симеона Солунского дававшийся уже архиереями некоторым священникам и некоторым архимандритам 3), в древнее время, как кажется, имел форму отличную от нынешней. По Вальсамону он означает тот ручник—лентий (τοῦ λεντίου ἐγχειρίδιον), которым Господь отер ноги апостолам 4); по Симеону Солунскому он означает победу над смертью и воскресение Спасителя и имеет как бы форму меча (ὠς σχῆμα ῥομφαίας ἔχει) 5): в обоих случаях дается знать, что он был нечто длинное и узкое на подобие епитрахили или даже ораря 6).

Наши митрополиты периода домонгольского не только не принадлежали к числу немногих избраннейших митрополитов Константинопольского патриархата, но и среди рядовых его митрополитов, как мы говорили выше, занимали весьма невысокое место. Из этого следует, что в богослужебном одеянии они ничем не отличались от своих епископов. Их отличие вместе с епископами от священников состояло только в поручах и епигонатий (и не состояло в головном покрове, о котором сейчас ниже) 7).

Богослужебную одежду чтецов и певцов и вообще низших

1) О священниках De sacra liturgia с. 83 и Expositio de divino templo § 39 sqq, у Миня pp. 261 и 712 sqq; чтобы диаконы носили епиманикии, Симеон Солунский не говорить, см. ibidd..

2) Т. е. малая мола (приполок).

3) De sacra liturgia с. 83, у Миня р. 261 fin..

4) У Ралли и Π. IV, 548.

5) De sacra liturgia с. 82, у Миня р. 260.

6) Весьма возможно, что епигонатий произошел из древнего ручника (ἐγχείριον), который вместо того, чтобы быть заткнутым за пояс, был к нему, распущенный вниз, привязав. В этом случае нужно будет думать, что священники и диаконы в период домонгольский ручника не употребляла.

7) Во второй половине XIII века саккос и полиставрий (и предношение свечи) усвоены были всем митрополитам, которые имели титул ὑπέρτιμος—пречестный, раздававшийся им весьма щедро, см. у Цахарие в Ius Graeco-Romanum, III. 598. Из наших митрополитов несомненно имел этот титул Феогност,—Миклошича Acta patriarchat. Constantinop. I, 191 нач., во кажется не имел еще Петр,—см. в Степени, кн. I, 417, как приветствует его патриарх и cfr ibid., 421 fin., как тот же патриарх приветствует Феогноста.

266

клириков, как мы сказали выше, составляла в древнее время краткая фелонь 1) или малая риза. Собственное название этой фелони у Греков было καμίσιον 2), что значит рубашку (от латинского eamisa, camisia 3), из которого французское chemise), но надеваемую не непосредственно на тело, а поверх другой в собственном смысле рубашки, как бы блузу (ибо собственная рубашка у Греков от этого καμίσιον есть ύποκάμισον). По своему названию краткая фелонь должна бы быть коротким стихарем. Весьма вероятно, что такою· она и была в древнейшее время 4); но на иконографических памятниках конца X—начала XI века, именно—в Менологии импер. Василия, она является совсем в другом виде. Своеобразную форму описать вразумительно довольно трудно. Кто видал католические священнические ризы, тому мы просто скажем, что малая фелонь, как она является в Менологии, весьма похожа на эти ризы; кто не витал этих риз, тот пусть вообразит себе широкий мешок, пусть на дне его сделает такое отверстие, чтобы в него могла войти голова, пусть наденет его на себя в это отверстие, затем с обеих сторон, начиная от спуска с плеч, пусть разрежет его до низу;, чрез это получится одежда, надетая на шею и висящая спереди и сзади в виде двух отдельных платов,—это приблизительно и будет малая фелонь в том виде, как мы ее находим в Менологии импер. Василия 5). О происхождении формы пока мы ничего не можем

1) С прилагательным: краткий слово фелонь употреблялось и употребляете» у нас в церковном языке почему-то в мужеском роде: «краткий фелонь»,— так в Деяниях Владимирского собора 1274 г. я других старых памятниках письменности, так и в нынешнем Чиновнике архиерейском.

2) Симеон Солунский De sacris ordinationibus сс. 159 и 186, у Миня рр. 365 и 396, Кодин De officiis Constantinop. с. 6, ibid. t. 157, p. 61 fin..

3) См. Дюк.Gloss. Latinit. под сл. camisa.

4) И можно с вероятностью думать, что она доселе сохраняет свою древнейшую форму на Западе, где camisia или camisus низших клириков (наша малая фелонь) действительно имеет форму короткого нашего стихаря или форму как бы поколенной рубашки.

5) Серединский полагает, что нынешняя католическая священническая риза переделана из древней ризы одной и той же формы с Востоком в XV в. (О Богослуж. Запади, церкви I, 28). Тоже, кажется, думают и некоторые католические писатели. Однако это неправда: в Равеннской церкви ев. Аполлинария in Classe, построенной в 534—49 году, мозаические святители представлены в фелонях или ризах, имеющих форму нынешних католических риз и вместе восточных малых фелоней Менология импер. Василия (имея под ризами туники

267

сказать. Много выше, объясняя то, каким образом случилось, что у нас чтецы и певцы названы одним именем с диаконами, мы сказали, что единственно вероятное, чем можно объяснять это, есть— предполагать, что чтецы и певцы были приняты за одно с диаконами вследствие того, что носили одну и ту же богослужебную с ними одежду, т. е. стихарь (и так как диаконы носили на стихарях орари, а чтецы с певцами нет, то сначала диаконы назывались диаконами орарными, а чтецы с певцами просто диаконами, а потом первые стали называться просто диаконами, а вторые уменьшительным именем диак). Из этого следует, что у нас чтецы и певцы начали носить диаконский стихарь еще в период домонгольский и с более или менее первого времени (А так как это случилось у нас, нет сомнения, по примеру Греков, то из сего следует, что и у последних стихарь заменил собою, как одежда чтецов и певцов, малую фелонь, которую видим в Менологии импер. Василия, более или менее вскоре после него) 1).

или стихари и потом далматики,—те же стихари, только с весьма широкими, как у нынешних наших ряс, рукавами). След. начала наших малых фелоней должно искать на Западе, как о том говорит и их название.

1) Замена эта, как видно из слов Симеона Солунского, началась частным образом и не сделалась всеобщею еще и в его время, именно—он говорит, что на чтецов и певцов надевается цри посвящении одеяние или имеющее форму малой (подразумевается, священнической) фелони, т. е. их собственная малая фелонь (по форме одна и та же с этой малой священнической фелонью) или же стихарь, De sacris ordinationibus с. 186, у Мини р. 896. Наш диакон Игнатий, сопутствовавший митр. Пимену в Царьград и описавший коронацию импер. Мануила, бывшую в 1390 г., говорит в сем описании об одежде певцов св. Софии: «певцы же стояху украшены чудно, ризы имеяху аки священные стихари широци и долзи, сице же и рукава их широцы и долзи» (по этому описанию стихари певцов имели форму западных далматик)—Сказания Русского народа Сахарова, кн. VIII, стр. 102. Он же дает звать, что у нас не неизвестна была в его время малая фелонь в том виде, в каком она в Менологии импер. Василия; он говорит: «и облекоша царя во священный фелонец мал до пояса багрян, еже есть ризицы малы багряны точию до пояса» (ibid. стр. 103). По сличению с Кодином оказывается, что он разумеет тут наитию (De officiis Constantinop. с. 17, у Миня t. 157, рр. 108 fin. и 109 sub fin.): короткая мантия представляла как бы половину (заднюю) малой фелони в ее указанном виде.—И в настоящее время у нас есть малая фелонь: она надевается на дьячков и пономарей при их посвящении весьма не на долгое время; но нынешняя наша малая фелонь есть ни что иное, как точная миниатюра большой (и тоже

268

Богослужебные одежды высших членов причта — диаконов, священников и архиереев в древнее время, обнимающее и наш период домонгольский, были у Греков двух цветов — всегдашнего и траурного для дней поста и служб над умершими; первый для всех одежд был белый, второй—пурпуровый или красный 1) (При Хоматине «по обычаю церковному траурные первосвященнические, т. е. патриаршие, одежды долженствовали быть просты и без приложения источников и крестов» 2), следовательно не было траурных полиставриев; а что не было траурных саккосов, это ясно из того, когда они употреблялись). Что касается до одежды низших клириков, то свидетельств, относящихся к периоду домонгольскому, не знаем, а Симеон Солунский говорит, что она должна быть или белая или красная (т. е. красная не только как траурная, но и во всякое время) 3).

