Бальтазар фон, Ганс Урс «Хвалите господа, великие рыбы и все бездны, огонь и град, снег и туман»

«ХВАЛИТЕ ГОСПОДА, ВЕЛИКИЕ РЫБЫ И ВСЕ БЕЗДНЫ,
ОГОНЬ И ГРАД, СНЕГ И ТУМАН»

Община Ягве вовлекает весь космос, в том числе и его опасные и разрушительные стихии, в приведенное вселенское славословие (Пс. 148, 7 и сл.). Действительно, морские чудовища в мифах выступают как воплощение сил, угрожающих Божеству, победа над которыми сперва одерживается в сражении, состоявшемся в праисторические времена. В псалме же они выступают в качестве составной части Божественного творения, которое целокупно не может не восхвалять Господа. Бог в свое время показал праведному Иову даже чудовищ созданного Им космоса и этим показал Свое превосходство над слабостью человеческой: «Можешь ли ты удою вытащить левиафана, вденешь ли кольцо в ноздри его? Станешь ли ты забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих?» (Иов 40, 20 и слл.). Бог же сотворил это чудовище, чтобы играть с ним (Пс. 104, 26).

Кроткие создания, как и свирепые, — все одинаково похваляют Бога: «Львы рыкают о добыче и просят у Бога пищу себе» (Пс. 104, 21). Ведь Бог, обозревший Свое творение, оценил как «хорош весьма» даже и тот мир, в котором существа пожирают друг друга (Быт. 1, 31). Протологический, а для пророков и эсхатологический, образ живой природы, где питаются одной лишь растительной пищей (Быт. 1, 29 и сл.) и в конечном итоге воцаряется мир между всеми животными (Ис. 11, 6 и слл.), отсылает к идеалу, к спасительному состоянию, трансцендентному для этого мира: *’Ибо земля будет наполнена «ведением Господа, как воды наполняют море» (Ис. 11, 9).

Все мирские стихии, — «огонь и град, снег и туман» (Пс. 148, 7 и сл.), —даже если они разрушительны для человека, получают область своего действия. Все они — «дождь и роса, все ветры, огонь и жар, лед и холод, росы и инеи, свет и тьма, молнии и облака» (Дан 3, 64 — 73) — призваны похвалять Бога. Ни одна из стихий, сколь бы ни была она страшна для человека, не исключена из круга хвалителей Бога и тем самым из Его воли как Бога-Творца. Самое первое библейское изложение истории творения дает возможность ощутить нечто вроде эволюционной постепенности в создании мира, и соответственно для этого процесса даже следует

/165/

ожидать, что виды борются за выживание и что слабые погибают в этой борьбе. Все так, и все же по отношению к этому процессу не употребляется понятие греха. В одном из космических псалмов мог бы стоять и такой стих: «Жизнь и смерть хвалят Господа».

Когда ап. Павел рассуждает о некоем неопределенном, но напряженном ожидании тварной природы (apokaradokia, Рим. 8, 19), то он в первую очередь имеет в виду, что она, земная тварь, не сознавая того, стремится к человеку. Затем он упоминает о подверженности твари суетности, и при этом солидарно с падшим в грехе человечеством, так что и она вместе с человеком «стенает и мучится», стремясь вместе с ним, подпавшим под «рабство тлению», достигнуть своей конечной цели — «свободы детей Божиих» (Рим. 8, 20 — 22). Тем самым неопределенное ожидание космоса вовлекается в великую надежду человечества — выйти за пределы себя самого, добиться «сыновства» Божия и таким образом принять участие в «начатке Духа» (Рис 8, 23). Вовлечение это еще не свершается как полное обладание, но подчинено грандиозной динамике, в которой космос своим со-воздыханием ставит себя под водительство Божественного Духа. Возвышение от естественного стремления вверх до стенающей обнадеженности человечества, до устремления духа к обетованной «славе» детей Божиих — это неделимое движение, которое находит свое единство в двойной солидарности, а именно: «природа/небо», «человек/Божественный Дух».

Вот почему уже ветхозаветный человек правильно включил в свое хваление Бога всю природу, понимаемую вполне реалистически. Новозаветный же человек не только заключает космос в себя, но и, побуждаемый Божественным Духом и исходящей от Него надеждой, стремится превзойти свою природу и с собой ввести всю вселенную во славу Божию.