В настоящее время архиереи наши имеют нарочито-богослужебный головной покров, т. е. такой головной покров, который они употребляют только при богослужении, подобно богослужебным одеж-

именно нынешней, с вырезанным передом) фелони (имеющая такое же отношение к последней, как напр. платье на кукле к действительному платью).—Лаодикийский собор в 15 правиле своем запрещает петь в церкви кому-нибудь кроме певцов, принадлежащих к клиру, восходящих на амвон и поющих ἀπὸ διφθέρας. Аристин толкует, что διφθέρα есть фелонь (у Ралли и П. III, 185); тоже повторяет за ним и наш митр. Кирилл (Памятнн. Павл. col. 99, а за Кириллом многие новые). Но διφθέρα, от δέφω. значащая между прочим одежду из выделанной кожи (каковою, конечно, никогда во была фелонь дьяческая) в данном случае значит книгу (собственно пергамент, потом пергамеитную книгу, а затем и вообще книгу).

1) Хоматин у Ралли и П. V,430, Симеон Солунский De sacra liturgia сс. 79 и 83, у Миня рр. 256 и 261, и De sacris ordinationibus с. 181, ibid. р. 388 fin..

2) Ibidd..

3) De sacris ordinationibus c. 186, у Миня p. 396.—Греческие полемисты укоряют латинян за то, что они употребляют богослужебные одежды, сотканные не из волны, а из шелка, и не одноцветные, а разно (много)-цветные: см. Никиту Сеида у А. С. Павлова в Критических опытах, стр. 188, § 9. Феофилакта Болгарского в Патр. Миня t. 126 р. 224 п. 2, статью: «О фрязех и о прочих латинех» в Никоновск. Кормчей, гл. 48 § 18. В последней: «пресвитери и епископи их святительския их ризы не от волны строят, но червлеными брячинными (толковыми,—Слов. Восток.) нитьми ткуще облачаются многоразлично (ποικιλοχρόως) упестрены».

269

дам,—это так называемая митра. Наша нынешняя митра происхождения весьма не древнего, в древнее же и старое время архиереи не имели такого головного покрова, за исключением—в древнее время двоих из них—папы Римского и патриарха Александрийского, а в позднейшее время, после отделения папы от церкви, одного последнего 1). Папе Римскому будто бы дал головной покров Константин Великий, а патриархи Александрийские будто бы стали носить его со св. Кирилла по тому поводу и в память того, что последний был представителем папы на 3-м вселенском соборе 2). На самом деле было не так. В древнейшее время явился было у епископов обычай украшать головы на время богослужения повязками, по подобию Ветхозаветного первосвященника (Второзак. 28, 4. 37—39) 3). Эти то повязки, первоначально общие всем епископам или употреблявшиеся желавшими между ними по произволу, потом усвоены были только двум старшим между всеми ими, каковы были Римский и Александрийский (а так как последний занимал место старшего по Римском до 2-го вселенского собора или до 381 г., когда должен уступить место епископу Константинопольскому,—2 всел. соб. пр. 3,—то это, значит, случилось до сейчас указанного года). Повязка папы, состоявшая в том, что более и менее драгоценный и богато украшенный плат, быв свернут, обвивался кругом головы на подобие венца (колесом), превратилась с течением времени в его нынешнюю тиару. История повязки патриарха Александрийского, до появления на его голове нынешней митры, взятой от нас Русских, остается не совсем известною 4).

1) Вальсамон у Ралли и Π. IV, 589, Симеон Солунский.—Expositio de divino templo § 45 и Responsa ad Gabrielem Pentapolitanum, Quaesi. 20, у Миня pp. 716 и 872-

2) Вальсамон ibidd. Первое мнение основывается на так называемой (фальшивой) дарственной грамоте Константина Великого папе Сильвестру, которую см. у Ралли и Π. I, 147 и VI, 261, а в славянском переводе в Никоновской Кормчей (на ловце в приложении), cfr Симеона Солунского р. 872.

3) Мартиньи Dictionnaire des Antiquités Chrétiennes под cj. Evêques, § IV.

4) Головная повязка Ветхозаветного первосвященника, по-гречески κίδαρις и μίτρα, представляла собою длинный плат, обернутый вокруг головы, на подобие арабско-персидского тюрбана и турецкой чалмы. Тем же в большей или меньшей мере была и повязка пап с патриархами Александрийскими. Царский венец императоров Константинопольских, быв заимствован Константином Великим с Востока, первоначально представлял собою ту же повязку. Так называемая дар-

270

За исключением патриарха Александрийского никто из восточных архиереев не имел до позднейшего времени нарочито-богослужебного головного покрова. Об этих всех прочих архиереях, за исключением патриарха Александрийского, писатели говорят, что они служат с непокрытыми головами; напр. Симеон Солунский: «с непокровенною главою совершают священнослужение вси иерархи и

ственная грамота папе Константина Великого дает звать, что между одного и другою повязкой было какое-то различие формы, именно—она говорит, что Константин первоначально хотел было возложить на главу папы Сильвестра свой императорский венец, во что тот от сего отказался и тогда он возложил на него преславный плат, знаменующий Воскресение Христово (ὑπέρλαμπρον λῶρον,—собственно ремень, что затем значит длинная лента, длинная повязка). В IX—X веке повязка пап называлась камилавкой, заимствовав имя от одного вида венца императорского, называвшегося этим именем (скуфьеобразного, от которого скуфьи монахов названы камилавками), и один сего времени писатель говорит о ней: Calamaucum (вместо camelaucum) ex bysso rotundum, quasi spara, caput tegens sacerdotale, in occipitio vitta constrictum, (носит) круглую камилавку из драгоценного полотна, застегнутую на затылке пряжкой (завязанную лентами), покрывая ею первосвященническую голову как сферой (шлемом?),—у Дюканжа в Gloss. Latinit. под сл. Camelaucum. Когда папы изменили свою тиару из повязки в нынешнюю высокую конусообразную шапку, неизвестно, но вероятно после того, как в Европе явились Арабы (Испания) с их тюрбанами или теми же головными повязками и когда таким образом оказалось предосудительное и соблазнительное тождество. Теперешняя напекая тиара имеет надетыми на себя три венца, и дело должно представлять так, что папы, перестав носить повязку, как таковую, надели ее на свою митру (богослужебный головной покров, общий папам со всеми епископами, тогда как тиара составляет их исключительную принадлежность,—темное происхождение митры, вероятно, подобно происхождению нашей митры, о чем сейчас ниже), т. е. мы хотим сказать, что в этих венцах теперешней папской тиары, которых сначала был один и которые дошли до трех только в позднейшее время, должно видеть древнюю повязку (митра епископская у католиков с раздвоенным верхов, а напекая тиара с одиноким или цельным, но надетый на нее венец должен был сплотить ее верх, как обруч, в одно). Название тиара, — τιάρα, tiara, из персидского и означает головную повязку в виде тюрбана (чалмы), бывшую национальным головным покровом Персов. Что касается до головного покрова патриархов Александрийских, то сведения о нем не только не достаточны, но и как будто несогласны между собою. Патриарх Александрийский Тимофей, преемник с 460 г. Тимофея Елура, носил прозвание Σαλοφακίολος, что значит белотюрбанный (из египетского σαλὸς—белый и взятого в египетский греческого φακιόλιον или φακεόλιον, что значит тюрбан, чалма,—у Дюк. в Gloss. Graecit. под

271

священники Востока за исключением Александрийского» 1). Однако эти слова должно понимать не совсем в собственном смысле; не было у архиереев нарочито-богослужебного покрова, но как они, так и все прочие клирики, до чтецов и певцов включительно, служили отчасти с покровенными главами. Много выше мы говорили, что головной покров клириков состоял — во-первых, из скуфьи, которая прикрывала гуменце, выстригавшееся каждому клирику до чтеца и певца включительно, и которая не только надевалась или при выходе из дому, но не снималась с головы никогда, составляя головной покров и комнатный постоянный, и во-вторых—поверх сей скуфьи из шляп и шапок, составлявших головной покров вне комнатный, выходной, головной покров открытого воздуха,—1-й дол. т. стр. 580. Первый головной покров или скуфьи был отчасти и богослужебным головным покровом всех клириков, которые входили в нем в церковь и потом отчасти стояли в нем в церкви, отчасти снимали его совершенно или приблизительно так, как в настоящее время это делают у нас священники с своими скуфьями и камилавками: Так как архиереи и священники снимали скуфьи в важнейшие времена литургии, совершая важнейшие действия с непокрытыми головами, то поэтому-то, конечно, Симеон Солунский и говорит, что они служат с непокрытыми головами, причем предполагается, что папа и патриарх Александрийский остаются в своих головных покровах во все продолжение литургии 2) (нарочито именно надевая их для слу-

сл. φακεώλιον, cfr Византия Κωνσταντινούπ. III. 402). В Менологии импер. Василия свв. Афанасий и Кирилл Александрийские, под 18 января, ч. II, стр. 116, представлены в своеобразных (ничем не украшенных) скуфьях, похожих на наши женские повойники или чепцы. Но Вальсамон о своем времени говорит, что патриарх Александрийский служит, покрывая голову своей повязкой (у Ралли и П. IV, 539 fin.: ἱερουργεῖ μετὰ τοῦ αὐτοῦ λώρου τῆν κεφαλήν καλυπτόμενος). Симеон Солунский называет головной покров патриархов Александрийских митрой (цитата выше) и ничего не говорит об его форме (митра собственно значит повязку: μίτραι κυρίως οἱ ἀπὸ φασκίων [лат. faeciae, ленты, тесемки, покромки] καὶ ὠραρίων στέφανοι, у Свицера в Словаре под сл. Ὀρὰριον, II, 498, из Etymologicum Magnum, но могла быть употреблена Симеоном и как название шапочки).

1) Expositio de divino templo § 45, у Миня р. 716. Тоже Responsa ad Gabrielem Pentapol., Quest. 20, ibid. p. 872. Вальсамон y Ралли и Π. IV, 539 fin.: «тогда как все служат с непокровенными главами, один патриарх Александрийский...»

2) Папа и действительно не снимает с себя тиары во все продолжение литургии, когда служит в ней последнюю.

272

жения последней, тогда как скуфьи наоборот, составляя не нарочито-богослужебный головной покров, в известные времена нарочито снимаются). Мы не имеем свидетельств о сейчас указанном употреблении греческим духовенством их скуфей, относящихся именно к периоду домонгольскому. Но мы имеем свидетельства из предшествующего и из последующего времени. Известный западный ученый времен Карла Великого Алкуин говорит о греческих священниках, что они совершают божественные тайны с покровенными главами в имеют на головах скуфьи, когда предстоят св. престолу (pileatos divina mysteria celebrare et chufias in capite gestare, dum assistunt altaribus) 1). Наш диакон Игнатий, о котором упоминали мы выше, говорит о певчих Константинопольской св. Софии именно во время стояния их в церкви: «певцы же стояху украшены чудно, ризи имеяху... (приведено выше), на главах же их воскрыльцы остры (остроконечные скуфьи) со златом и с бисером и с круживом» 2). Кодин говорить, что придворные певчие поют во дворце накануне Рождества всенощную в стихарях и с покрытыми головами (μετὰ τῶν ἱματίων καὶ ἐπιῤῥιπταρίων αὐτῶν, φοροῦντες καὶ καμίσια ἐπάνω τῶν ἱματίων, и что между ними не имеют покровов на головах только канонархи 3), как этому и надлежало быть по правилу). Сейчас сказанное нами относится к духовенству белому. Что касается до духовенства черного, к которому именно принадлежали наши архиереи, то оно в отношении к употреблению в церкви своего головного покрова отчасти может быть расходилось с духовенством белым, отчасти же, и именно—в отношении не к простому присутствию в церкви, а в отношении к служению в ней служб, вполне сходилось с ним, являясь одним и тем же с ним и в отношении к внешней форме. Головной покров духовенства черного или монахов, к которым принадлежали наши архиереи, так же, как и у духовенства белого был двойной и состоял — во-первых, из монашеской скуфьи, называвшейся у монахов великого образа или схимников кукулем, а у монахов малого образа или манатейных камилавкой и клобуком (вместо древнего скуфьеобразного клобука явился у нас нынешний высокий цилиндр, как мы говорили выше, только со времени Никона, см. еще ниже, в главе о монашестве), — во-вторых, из платяного известной формы покрова поверх камилавки или кло-

1) У Дюк. в Gloss. Gr. под сл. σκουφιά.

2) У Сахарова в Сказаниях Русск. народа кн. VIII, стр. 102 sub fin..

3) De officiis Constantinop. с. VI, у Миня в Pair. t. 157, р. 61 fin..

273

бука, который неизвестно как назывался у нас в старое время и который в настоящее время от материи называется крепой. Белые духовные, служили ли они в церкви службы или же только просто присутствовали в ней, во всяком случае из своего двойного покрова имели на головах только внутренний или скуфьи, снимая вообще при входе в церковь наружный, шляпы и шапки. Как было с головным покровом монахов, когда они только присутствовали в церкви, но не служили, именно—снимали они в сем случае с клобуков крепу или не снимали, как в настоящее время, это составляет вопрос, к которому мы возвратимся после; но когда они не просто стояли в церкви, но и служили (подразумеваются, конечно, те из них, которые имели степени священства, начиная с степеней чтеца и певца) 1), то в сем случае, подобно белым духовным, они снимали верхний покров (крепу), оставаясь в одном клобуке или в одной своей скуфье и соблюдая относительно ее снимания в известные важнейшие, вообще положенные времена, совершенно те же правила, которые белые духовные наблюдали относительно своих скуфей. Из этого-то монашеского клобука или что тоже скуфьи, так как в древнее и старое время клобук имел форму скуфьи, и возникла наша нынешняя архиерейская митра. У архиереев наших было принято (вошло в обычай) служить не во всякой скуфье, а иметь для сего нарочитые, именно для богослужения назначенные, скуфьи. Так как скуфьи во время богослужения снимались с головы, то чтобы не класть их плашмя и сплющенно, что весьма непредставительно, а ставить, начали делать их (богослужебные скуфьи) на твердой подкладке, так что они получили вид шапочек. Шапочки начали делать из дорогих материй, украшать простыми украшениями и иконами, и таким образом и явились у наших архиереев особые богослужебные шапочки, увеличенные потом до размера шапок, и эти-то сначала шапочки, потом шапки и суть нынешние наши митры. Скуфьи, превращенные посредством подложения твердой подкладки в шапочки, оставались таковыми, т. е. малыми шапками, до конца XVI века 2); после этого они несколько были увеличены в размерах и сохраняя скуфьеобразную форму стали шапками, как начали и назы-

1) Ибо монах, как монах, не имеющий пострижения в клирики, подобно мирянину (каков есть и об), не имеет права читать и петь в церкви (как и надевать стихаря), Вальсам. у Ралли и П.III, 185.

2) О шапочке, приложенной Новгородцами к мощам епископа Никиты после 1558 г., см. в Археологи. описании церковных древностей в Новгороде преосв.

274

ваться 1). Нынешней дутой или шарообразной формой наши шапки обязаны Грекам, именно — Греки, заимствовав от нас шапки в XVI веке, придали им форму венцов или корон своих императоров, какую имели эти последние в позднейшее время, предшествовавшее взятию Константинополя Турками 2); от Греков заимство-

МакарияII, 858; название «шапочка» в служебнике конца XVI век. и см. в Описан. Синодд. ркпп. Горск.и Невостр.№ 366, л. 47.

1) В древней скуфьеобразной форме, но несколько в увеличенном против скуфей размере, см. митры (т. е. шапки) в лицевых киевских святцах первой половины ΧVΙΙ века, напечатанных в приложении к Annus Ecclesiasticus Мартынова,а в натуре шапку св. Петра митрополита см. в Успенском соборе у его гроба, а шапку патриарха Иова в Московской Синодальной ризнице (мы бы весьма рекомендовали нашим архиереям возвратиться к этой форме).

2) Изменив нашу шапку указанным образом, Греки сочинили сказку, будто патриарха Константинопольские начали носить ее со времени взятия Константинополя Турками, восприяв на свою голову венец прекративших существование императоров Византийских. В 1557 г. патр. Константинопольский Иоасаф и просил даря Ивана Васильевича Грозного устроить для великой церкви новую священноначальническую митру, какую носит один лишь патриарх во время богослужения (Сношения с Востоком МуравьеваI, 88). Но патриарх просил новой митры, вовсе не имея старой. Бывший в 1585 г. в Константинополе и, видевший совместную службу трех патриархов, Константинопольского, Александрийского и Антиохийского, русский посланец пишет, чти шапка была на одном Александрийском, которого де «наричут в папино место (патриарх Александрийский действительно назывался папой) и ставят больши всех патриархов» (ibid. I, 149). Из этих слов видно, что первый усвоил от нас нашу шапку когда-то до 1585 г. патриарх Александрийский, конечно, опираясь на свои старые права. Просьбу к нашему царю о митре патр. Иерусалимского Германа от 1560 г., дающего знать, что дотоле патриархи не носили митры, см. ibid. I, 101. Если верить показанию Афанасия Ипсиланти (Ἀθανασίου Κομνηνοῦ Ὑψηλάντου Τὰ μετὰ τὴν ἅλωσιν, 1453 —1789, изд. Κωνσταντινούπ. 1870), то до 1620 г. никто из греческих архиереев не носил митры, ибо он говорит, что в этом году на соборе Константинопольском, бывшем в присутствии патриархов Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, низложен с престола архиепископ Синайский за то, «что вопреки древнему преданию первый из всех возложил на голову митру при совершении богослужения» (стр. 129). В половине XVII века при Арсении Суханове носили митры одни только патриархи о еще никто из прочих архиереев (Проскинитарий, Синод. ркп. № 574, л. 95) и носили так сказать по секрету от султана, который, узнав в 1658 г. о митре патриарха Иерусалимского, чуть было его не удавил (Муравьева Сношения с Востоком, ч. 3, ркп. Моск. Дух. Акад., л. 814 об. sqq). В Менологии импер. Василия все святители, за исключением

275

нал новую форму патр. Никон (что не весьма рекомендует его «вкус). Греческое название митра усвоено у нас шапкам не знаем когда после первой четверти XVIII века 1).

Архиереи наши носят на шеях поверх платья так называемые панагии, маленькие круглые иконки сизображением Спасителя, Божией Матери и каких-либо святых. Название панагия (παναγία) значит всесвятая, причем подразумевается Матерь Божия (Μητήρ Θεοῦ).B старое время эти иконки, носимые архиереями, назывались енколпиями—ἐγκόλπιον, что происходит от ἐνи κόλπος—недро, пазуха и означает крест или иконку, носимые в недре, в пазухе, т. е. крест или иконку тельные, носить которые на себе составляет у христиан обычай, восходящий до глубокой древности (о чем ниже). Название архиерейских иконок енколпиями показывает, что первоначально они носили их, как и все христиане (желающие, ибо обычай был добровольный, а не обязательный) не поверх платья, а под платьем, и что только потом они начали носить их снаружи, как особенную принадлежность их сана. Когда случилось это последнее, не внаем, но Симеон Солунский говорит об енколпиях архиерейских в их нынешнем смысле иконок, носимых снаружи 2). В

Афанасия и Кирилла Александрийских, без шапок; но по непонятной для нас причине сделано еще исключение для одного из всех—Спиридона Тримифунтского, под 12 Декабря, ч. 2. стр. 24: Спиридон в маленькой, плотно облегающей голову, скуфейке, по низу которой венчик из треугольников.

1) Название митры дал было шапке, изменив форму, патр. Никон, архиеп. Саввы Указатель Моск. Патр. ризницы, изд. 2, стр. 31, но вошло оно в употребление только спустя уже много времени после него, см. в Описании документов и дел хранящихся в архиве св. Синода т. I. приложж. стрр. 38 и 166 (отличие дониконовской шапки от послениконовской и теперешней митры есть то, что она опушалась по низу горностаев или вообще мехом, при чем довольно долгое претя она носилась по произволу архиереями и после Никона: напр. св. Димитрий Ростовский был погребен именно в шапке с меховой опушкой).

2) На новопосвященного архиерея, по совершении обряда «вопрестоления» (ὲνθρονισμὸς), возлагается мантия и τὸ ἐγκὸλπιον ὡς ἔν&εος ἄῤῥαβὡν, как залог божественного обручения,—последние слова указывают на то, что у Греков договоры обручений скреплялись пеной енколпиев или тельных крестов жениха и невесты (см. ниже). De sacris ordinationibus с. 216, у Миня р. 429. В другом месте Симеон Солунский говорит, что во свидетельство верности архиерея исповеданию веры, которое он произнес, и как бы печать, шпорою он скрепил это исповедание, вешается на его шею крест малый или какой-либо енколпий (σταυρών ἢ ἐγκόλπιὸν τι), De sacra liturgia c. SO. y Миня p. 257.

276

его время они состояли по произволу или из иконок в собственном смысле или из крестов. Свое позднейшее название панагий енколпии получили, как должно думать, от того, что начали быть употребляемы в виде икон и что на иконах (с лицевой стороны) по преимуществу была изображаема Божия Матерь (от панагий архиерейских в собственном смысле должно отличать панагиары,—такие же маленькие иконки, но складные, с пустою внутренностью, на подобие медальонов, употреблявшиеся для хранения хлеба Богородичного «панагийного», который люди благочестивые имели обычай брать с собою, храня в этих панагиарах, надевавшихся на шею, когда отправлялись в путешествия, для споспешествования в пути. У архиереев эти панагиары назывались столовыми, путными и походными, панагиями 1), потому что употреблялись для возношения хлеба Богородичного на трапезах и для его ношения в пути. Но они могли быть употребляемы и всяким желающим, быв носимы в недрах или пазухе, точно так же как носили их и архиереи).

К обычаям нашего богослужения принадлежит возжигание света, пред иконами, освещение самых церквей (в праздники) и курение фимиама пред иконами и пред молящимися или каждение на одни и на других. О самых действиях в их богослужебном значении и применении мы скажем несколько после, в самом богослужении; а здесь об них со стороны их принадлежностей — материала и сосудов.

Для света и освещения в древнее время, так же как и теперь, употребляемы были восковые свечи и елей (ἔλαιον) или деревянное масло 2). Вследствие нашей разности с Греками относительно бо-

О патриархах Константинопольских он говорит, что избранному в патриархи (ὑποψηφίῳ) император между прочим посылает τὸ τῆς ἐκκληαίας ἐγκόλπιον,—что тут значит τῆς ἐκκλησίας не совсем для нас понятно (как будто должно понимать так, что патриархи носили один енколпий, принадлежащий их кафедральной церкви, т. е. св. Софии, и что император, посылая избранному енколпий, вручал ему чрез то власть), De sacris ordinatt. с. 229, у Миня р. 441.

1) Архиеп. Саввы Указатель для обозрения Московской патриаршей ризницы, изд. 2 стр. 12.

2) Деревянное масло называется деревянным не потому, чтобы оно получалось из самой древесины некоторого дерева (его дров, поленьев), как у нас думают многие, во потому, что оно получается из плодов некоторого дерева (а не из семян растений,—льна, конопли и пр., как это у нас). Дерево, дающее плоды, из которых выживается или выбивается деревянное масло, по-русски называется масличным деревом, по-гречески ἡ ἐλαία. Ростом и видом оно при-

277

гатства светильными материалами—воском и деревянным маслом, у нас должно было явиться совсем иное пропорциональное потребление того и другого в церквах, нежели какое было у них. Греки были богаты деревянным маслом и не особенно богаты воском; мы, напротив, были богаты воском и совсем не имели своего деревянного масла. По этой причине у Греков главным светильным материалом в церквах было масло, а у нас, напротив, должен был стать им воск. Греки главным образом масло, а не свечи, жгли пред иконами и исключительно им освещали церкви (в праздники); мы, наоборот, главным образом употребляли свечи в «первом случае и исключительно их во втором.

Для свеч, почти вовсе не зажигавшихся в будни и составлявших свет пред иконами по преимуществу праздничный, у Греков были употребляемы подсвечники переносные и неподвижные или висячие. Подсвечники переносные ставились, во-первых, в алтаре за престолом и употребляемы были при перенесении святых даров и вообще на так называемых выходах или входах; во-вторых, пред иконами, лежавшими на налоях—храмовою и так называемою поклонною, т. е. праздника или святого доя. Подсвечники эти назывались у Греков (и до настоящего времени называются) τὰ μανουάλια, что есть латинское manuale, от manus—рука, и значит ручник, ручной подсвечник. В настоящее время у нас на тех из этих подсвечников, которые ставятся пред иконами, делается возможно более мест для поставления или втыкания свеч; но Греки и в праздники зажигали пред иконами не все свечи, сколько их будет принесено в церковь (в самых церквах их не продавали), а в известном определенном количестве, смотря по важности праздника. Самое большее число свеч, которое зажигалось на наших подсвечниках в самые большие праздники, было 13-ть, во образ Иисуса Христа с 12 апостолами. Сообразно с сим и мест на подсвечниках устраивалось 13, из коих среднее — для свечи, образующей И. Христа, было значительно более боковых; от числа апостолов наши подсвечники назывались δωδεκαφώτια μανουάλια, τὰ δωδεκάφωτα 1). Под-

близительно как наша яблоня, а толщины достигает значительно большей; листья по своей форме похожи на листья нашей ивы. Плоды дерева, из которых подучается масло,—небольшие зеленые яблоки (те маслины, которые маринованными известным образом почти везде можно найти в продаже у нас).

1) Устав Константинопольского монастыря Κεχαριτωμένης, гл. 68, у Миня в Патр. t. 127, р. 1084, Симеон Солунский De sacro templo с. 140, у Миня р. 349.

278

свечники запрестольные или выходные имели по одной свече (φῶτα μοναδικά), а поэтому и мест в них устраивалось по одному 1). Памятники иконографии X—XI века представляют нам образцы этих последних подсвечников: форма их в существе совершенно одна, и та же с нынешними; отличаются они от нынешних тем, что подставка внизу (в виде вспрокинутого блюда) и блюда для свеч вверху были значительно менее нынешних и что стволы их, состоявшие из перемежающего соединения трубок и яблоков, были, одной толщины по всей своей длине 2), — в наших сельских церквах до настоящего времени весьма нередко можно встретить выходные подсвечники совершенно этого древнего вида. Неподвижные подсвечники висели пред иконами темплона или тябла, по нашему первоначальному деисуса, и пред иконами настенными и настолпными. У Греков они назывались αἱ λάμναι 3), что есть латинское lamina,—ае. Последнее значит доску или лист из какого-нибудь металла; но у Греков в настоящее время λάμνα значит металлический прут и металлическую полосу, напр. прут железный, полосовое или в полосах железо. Очевидно, что старо-греческим λάμναι должно придавать это последнее значение, разумея под ними те железные или медные прутья, на которых у нас висят в настоящее время свечные лампады пред местными образами. Так как мы не имеем (или по крайней мере не знаем) иконографических образцов этих ламп, то не можем сказать—делались ли места для свеч на концах их самих (трубочки) или под них подвешивались лампады, как у нас в настоящее время. Симеон Солунский дает знать, что ламны устраивалась односвечные, дву- и трисвечные 4). Как было с подсвечни-

1) Симеон Солунский, ibidd...

2) См. Менологий импер. Василия, ч. I стр. 140, ч. и стр. 69.

3) См. Типик монастыря Κεχαριτωμένης.

4) De sacro templo с. 140, у Миня р. 349. В Уставе патр. Алексея говорится о возжигании свеч на «гръзнех» (гръзновие, гръзне), Синод. ркп. № 830, дл. 278 об. и 279. Если под грзъном должно разуметь грозн, виноградную ветвь, виноградную кисть, то нужно будет понимать дело так, что ламны устраивались в виде последних.—Не мешает заметить, что у Греков название λαμπάδα и в древн. форме λαμπλάς употреблялось в двух значениях: в смысле нашей лампады, висячего подсвечника для свеч, и в смысле большой свечи в отличие от малой, которая κηρός, что собственно значит воск,—об употреблении слова λαμπάδα, λαμπάς, во втором смысле см. Устав монастыря. Κεχαριτωμένης, гл. 59, у Миня р. 1080, и Кодина у Дюк. в Gloss. Graecit. под сл. λαμπάς.

279

ками у Греков, так, конечно, было и у вас; в частности весьма вероятно думать, что и подсвечники переносные или поставные перед иконами храмовою (где эта икона лежала на налое, а не стояла над алтарем) и поклонною, делались именно двенадцатисвещными, а не более.

Форма свеч в древнее время у Греков, и у нас, конечно, была одна и та же, что в настоящее время. Весьма вероятно, что их также украшали золотом и красками, как это говорят свидетельства о последующем времени 1) и как это делается до сих пор 2).

Кроме свеч в собственном смысле в древнее и старое время употреблялись у нас еще так называемые вощаницы, представлявшие собою как бы искусственные большие свечи. Именно—сливался или скатывался из воска цилиндр в размерах большой свечи, полый внутри; низом своим он надевался на большой деревянный стержень нарочно для него сделанного подсвечника, а сверху в его пустоту вставлялся металлический стакан, налитый воском со вставленным светильником; в стакане этой, так сказать истинной на вид и неистинной на деле, свечи и горел воск, наподобие деревянного масла в лампадке 3).

Деревянное масло, зажигавшееся у нас перед иконами только в праздники и бывшее у нас, как необходимо думать, в употреб-

1) Кодин De officiis Cpolitanis с. &, у Маня t. 157, р. 64.

2) В настоящее время у Греков есть особого рода свечи, употребляемые при браках, крещениях и, если не изменяет нам память, диаконами при каждениях, которые украшены так сказать восковой резьбой, на подобие резных и витых колонок в наших XVIII века иконостасах, производимой посредством отливки свеч в фигурные формы. Очень может быть, что эти красивые свечи ведут свое начало из древности и что в прежнее время бывали и у нас (в настоящее время подобным образом иногда делаются у нас маленькие свечи в пасхальные трикирии или дикирии священников).

3) Сейчас описанные нами вощаницы половины XVII века сохранились до настоящего времени в одной из Владимирских церквей, см. Церковно-историческое описание Владимирских достопамятностей иером. Иоасафа, Владимир. 1857, стр. 112. Весьма вероятно, что иногда вощаницы делаемы были и не вощаные, а деревянные.—Вощаница с вином, которая уцелела в Ростове в пожар 1211 г. (Лаврент. лет.) как будто наша вощаница, но что такое значит, что она была с вином, сказать не можем (cfr о вощаниках, в которых возилась св. вода, преосв. МакарияАрхеолог. описан. церк. древн. в Новгороде, index. Или же были сосуды, называвшиеся вощаницами и отличные от наших вощаниц?).

280

лении весьма ограниченном,—далеко не во всех церквах, и в тех, в которых было, далеко не пред всеми иконами, возжигалось у нас пред ними в тех самых лампадах и лампадках, в которых и в настоящее время. Название лампада у Греков было собственно названием висячего подсвечника, люстры для света; для сосудов с деревянным маслом у них было особое название κανδήλη, из латинского candela, которое от глагола candeo. Это последнее название не вошло у нас в употребление, по всей вероятности, от того, что было другое, почти однозвучное название, именно название сосуда для каждения—кадило 1). У Греков кандила, висевшие пред иконами, или наши лампады, не всегда имели по одному светильнику, но и по нескольку,—до семи, ἐπτάλυχνα 2).

Освещение церквей в праздники, как мы сказали, у Греков производилось исключительно посредством масла, а у нас, наоборот, исключительно посредством свечей. В отношении к этому освещению мы далеко отстали от Греков. По-гречески оно называлось φωταγωγία, что значит иллюминация, и действительно устроилось так, что вся церковь была освещаема возможным множеством огней. Освещение производилось посредством двух родов поликандил и посредством отдельно повешенных кандил. Наши лампады и лампадки с деревянным маслом, как мы сейчас сказали, назывались у Греков кандилами; поликандило—πολυκάνδηλον, откуда наше паникадило, значит собрание или соединение многих таких кандил или лампад, их множество. Соединение многих кандил устроилось или посредством подвешивания их к кругам или посредством навешивания их на протянутые цепи и верви. Делались металлические или деревянные больших или меньших размеров круги или ободы, вешались в церкви и под ними частим рядом подвешивались кандила или лампады с маслом. Этого рода поликандила в собствен-

1) Наше кадило не имеет ничего общего с греческим κανδήλη и однозвучие просто случайное. Кадило чисто славянское слови от кадить=чадить и есть перевод греческого θυμιατὸν (θυμιατήριον).

2) Симеон Солунский De sacro templo с. 140, у Миня р. 349.—Деревянное масло употреблялось у Греков для освещения церквей разбавленное водой, см. Дюканж.Gloss. Graecit. под сл. Κρατήρ.—Нестор в житии преп. Феодосия, по изд. Бодянск. л. 21 об., строка 17, дает знать, что у нас деревянное масло заменяли иногда льняным.—Даже в XVI веке бывало у нас, что вместо восковых свечей употребляли в церквах сальные,—Опис. Синод. ркпп. № 403, стр. 396 нач..

281

ном и теснейшем смысле назывались поликандилами. Их вешалось по нескольку; главное и большее между ними еще частнее называлось κύκλος — круг 1); боковые и меньшие Симеон Солунский называет τροχοί — колеса. Другой род поликандил, не называвшийся так, состоял в том, что протягивались через церковь металлические цепи или неметаллические верви, и под ними, так же, как под кругами, подвешивались частыми рядами кандила или лампады 2). Отдельные кандила, как само собою понятно, вешались на отдельных, длинных цепях, шнурах или вервях, укрепленных в свод церкви и, как нужно полагать, в тех местах, где почему либо было не удобно протяжение цепей 3). Так как протянутые цепи со множеством висящих под ними кандил в будние дни, когда церкви не освещались, делали бы не особенно красивый вид, то цепи не постоянно висели, а только развешивались в большие праздники (с исключением из их числа, по всей вероятности, воскресенья, для которого пришлось бы развешивать цепи слишком часто и в которое, вероятно, довольствовались поликандилами в собственном смысле и отдельно повешенными кандилами).

Мы—Русские для освещения церквей свечами вместо масла заимствовали от Греков поликандильные круга (с превращением названия поликандило в паникадило), приспособив их таким образом, что по верхам их поделали трубки для вставления свеч (а нынешние наши паникадила, в виде люстр, давние или недавние у нас, происхождения западного) 2). Очень может быть, что в древ-

1) Симеон Солунский De sacro templo с. 140. у Миня р. 349, см. также у Дюк. вGloss. Graecit. под сл. κανδῆλα (πολυκάνδηλον) выписку из продолжателя Феофанова. На Афоне эти киклосы в позднейшее время стали называться, как и теперь называются, хоросами, см. о них у Барского, изд. 1800 г. стр. 521.

2) О цепях церковных, служивших для нашей цели, многократные упоминания у Константина Порфирогенита в De ceremonn. Что вместо цепей иногда были и верви, см. Кодина De S. Sophia, у Миня t. 157. р. 633.

3) О множестве отдельных кандил в св. Софии см. Дюканжа Constantinop. Christ. Lib. III, с. XLVIII р. 29, также нашего Антония Новгородского по изд. Савваитова стр. 72fin. (У Турок в Константинополе, по примеру, заимствованному от Греков, большие мечети увешены множеством этих отдельных кандил или лампад).

4) В настоящее время у нас, как кажется, уже весьма редко можно встретить паникадило в древней форме круга или обода, с поставленными по верху последнего трубками для свеч; однако по монастырям кой-где еще можно

282

тиейшее время вместо греческих цепей с подвешенными под ними лампадами были употребляемы у нас длинные жерди или гряды с рядами на них тех же трубок для свеч или с рядами в них мест (проверченных) для последних; но указаний на подобные жерди пока мы не встречали 1). Впрочем, должны мы оговориться, что знаем по крайней мере две исключительные церкви, в которых с кандилами и поликандилами было более или менее по подобию греческому: это именно две церкви Андрея Боголюбского—Боголюбовская Рождество-Богородицкая и Владимирский Успенский собор: по свидетельству Ипатской летописи в обеих церквах повешено было множество золотых и серебряных кандил и поликандил,—2 изд. стр. 395.

Каждение пред иконами и на молящихся имеет смысл воскурения благовония пред одними и пред другими, для воздаяния чествования одним и в знак дружеского приветствия от лица церкви другим (см. ниже). Так как обыкновенно употребляемый у нас ладан вовсе не принадлежит к числу благовонных веществ лучших, то со всею вероятностью следует думать, что у Греков быль употребляем главным образом не он, а курительные вещества, более доброкачественные 2). В настоящее время для каждения в церкви у нас употребляется исключительно кадило или маленький известной формы сосуд на цепях. Но в часовнях и на домах употребляется еще так называемая кацея,—тот же маленький сосуд, только не на цепях, а с ручкой. Эта последняя не есть выдумка русская, а происхождения также греческого,—κάτζι, из латинского caza, cazia 3). Так как воскурение фимиама посредством простого ношения сосуда с ним, несомненно, должно быть считаемо древнейшим

найти его (в нашей Троицкой Лавре, в Троицком соборе, есть такое паникадило, только несколько переделанное на люстру).

1) Протоиер. Лебединцев в Описании Киево-Софийского собора 1882 г. говорит, что в алтарных стенах собора северной и южной и теперь еще· виднеются кольца, к которым прикреплялась краями проволока или день для подвешивания лампад, стр. 13.

2) Иные у нас думают, что каждение в церквах должно быть совершаемо именно нашим ладаном и ни чем-нибудь другим; но про ладан ничего не писано в канонах церковных, а обычай церковный, требуя благовонного курения или каждения, предоставил решать вопрос о благовонии людским носам.

3) ДюканжаGloss. Latinit. под слл. caza, cazia (Кацеи в Ипатск. летоп. «кацьи»,—2 изд. стр. 237).

283

нынешнего каждения (махания), то со всею вероятностью и кацея должна быть считаема древнейшею кадила. Впрочем, на памятниках иконографии X—XI века мы видим уже в церковном употреблении кадило и не видим кацеи. Форма кадил в сейчас помянутое время была та же самая, что и ныне, только они не имели верхней крышки 1) (из чего следует заключать, что махание при каждении производилось не так сильно, как это делается у нас в настоящее время, ибо иначе выскакивали бы уголья). Кадящие священники и диаконы носили с собой, в левой руке, всегда или иногда и сосуд с фимиамом, которым кадили 2).

В древнее время у нас, по подобию Греков, был обычай подвешивать под иконы, находившиеся в киотах на стенах и на столбах (под «иконыдольния», как называет их Устав патр. Алексея) пелены и предполы (по-гречески ποδέα, ποδία, ποδιά, что происходит от ποῦς—нога и значит поножник, запон, фартук), именно—пелена, равная своею шириной с шириной иконы, подвешивалась под низ последней и простиралась до полу, закрывая и драпируя находившуюся под нею стену 3). Прямое упоминание об этих пеленах у нас мы находим только под конец периода, но нет сомнения, что они явились одновременно с самыми иконами 4). И до на-

1) См. Менологий импер. Василия, ч. 1, стрр. 63. 146, 160, 192, 210; ч. 2 стрр. 4, 187. 140, 142, 180.

2) См. тот же Менологий, ч. 1, стр. 160, и ч. 2, стрр. 93 и 137: на Киево-софийской мозаике один из двух диаконов с сосудом, у Фундукл. стр. 38, а в Новгородской Спасо-Нередицкой церкви многие изображенные в алтаре диаконы все с сосудами (как Киевские, так и Новгородские, держат сосуды в руке на платках, на салфетках). В позднейшее время эти сосуды были делаемы, как на Афоне и до настоящего времени делаются, в виде церквей. Но эти церкви-ладоницы вовсе не должно смешивать с Иерусалимами, о которых мы говорили выше и с которыми они не имеют ничего общего (В настоящее время на Афоне в большие праздники дьяконы носят наши ладоницы при каждении на левом плече).

3) В настоящее время у нас низы стен и столбов под иконами киотными вместо пелен закрываются тумбами (стенками или щитами), которые подставляются под киоты.

4) Об епископе Ростовском Кирилле Лаврентьевская летопись под 1231 г. говорит: «украси церковь святые Богородица иконами многоценными, ихже несть мощи и сказати, и с предполы рекше с пелены». В многочисленной всякого рода утвари, которою снабдил Андрей Боголюбский свой Владимирский собор, не называются прямо наши пелены, но под портами, шитыми золотом и жемчугом,

284

стоящего времени есть у нас обычай вешать на иконы убрусы ила полотенца (в деревнях в собственном смысле полотенца из полотна и холста, в городах из шелковых и парчевых материй). Заключая от примера Греков, с вероятностью можно думать, что в древнее время употребление этих убрусов было у нас значительнее, нежели теперь. В настоящее время у Греков находящиеся на боковых стенах иконы, а иногда и местные, драпируются разными материями, и преимущественно белыми кружевными, совершенно так, как у нас драпируются у богатых людей окна. У Греков этот обычай несомненно относится к древнему времени, ибо эту именно драпировку икон должно разуметь под τὰ θεῖα πέπλα, о которых говорят писатели 1). С вероятностью следует думать, что подобное было и у нас.

(Ипатская летопись, говоря под 1183 г. о пожаре Владимирского собора Боголюбского,—2 изд. стр. 426,—сообщает нам любопытное известие о старых наших обычаях, когда между прочим пишет, что сгорели порты, шитые золотом и жемчугом, «яже вешали на праздник (т. е. Успения Богородицы) в две верви от Золотых ворот до Богородице и от Богородице до владыцних сений во две же верви чюдных». Дело должно быть понимаемо и представляемо таким образом, что по обеим сторонам дороги вешалось по верви или по веревке и что она—дорога, с обеих сторон драпировалась повешенными на вервях портами, коврами. Почему убиралась так дорога от владычного крыльца до собора, понятно: потому, что владыка в храмовой праздник, собора входил в него торжественною процессией. Но не совсем понятно, почему убиралась так дорога от Золотых ворог города до собора. Вероятно, что к Золотым воротам и к находившейся на них церкви был совершаем из собора в Успеньев день крестный ход 2). Так как от собора до Золотых ворот, которые не сохранились до настоящего

паволоками и уксами (о слове выше стр. 216 пр. 2) церковными, о которых говорят летописи, со всею вероятностью должны быть разумеемы между прочим и они (Лаврент. лет. под 1185 г., 2 изд. стр. 372, Ипатск. лет. под 1175 и 1188 гг., 2 изд. стрр. 396 и 426). У Греков обычай подвешивать под наши иконы пелены (ποδιά, ποδιαίς,—указанным именно образом) остается до настоящего времени.

1) Симеон Солунский De sacro templo с. 141, у Миня р. 349, также у Дюк. в Gloss. Graec. appendix prima под сл. ποδέα.

2) Не совершается ли он и теперь?

285

времени, но место которых точно известно, будет добрых пол версты, если не более, то понятно, какое множество нужно было порт, чтобы увешать ими две верви, и с каким совершенно исключительным богатством был украшен богослужебными принадлежностями собор, если эти порты были шиты золотом и жемчугом).

Бак представлять себе наши церкви домонгольского периода относительно снабженности богослужебными принадлежностями в сравнении с настоящим временем? Именно—мы хотим сказать: предполагая само собой предполагаемое, что церкви были снабжены тогда, принадлежностями, так же как и теперь, в разнообразной степени,— одни со всем возможным для своего времени великолепием, другие более чем прилично, иные в достаточной мере прилично и наконец иные бедно и скудно, как представлять себе процентное отношение этих категорий в сравнении с нынешним и как представлять себе тогдашнее великолепие и тогдашнюю скудость?

Необходимо полагать, что процентное отношение категорий было значительно иное, чем в настоящее время,—что три первые категории были значительно менее и что четвертая категория была несравненно более, чем теперь. В настоящее время стремление снабжать церкви возможно приличными богослужебными принадлежностями, стремление к доступному в них—принадлежностях великолепию составляешь у нас стремление более или менее всеобщее, одинаково господствующее как в городах, так и в селах, как между людьми, для которых великолепие составляет принадлежность их собственной жизни, так и между людьми, которые в собственном быту не имеют никакого понятия о великолепии. Думать однако, чтобы эта заботливость о великолепии домов Божиих, какое им приличествует, была у нас всеобщею с древнего времени, возникши сама собой, было бы совсем ошибочно. Напротив, она происхождения весьма недавнего и создана искусственным образом—с одной стороны настояниями и требованиями духовного правительства, чтобы принадлежности в церквах были приличные, с другой стороны—пропагандою об этом приличии нынешнего нового духовенства (которое в своей просвещенности достигло уже по крайней мере той степени, чтобы иметь заботы о внешнем приличии). В древнее же и долгое старое время, когда народ был предоставлен самому себе и своей доброй воле и когда духовенство не возвышалось над народом и нисколько не было требовательнее его, заботливость об этом приличии в массе Русских людей была далеко не ревностная: та же незатейливая простота принадлежностей, которая господствовала в домашнем быту,

285

перенесена была и вцерковь, и помышления о чем-нибудь более взысканном, о чем-нибудь таком, что бы решительно возвышало дома Божии над жилищами человеческими, были в массе народной весьма слабы. При других условиях нашего быта, дело начавшееся с простоты постепенно восходило бы к большей и большей изысканности. Если бы у нас утвердилось просвещение, то вслед за ним мы заимствовали бы от Греков ремесла и художества, что одно с другим нераздельно (и что случилось у нас, когда при Петре мы вправду заимствовали просвещение от западной Европы). А если бы мы вместе со всем ремесленно-художественным (и фабрично-заводским) сами стали производить и церковные всякого не «домашнего «сорта богослужебные принадлежности (в виде таковых готовых,—сосуды и игр., в виде материала—материи для одежд): тогда они как свои, всюду приобретаемые и доступные по цене, необходимо и непременно усвоились бы массою народа с большею или меньшею постепенностью. Но ремесл и художеств мы вовсе не усвоили от Греков и все церковные принадлежности не «домашнего» и выше чем домашнего производства мы должны были получать или от них или вообще от других (металлические вещи — кроме Греков с европейского Запада, материи для одежд кроме Греков с азиатского Востока). С Греками и со всеми другими, кто мог снабжать нас богослужебными принадлежностями, мы находились в деятельных торговых сношениях; само собою разумеется, что они и все другие, кто снабжал нас этими принадлежностями, имели полную готовность снабжать нас ими в той мере, в какой мы спрашивали. Но, во-первых, едва ли можно думать, чтобы наша внутренняя торговля иностранными товарами, а в числе их и богослужебными принадлежностями, находилась на такой степени развития, чтобы товары всюду проникали, быв везде легко приобретаемы и вместе постепенным образом создавая спрос; во-вторых, если бы это до некоторой степени и было, то при тогдашних условиях торговли и при тогдашнем состоянии дорог товары на всяком значительном удалении от немногих центральных пунктов их склада, которые вели собственно заграничную торговлю, должны бы приобретать слишком высокую ценность, и наконец в-третьих—уже одно то, что богослужебные принадлежности иностранного производства были предметами производства не своего, а заграничного и заморского, должно было создать взгляд на них народа, как на роскошь, назначенную не для него и для украшения не его храмов, и следовательно—как на такую роскошь, заботы о которой далеко не могли казаться ему его непременной обязанностью.

287

О настоящем греческом великолепии богослужебных принадлежностей церквей в большей или меньшей мере заботились князья и епископы, ибо те и другие, конечно, признавали для себя обязательным пример греческий и стремились к более и менее совершенному его воспроизведению; под князьями однако должно разуметь не все их множество, а только тех, которые занимали престолы более или менее видные, именно обязывавшие ко всякой представительности, в том числе и церковной. Церкви кафедрально-епископские, которые были церквами епископскими и вместе княжескими, и церкви придворные княжеские и должно представлять себе как класс церквей, снабженных богослужебными принадлежностями более или менее великолепно. Отправляясь от соединенной группы этих церквей книзу, вероятно полагать, что лучшие приходские церкви стольных княжеских городов, представляя из себя второй класс, были снабжены богослужебными принадлежностями более или менее прилично, что церкви городские не бедные и церкви окологородно-сельские таковые же, представляя из себя третий класс, были снабжены ими, если не с достаточным, то с некоторым приличием. За сим все остальное множество церквей как городских, так и сельских, должно представлять себе как огромный класс церквей, снабженных богослужебными принадлежностями бедно, хотя с некоторыми, конечно, градациями в этой бедности.

Как представлять себе бедность богослужебных церковных принадлежностей домонгольского периода (равно как и весьма долгого последующего времени), это мы давали знать выше. В настоящее время, вероятно, уже совсем нет у нас церквей, которые бы снабжены были сими принадлежностями при помощи домашних средств; и великолепные и бедные нынешние принадлежности одинаково покупного и нарочито-искусственного (нарочито-индустриального) производства и только отличаются одни от других своею ценностью. Но древние (и старые) бедные церковно-богослужебные принадлежности должны быть понимаемы именно так, что они были или исключительно домашнего производства или что домашнее господствовало в них над покупным, соответственным ему по ценности и по достоинству. Все домашнего производства есть отсутствие чего-нибудь покупного, следовательно: богослужебные сосуды, служебные кружки, тарелки и мисы— деревянные, домашнего посудного производства; подсвечники и паникадила—также деревянные, домашнего токарного или плотничного производства, с железными трубками к ним для свеч домашней кузнечной работы; кадила—железные той же домашней кузнечной работы

288

или же, как весьма возможно предполагать, глиняные в виде малых горшечков, с дырками для цепей, домашнего горшечного производства; воздухи и покровы, одежды на престол и жертвенник, ризы и стихари, навесы или сени над престолами, завесы к царским дверям, пелены и пр. из крашенины и набойки домашнего холста. Вподобном виде совершенной беспримесности чего-нибудь покупного должен быть представляем наш разряд или класс богослужебных принадлежностей на самой первой своей степени, начиная снизу. Дальнейшие его степени к верху—большая или меньшая примесь к домашнему покупного, но с преобладанием первого над последним, и покупного, сответственного относительно своего достоинства домашнему.

Мы не имеем свидетельств из самого периода домонгольского, что в продолжение его решительное большинство наших церквей было снабжено богослужебными принадлежностями бедно и что эта бедность должна быть представляема так, как мы сейчас указали. Но о том и о другом с полною достоверностью необходимо заключать от позднейшего времени, которое может быть не привнесло большего улучшения против периода домонгольского, но которое во всяком случае не было временем ухудшения против него и когда дело с богослужебными принадлежностями большинства церквей находилось именно в таком виде, как мы его изобразили 1).

Представить себе церковь, снабженную богослужебными принадлежностями домашнего приготовления,—деревянными сосудами, крашенинными ризами и пр., конечно, очень странно. Но еще страннее был бы сам читатель, если бы он, поставляя в зависимость действие благодати Божией в таишстве евхаристии от материала богослужебных сосудов и силу общественно-церковных молитв от материи риз, в которых служит священник, уничижил и умалил подобное богослужение с бедными принадлежностями как менее истинное и действительное, чем богослужение с принадлежностями великолепными. Великолепие богослужебных принадлежностей, быв богопредано древним Израильтянам вместе с ограничением мест обще-

1) В половине XVII века священник рядился к одному приходу и при этом обязывался: «рози и стихарь и патрахиль держати свои».—Чтений Общ. Ист. и Древн. 1879 г. кн. 1, Акты XVII в. о Шеговарском приходе, стр. 9 sub fin.. В том же XVII веке ни в церкви ни у священника не было риз, и когда нужно было служить, священник брал ризы в соседнем приходе, — Описание рукописей Троицкой Лавры, № 227 л. 176.

289

ственной молитвы единственным храмом для всего народа, не было богопредано нам христианам, которым дана свобода молиться Богу на всяком месте и следовательно при частных соединениях людей в церкви богатые и бедные. Так, общественное богослужение древних и старых предков наших, имевшее принадлежности бедные, конечно, не было менее истинным и действительным, чем наше богослужение с принадлежностями более или менее приличными. Есть однако другая сторона в деле, по которой древние и старые предки наши являются не совсем в выгодном свете и далеко не заслуживающими особых похвал: Бог одинаково внимает молитвам людей и подает им Свою благодать в храмах как бедных до последнего убожества, так и великолепных до крайнего преизлишка; но собственное чувство людей должно заставлять их заботиться и» возможно приличной внешности храмов и их принадлежностей, ибо если посредством этих забот выражается уважение к людям, то тем более должно обязывать к ним благоговение пред Богом. Надлежащий достаток этих-то забот вовсе и не может быть усвоен нашим предкам, которые, прилагая к Богу бесцеремонную грубость своих земных отношений, слишком много хотели надеяться на то, что Он не прогневается. Когда идет речь о пасомых, то всегда рождается вопрос: насколько причастны вине пастыри? Наши высшие пастыри или архиереи были в данном случае причастны вине в полной мере. Не знаем, были ли с их стороны какие-нибудь старания к возбуждению заботливости о церковной внешности на словах, но они поощряли эту незаботливость на деле и своим примером: архиереи, как мы сказали выше, снабжали церкви антиминсами грубо-холщевыми; в виду такой внешности первой святыни церквей люди с полным правом могли извинять себя относительно всего прочего.

Бедность богослужебных принадлежностей церквей в древнее (а старое) время была у нас совсем другая, чем ныне, представлявшая собою нечто гораздо низшее нынешней и как бы совсем особый от нее род; но древнее наше великолепие было тоже самое, что нынешнее, нисколько не уступало последнему, если только не значительно его превосходило. Великолепие слагается из двух элементов—из ценности материала и достоинства и совершенства работы. Драгоценных материалов для производства великолепных принадлежностей не только не прибавилось в настоящее время, но и убавилось. Эти материалы в настоящее время суть — по отношению к. металлическом произведениям: золото, серебро и драгоценные камки; по отношению к материям: шерсть и толк с золотом и серебром.

290

(затканными в первых в виде нитей); тоже самое было и в древнее время и кроме того прибавлялось: в первом случае драгоценная финифть, которой в настоящее время вовсе не умеют делать 1), и такой крупный жемчуг, который в настоящее время составляет только весьма большую редкость, а во втором случае такое обилие жемчуга, которое уже давно стало только простым преданием. О достоинстве и совершенстве древней заграничной работы в сравнении с нынешнею нашею домашнею мы не можем говорить положительным образом, потому что не сохранилось ее образцов до настоящего времени, так чтобы возможно было произвести наглядное сравнение между одною и другою. Но рассуждая априорически, едва ли можно сомневаться в том, что древнему времени должно быть отдано предпочтение перед нынешним нашим, и даже предпочтение более или менее решительное. Во-первых, металлическое производство: со стороны художественной наш период домонгольский был временем упадка этого производства у Греков; но это был упадок знаменитого искусства классического, наше же современное искусство есть только еще некоторый начаток чего-то, в котором художник еще только чуть-чуть начинает выглядывать из-за простого мастера. Во-вторых, что касается до производства материй, то Греция и азиатский Восток, с которого со всего мы получали их вместе с Грецией, так славились совершенством их производства, что думать, будто мы сравнялись с ними в отношении к сему совершенству, вероятно было бы несколько самоуверенно, а думать, что мы превзошли их— было бы совершенною отвагою 2).

(Положительных и прямых известий о церквах, снабженных богослужебными принадлежностями великолепно, мы находим в летописях весьма немного, — о Владимирском Успенском соборе Боголюбского и еще об одной. Боголюбский, создавший свой собор с исключительным, Соломово-Юстиниановым, великолепием, соответ-

1) Русское финифть—из греческого χυμευτὸν (χομεόω—сплавляю, составляю: χειμευτὴ εἰκὼν τῆς Θεοτόκου,—Конст. Порфир. De ceremm. lib. 1 c. 31 нач., y Миня 1.112 p. 409; химипть, химипет—в записи на Мстисл. евангелии, у Срезн. Памм. р. п. и я. 27 col. 1 fin.=фишифть). В настоящее время у Греков финифть или эмаль—ἔγκαυστον, σμάλτος.

2) Чтобы иметь понятие, какие наивеликолепнейшие архиерейские богослужебные одежды могли быть изготовляемы в Греции напр. в ХV веке, пусть читатель пойдет в Московскую синодальную ризницу и посмотрит в ней истинно дивный саккос митр. Фотия.

291

ственно с зданием снабдил его и богослужебными принадлежностями. Повесть об убиении князя говорит о снабжении им церкви принадлежностями: «всякими узорочьи удиви ю и многими пониканделы золотыми и серебряными просвети церковь, и рипидьи и всего строенья церковного, златом и каменьем драгим и жемчюгом великим, велми много, а 3-е (трие) ерусалими велми велиции, иже от злата чиста, от каменья многоденьна устрой»1)... Лаврентьевская летопись, говоря о пожаре церкви 1185 г., который истребил все ее великолепие, пишет: «что бяше в ней узорочий,—поникадила сребреная и ссуд златых и сребреных и порт золотом шитых и женчюгом и чюдных икон золотом кованых и каменьем драгам и женчюгом великим, ниже несть числа, а в тереме (кладовой) паволоки, укси церковные, иже вешаху на праздник, и до ссуд, имже несть числа, все огнь взя безутеча (без остатка)» 2). Другая церковь, о великолепном снабжении которой принадлежностями говорят летописи, есть Владимиро-Волынский собор, построенный князем Мстиславом Изяславичем; в Никоновской летописи под 1160 г. (ч. II, стр. 189) читаем: «того же лета князь Мстислав Изяславич подписа святую церковь в Володимери Волынском и украси ю дивно святыми и драгими иконами и книгами и вещми и многими чюдными исвященными сосуды златыми с бисером и с камением драгим») 3).

1) В Ипатск. лет. под 1175 г., 2 изд. стр. 395 fin. sqq.

2) 2 изд., стр. 872.

3) Ипатская летопись говорит, что Татары при разграблении Переяславля Киевского) взяли «сосуды церковные бесчисленна златые и драгаго каменья»,— 2 изд. стр. 520. См. еще в нижеследующем списке каменных церквей о Смоленских церквах Иоанна Богослова и архангела Михаила, №№ 3 и 4.

Страница сгенерирована за 0.21 секунд !

ССЫЛКИ

Московская епархия

Община "Светоч" с.Сидоровское

Прежний вариант сайта

Спасский храм с.Усово

Храм вмч. Пантелеимона

Храм прор. Илии

Храм свт. Николая д. Дарьино

Правообладателям

Контактный e-mail: odinblag@gmail.com